— Видеть тебя не хочу! — и вновь взрывом; ядом, презрением окатывая с ног до головы. — С*ка ты убогая! Единственное, что в жизни полезного сделала — ребенка родила! Из всех достижений — ноги раздвинула, удачно тр*хнулась и родила… такого же е**нутого кощеренка, недоноска, как и сама! Скучная, тупая, нелюдимая, необразованная шлюха! Это я тебя ненавижу! Я! Так что пошла на *** отсюда! Чтоб глаза мои больше тебя не видели!

Разворот — и пошагал прочь. В коридор.

С лязгом захлопнулась дверь кабинета.

Не знаю, что делать. Как поступить.

Шок. Растерянность. Действия на автомате.

И главное, некуда и пойти-то… Даже просто, чтоб передохнуть друг от друга. И надо ли? А если всё только усугублю?

Нельзя.

Терпеть. Надо всё перетерпеть — и уляжется. Всё станет, как прежде.

Федю вечером надо будет чем-то кормить. Да и убрать всё это надо.

За ведро с тряпкой — и опять мыть пол.

На скорую руку сварить гречку, отварить курицу. И в детсад, за ребенком.

Я даже не сразу поверила своим ушам, рассудку, что это из нашей квартиры так валила музыка. На всю, едва не сотрясая стены. Свет-то горел в зале — я видела. А так…

Стоим, звоним в тщетный раз в дверь — никто не открывает. Как и самим — вставить даже ключ в замок не получается (изнутри, видимо, Серебров загнал свой), а потому и не открыть никак снаружи.

— Мам, а цье это?

Робкие шаги ближе, чуть выше по лестнице, — и узнаю… пакеты, сумки. Внутри — мои и Федькины вещи.

Взяла, вытащила первое попавшееся — бюстгальтер. Мне этот комплект на четырнадцатое февраля и подарил, в прошлом году, Серебров. Сложно не узнать. Полупрозрачная, красная синтетика вся в кружевах — никогда бы не осмелилась сама бы себе такое бесстыдство купить.

Нервно сглотнула. Взор около. А вот и Федькины сандалии, там же, вместе с бельем.

Сапоги, шорты, штаны, майки. И снова мое… платье, футболки.

— Мам! А это мое! — радостно вскрикнул малыш и схватил какую-то вещицу из другой поклажи.

— Твое-твое, — машинально буркнула я и опустилась, присела на ступеньку, не видя уже толком ничего перед собой — сплошная стена слез и шока. Растерянности и ужаса.

Звоню ему вновь — абонент уже недоступен. Только музыка из квартиры громче.

Вдруг шорох, стук двери где-то снизу. Чьи-то неспешные шаги ближе.

— Ванесса, здравствуй!

Узнаю — соседка. Отворачиваюсь.

— Здравствуйте, — бубню тихо.

— Здластвуйте! — весело вторит и Федька.

— У кого это так музыка? Не знаешь? Погоди, у вас, что ли?

— Наверно, да, — еще рачительней отворачиваюсь в меру приличия, но так, чтобы не видела мои слезы.

— У вас праздник, что ли? Ну все равно… можно же как-то потише!

— А вы пойдите это ЕМУ скажите! — сорвалась, гневно рявкнула я на нее, вперив взгляд. Но тотчас осеклась. Отвернулась. — Простите, — тихо.

— Что-то случилось? Что за пакеты?

— Вы шли куда-то? — злобно, уже окончательно не выдерживая. Живо сорвалась я с места. Взгляд на приставучую старушку. — Вот и идите туда! А что-то не нравится — вызывайте милицию!

— Так он же… этот же… из этих… — растерянно та, вытаращив на меня очи.

— А я-то причем? Что вы от меня хотите? Я об дверь не размозжусь! И звукоизоляцию вам не сделаю! Все вопросы — к нему!

Схватила пакеты и силой что впихнула в сумки, а что так, сверху примостила — и взяла. К лифту.

На самый верхний этаж — и замереть у крыши, на техэтаже, как когда-то поведала истину Ника.

— Мам, а мы со… домой не подём?

— Не сейчас, зай. Позже.

Набрать номер Матросова (и то, если это он, как уверял Серебров, когда мне с его телефона писал смс, что останется у него на ночь, а его, Лени, мол, аппарат сел и зарядить нет как).

— Да? — грозное. Мужское.

