Попробовать его лоб, свой — ничего не понятно.
Шумный выдох — и пошли.
Пешком — в сторону городской больницы. Документов нет — но… будь, что будет. Не сразу же в простыню и на кладбище? Али пора?
Глава 35. Благодетели
— И что, совсем ничего? Даже ксерокопии? — вперила в меня взволнованный взгляд медсестра, что сидела в приемном покое.
— Да нет ничего… хотя, подождите, — мигом кинулась я к своей сумке. Еле выудила из пакетов свою родимую. Принялась ковыряться в ней.
— А зачем столько вещей-то с собой? Вы что… на совсем к нам… переехать решили? — тихий, добрый смех.
А мне — что ножом по сердцу.
Поморщилась:
— Так получилось, — тихим бормотанием.
— Ну вы-то отберите, самое важное. Постельное там, халат, тапочки, белье, туалетные принадлежности, а остальное родным передадим.
— Нет у нас родных, — метнула я на нее горький взгляд, но тотчас осеклась. Увела очи в сторону, а от обиды в момент проступили слезы на глаза.
Жуткое, звенящее молчание — и вдруг шумный вздох:
— Понятно. Значит здесь, у нас, внизу, в раздевалке оставите. Просто там будут проверки, контроль. По шапке они получат, потом мы, вы.
— Хорошо, — покорно киваю головой.
— Так что там с копией?
— Ах, да, — спохватилась вновь. И снова попытки сотворить невозможное, молясь всем ведомым и неведомым святым.
— Во-вот! — даже заикнулась я. Протянула дрожащей рукой женщине помятую, затертую бумажку — медполис, ксерокопию, которую для поликлиники в свое время делала. Так вот и валялась она в сумке, временами служа в регистратуре для быстрого оформления и поиска карточки ребенка.
Взор с одной стороны, с другой.
— Почти ж ничего не видно, — скривилась.
— Лупу возьми, — неожиданно отозвалась другая, ее коллега, что все это время лишь молча заполняла какие-то свои бумаги. — Девушка, — вдруг вперила та в меня взгляд. — У вас что, тоже температура? Вы так жутко выглядите.
— Н-нет, — замотала лихорадочно я головой, сходя с ума от ужаса: не зная, как верно ответить. — Просто… нервы.
— Но завтра чтоб привезли нормальные документы. Хорошо?
— Хорошо, — закивала я покорно головой, печально опустив очи.
Хоть немного тепла, еды, лекарств — а там выгонят, так выгонят.
Или так будем бежать, если вдруг… но, надеюсь, не догадаются.
Но не дураки… Не дураки там работают. Догадались. Да только человечности в них оказалось куда больше, чем во всех моих знакомых и родных вместе взятых.
Данные для больницы из регистрационной карты местной поликлиники взяли.
И мне лекарства дали, и за ребенком больше присмотра и тепла. Купили, подарили даже зубную щетку, пасту, мыло, шампунь… и прочее. Постельное белье выделили.
Сдружилась. То с одной, то с другой.
А с третей даже разговорились по душам. Она мне о своих жизненных перипетиях, а я ей — о своих. Призналась. Что муж из-за ревности выгнал, мать отказалась, отца уже давно нет — и не знаю, что делать. Куда податься. Что боюсь соцслужб, потому что от ребенка отказываться совсем не хочу. А на работу — как устроиться, когда малыш две недели ходит в сад, а две потом — болеет. Да еще как!
Что был, был, тот, кто должен был спасти. Кто должен был приютить. К нему бы достучаться. Но пропал. Что-то случилось. Чувствую, знаю. Но что поделать — ума не приложу.
— Чего опять ходишь кислая? — одернула меня словом та самая санитарка, подруга моя, Тамара Сергеевна, которую даже не заметила я у умывальников, в туалете, за своими мыслями.
— Да, — скривилась в печали.
— Ну что уже? — обняла за плечи и отвела в сторону. — С ребенком что-то?
— Да нет, нет, конечно, — невольно передернуло меня от ее слов. Нахмурилась. — Нет. Слава Богу, с ним все хорошо. Так просто…
— Что "просто"? Говори.
