Борис Федорович Лапин

Опрокинутый мир

РАССКАЗ

Бурьянов еще раз пробежал всю длинную трассу снрих расчетов - двенадцать страниц, мелко исписанных цифрами и формулами. Это было похоже на полосу препятствий, когда впервые выходишь на старт и каждый барьер, каждая канава таят неожиданности и каверзы. Но ошибки не обнаружилось. Этап за этапом неумолимо вел к финишу, ог которого у любого здравомыслящего волосы встали бы дыбом. "К счастью, - подумал Бурьянов, - пока освоишься в этих дебрях, волос уже не останется. Или почти не останется. Иначе физиков и математиков двадцатого века узнавали бы по вздыбленной шевелюре. А ведь у Дау волосы и в самом деле торчком торчали. И у Эйнштейна тоже".

Итог вычислений никак не устраивал Бурьянова. От такого итога рукой подать до чертовщины, до ведьм и вурдалаков. Хоть на голову становись, лишь бы что-то понять. Вот и апеллируй после этого к точнейшей из наук!

Впрочем... Впрочем, история знает десятки случаев, когда "сумасшедшая" математическая идея оборачивалась непреложной истиной. Взять хотя бы старика Эвклида. Два тысячелетия никто не мог обосновать его пятый постулат о параллельных линиях и сотни тщетных попыток доказательства скапливались в архивах математических курьезов, пока молодой, еще никому не ведомый профессор из Казани не пришел к дерзкой мысли: сконструировать некую но-, вую геометрию на допущении, что пятый постулат Эвклида неверен, и самой абсурдностью этой геометрии "от протидного" доказать истинность постулата. Вот тут-то он и убедился, что доказать Эвклидов постулат невозможно. Вероятно, в первую минуту Лобачевский был ошарашен не меньше, чем сейчас он, Бурьянов... Или вспомнить, как изумился Поль Дирак, получив при извлечении квадратного корня элементарную частицу со знаком минус. Это казалось чистым безумием пока через несколько лет не открыли антиэлектрон- позитрон. А теперь это азы. Математика безжалостно логична. Она не просто язык науки, очевидно, она отражает объективную реальность мира, если столько физических открытий родилось на кончике пера математика.

Что ж, тем хуже. Значит, если он нигде не ошибся, приходится допустить, что... Черт знает что приходится допустить...

Выбираясь из неизбежного, беспощадного, безжалостного мира формул, из этих пугающих своей несуразностью дебрей, он вылез из-за стола и прильнул к стеклу вспотевшим лбом...

Там, за стеклом, было темно, как бывает темно в городе безлунной ночью. Потом рядом медленно проплыла, испуская крохотные искры, какая-то совсем земная рыбешка.

Когда она скрылась из виду и растаял за нею голубоватый след в воде, Бурьянов заметил, что даль океана в иллюминаторе слабо светится. Вероятно, наверху начинался рассвет. Или просто фосфоресцировал океан. Или собралась стая светящихся рыбок. Впрочем, что ему за дело до какого-то свечения - пора было возвращаться на Остров.

- Ваше благородие, не спите? - раздался в динамике голос Зинура.

- Какого дьявола? - проворчал Бурьянов.

- Простите, что побеспокоил вас, мэтр. Будьте так любезны, приблизьте к иллюминатору вашу глубокомысленную физиономию, и вы увидите зрелище, достойное ваших премудрых глаз.

- Вижу. Ну и что?

- Боже, какой снобизм! - возмутился у себя в рулевой рубке Зинур.Светило науки, первый на Планете доктор - И такое пренебрежение прекрасным зрелищем, имя которому - тайна...

- Отстань.

- Нет, я серьезно. Чует сердце, там что-то забавное. Свернем на минутку?

- Следуй своим курсом и не виляй, как начинающий велосипедист. Мы не на прогулке.

- Слушаюсь, капитан! - бодро крикнул Зинур, и в то же мгновение Бурьянов почувствовал, что "Сирена" меняет курс.

- Зинур! Ты ведешь себя, как всадник в коннице Чингисхана.

- А вы, мэтр, ведете себя, как счетная машина. Как будильник, заведенный на без пятнадцати семь. Как робот, лишенный...

- Мальчики, умоляю вас,- сказала Светлана, океанолот.- Бурьянчик, это правда что-то забавное. Я бы не прочь выскочить на минутку, а?

Голос у нее был какой-то вялый, все-таки жарко в наблюдательном отсеке, а в каюту ее не загонишь. Вот и сейчac лежит, наверное, как на пляже, сбросив вопреки инструкции комбинезон. Просто удивительно, что два тщедушных прожектора так нагревают камеру для наблюдателя. От одного только голоса Светланы его разморило.

- Валяйте, валяйте, ребята,- сказал он лениво.- Делайте что хотите. Можете распилить "Сирену" циркульной пилой. Можете выбить кирпичом иллюминаторы...

- Где же здесь найдешь кирпич? - резонно заметил Зинур.- Уж не эти ли рыбешки наладили на Планете производство строительных материа...

Он осекся. Бурьянов безотчетно глянул в иллюминатор - и вздрогнул. Сквозь зеленоватую, чуть подсвеченную толщу воды на них медленно наплывала... пирамида. Самая настоящая, сложенная из гигантских камней.

- Мальчики, видите? - первой подала голос Светлана.- Или это галлюцинация?

- Мы все сходим с ума,- отозвался Бурьянов, не отрывая глаз от этого кошмарного видения: он еще никак на мог поверить, что пирамида - явь.

- Клянусь аллахом, мы что-то открыли!-крикнул Зинур.

- А кто недавно клялся аллахом, что Планета необитаема?

- Ну, допустим, и ты не очень-то...

- Светочка,- сказал Бурьянов,- включи кинокамеру, уж покажем мы сегодня на Острове картину!

- Включила.

- Братцы, ура! Вот это повезло! А ведь могли пройти мимо и не заметить. Бурьян, пляши, старый черт! И учти, с тебя шоколадный торт, - неистовствовал в рубке Зинур. - Даю полный.

- Смотри, не сшиби пирамиду.

- Будь спок. Я хоть и потомок Чингисхана, однако же вовсе не разрушитель цивилизаций.

Зинур был в общем парень ничего, надо отдать ему должное, но Бурьянов все-таки чуточку недолюбливал его: уж слишком избалован. Да еще, может быть, из-за Светланы, хотя в этом Бурьянов не рискнул бы признаться даже самому себе. Прежде он как-то и не замечал Зинура, знал, что есть такой инженер, насмешник и задира, только и всего.

Но за несколько вылазок на "Сирене", маленькой подводной лодке для исследования Океана, они сдружились. Дружба их проявилась весьма своеобразно: Зинур постоянно подтрунивал над Бурьяновым, а Бурьянов этого не переносил, бесился, раздражался, но терпел, как, наверное, и все остальные терпели штучки Зинура.