— Жора, ты?

— Кто это?

— Ванесса. Сереброва.

— А Лёня… Лёня спит уже, — испуганно, задумчиво тараторя.

— Он дома. Закрылся. Меня с ребенком не пускает. Я боюсь, как бы он ничего плохого не наделал.

— Сейчас буду, — перебивая.

Вещи уже не тащила за собой. Так спустились, как увидели, что джип Матросова подъехал.

Потрезвонить, а затем гневно заколотить в дверь. Это не я — церемониться Георгий не стал.

Долгие, упорные минуты — и все же "заточенный" сдался. Щелкнул замок — несколько оборотов — и показался в проеме.

Взор на Жору, что первый, стеной стоял перед нами.

— Надо же! Чего ты тут? — развеселое.

— Да вон, твоя позвонила.

Шаг в сторону. И сцепились взгляды наши с Леонидом.

Оскалился, что дикое животное.

Презрение накалом — и вдруг бешеный вопль, в разы перекрикивая, бьющую басами по ушам, музыку:

— На *** отсюда пошла! Шалава е**чая! Я сказал, нет здесь больше тебе места! Ни тебе, ни твоему ублюдку!

Сжалась я от ужаса.

— Ты чего? — вытаращил на него очи Матросов. — Вообще, крышей поехал? Че ты несешь? На весь подъезд, при Малом?

— А ты вообще е**льник завали! Пришел — заходи! А нет — то на *** вали! Вон, можешь вместе с ней! Может, и тебе даст! Или ты и так ее… периодами, пока меня дома не было, тр*хал?!

— Ты че, больной, что ли? Совсем спился?

— Откуда у нее твой номер?!

— А я откуда знаю?! — рявкнул в ответ, вконец разбитый шоком Жора.

— Так ты сам мне с его номера писал! Не так давно, когда у него оставался! — тотчас отозвалась я (из последних сил), чтоб хоть и этого ко всему не приплел. И вовсе не поубивал всех до кучи.

— И ты номер сохранила!

— Я просто смс не чистила! — гневно, агонией.

— На будущее оставила, да? Когда этот с тобой натаскается!

— Да ничего не было!

— Короче, — резво перебивает нашу перепалку с Леонидом Матросов. — Давайте зайдем все в квартиру — и нормально поговорим.

— Это — мой дом! И ноги ее здесь больше не будет! На *** вали! Куда хочешь! Хоть удавись! Мне — по ***! Завтра замки сменю! А влезешь — засужу! За проникновение на частную территорию! За взлом! И за кражу!

— По-моему, ты сам уже не свой! Что ты несешь? — не отступает Георгий.

— Ты заходишь, или остаешься здесь? С этой подстилкой? — беглый взгляд, и снова вперил очи в друга.

Тягучие, колкие мгновения рассуждений — и подался вперед Жора. В квартиру.

Но едва уже захлопывал дверь — как уставился на меня и шепнул:

— Погоди здесь. Я с ним поговорю, успокою. И все решу.

Час, два на лестнице. Никто так и не вышел. И по телефону мобильному не звонил.

Ночевали там же, среди своих сумок, на тех. этаже.

А утром, еще и восьми не было — пришел мастер и принялся менять замки (мы как раз шли: спустились вниз на лифте — и было слышно; а затем и вовсе воочию узрела).

Не справился. Со своим обещанием Матросов не справился.

Ну что ж. Решено, так решено.

И это действительно конец. Я долго терпела. Мирилась, унижалась, ждала… Но, видимо, судьба. Такова судьба: всему конец. Точка. И это Лёня так решил. Серебров, а не я. Так что снимаю любую ответственность с себя. Нет у меня вины ни перед ним, ни перед сыном. Нет: как могла, так и крутилась. И была верной женой. До последнего. Вопреки всем "но".

Так что весь спрос в будущем — только с Него. Что могла, я — сделала.

Еле дождались открытия торгового центра — в туалет. Там же и умылись. Из денег — на батон с молоком хватило. Еще, правда, если хорошо покопаться, то и на билет в автобусе хватит (и то, спасибо, что хоть за Федьку не надо платить в силу его возраста и льгот для малышей). Вдруг куда придется все же ехать.

Вдруг? А то будто тут останемся.

Реально, я все еще толком не могу осознать, что произошло. Так только — обрывки, отрывки, всплески.