— Да выписка скоро. В пятницу. А тот… трубку так и не берет. Не знаю, что делать. Да еще «эти» начались, — скривилась. — Боже, как же все это не вовремя! — взвыла я от безысходности, содрав с лица ладонями эмоции. — Мне кажется, я уже скоро…
— Ничего, — успокаивающе-поучительное тотчас вырвалось из женщины. — И не такое проходили. Тебе что, денег дать, ну… на прокладки?
Поморщилась я от стыда:
— Та, — гаркнула, исходясь уже от нового наката истерики. — А дальше-то что? И так вон… сколько вы на меня все потратились. Боже, как стыдно…
— Это не стыдно! — гневом. — Это жутко! А ты давай мне тут, сопли не разводи! Это твоим должно быть стыдно! Что тебя в таком положении бросили! Но не потакай им! Будь сильной! Волю в кулак — и решай. Ищи этого своего. Подруг старых вспоминай. Шерсти, где можно ребенка оставлять, если будет болеть. А нет — то в сад. И на работу. Вон, к нам уборщицей — или в том же саду поищи что, или другую госструктуру. Чтоб больничное оплачивали — и вперед, с песней. Справитесь. Мы вон… и не такое в свое время проходили. А то прям… раскисла. Не могу, не хочу, не буду. Знаешь… ты у него, у Федьки твоего, одна осталась. Тебя не стает — и чего? Ничего! Детдом не лучше, поверь! Так что давай, на вот, — завертелась на месте. Оставила в сторону швабру. В карман — и достала кошелек. Вытащила денег. — Купи, что надо. И не нюняй мне. Пока малой тут, с нами — походи по улице, почитай объявления. Поищи работу. Комнату, может, кто где сдает. Может, какая бабушка за уход приютит. Думай. И не паникуй. Всё получится. Иди давай. А мы присмотрим. Понянькаемся. Гляди, Федька и так у нас тут нарасхват. Ишь, какой кавалер учтивый, добрый, заботливый! Ирине вчера даже ромашки подарил!
— Да ладно! — вытаращила я на нее очи.
— Ага, — смеется. — Нарисованные, правда. Но девка аж расцвела. Говорит, первый, кто вообще догадался такой подарок сделать. В смысле, цветы.
Улыбнулась я, поджав губы от растопленных чувств.
Вдох-выдох — и собраться с духом. Взять предложенное — да в путь.
На рынок. Купить нужное. Забиться в угол на складских помещениях — и, тщетный раз кляня себя за грязные руки, исполнить задуманное. Очередной вдох-выдох — и податься дальше по намеченному пути.
Купить газету, пополнить счет мобильного — и сесть на первом попавшемся выступе (да так, чтобы никому не мешать). Объявление за объявлением. Звонки за звонками. Обошла и все ближайшие столбы. Ни работы. Ни квартиры. Вернее, комнаты. Хотя требования и оплата за оную не особо отличались от первой. Все требовали деньги наперед, да еще и с задатком за будущий месяц (на случай наглой прострочки). А если вариант "уход за престарелым человеком", то априори без маленьких детей: будет шуметь, испортит мебель, стены, да и болезни чужие им так-то вовсе ни к чему. Тут едва свои переносят, а то еще будет дополнительный очаг заражения.
Хоть в подвал иди живи. Или в какой подсобке. Хотя и оттуда выгонят.
Одно только интересное, полезное нашла. Наверно.
Будто током меня прошибло объявление о сети мебельных магазинов на Киевском, Московском проспектах.
Вспомнила. Тут я и вспомнила рассказ Феди, Рогожина, о том, чем он занимается. И пусть у Мазурова мне запрещено что-либо разузнавать, так пойти… и у персонала что расспросить — ведь можно? Да?
Так или иначе… другого выхода не вижу. Ладно, помощи не дождаться. Если честно, уже и не надеюсь. Просто… для успокоения души узнать, что жив, здоров. Что все у него хорошо. По крайней мере, лучше… чем со мной обошлась судьба. Да и дабы больше не оборачиваться назад. Не искать ничего. Не ждать. Идти, смотря вперед, по жизни дальше. Али… карабкаться.
На остановку — да в автобус. Пока еще на часах только три (спасибо, девушкам по палате — зарядкой поделились, так хоть с телефоном теперь рабочим брожу), а потому есть шанс…
А если его самого увижу?
Господи, лишь бы увидела. Лишь бы увидела…