Миссис Миллер обратила суровый взгляд на сестру, рассчитывая, что он заставит ее растеряться и затрепетать, и сказала зловещим голосом:

— Амелия! Это твоя вина! Я в том совершенно уверена.

— О, нет, Аманда! Ты сама знаешь, она меня никогда не слушает! — робко попыталась возразить мисс Амелия Фритэм.

— Именно так! — сказала Аманда, так сильно закивав головой в подтверждение правоты своих слов, что пурпурные перья на ее шляпке стали раскачиваться чрезмерно. — Ты никогда и не старалась заставить этого ребенка слушаться! В этом и заключается твоя вина, — голос Аманды звучал нравоучительно и высокомерно.

— Ничего ж себе ребенок, двадцать четыре года! — едва слышно проговорила Амелия.

— Она совершенно подчинила тебя себе, с самого первого дня, как только ты переступила порог этого дома. И без того отец ее балует и тем самым ее портит, но он мужчина, в конце концов, и ничего не понимает в том, как следует воспитывать детей, а ты, женщина, пошла у нее на поводу!

— Но, Аманда, я же пыталась что-то сделать! С самой первой минуты, с того дня, когда я поселилась здесь, я делала все в точности, как ты мне говорила. Когда же она и на этот раз не послушалась меня, я пригрозила, что запру ее в своей комнате и посажу на хлеб и воду, а она сказала… она сказала… — Амелия сделала паузу, чтобы сглотнуть подкативший к горлу комок слез, — она сказала: «Тетушка, я управляю делами в этом доме с тех пор, как умерла моя мать. Именно я приказываю слугам и ношу с собой все ключи. Полагаю, это вам следует остерегаться, как бы не попасть на хлеб и воду». Затем она подмигнула мне и рассмеялась.

— Ты так глупа, сестра! — бесстрастным голосом проговорила Аманда. — Никакая соплячка не осмелилась бы сказать это мне!

Наклонившись, Аманда перешла к изложению главной цели своего визита:

— Ладно, хватит толочь воду в ступе. Я прибыла вовсе не затем, чтобы упрекать тебя. Дело вот в чем. Обычно здравый смысл Кетрин удерживал ее от дурных и неподобающих поступков. Но сейчас! Весь Бостон гудит от разговоров и пересудов о ней. Только подумать! Ходит на верфи и работает в конторе мистера Девера! Это просто неприлично! — миссис Миллер в возбуждении вскочила и стала расхаживать по комнате.

Согласно ее иерархии ценностей, приличия стояли на первом месте, опережая чистоплотность и даже набожность. Будучи вдовой уже довольно продолжительное время, она проносила черные платья положенное число лет, а затем облачилась в пурпурный полутраур, не из уважения к покойному мистеру Миллеру (наоборот, она могла бы первой рассказать о многих его пороках), но потому, что того требовали приличия.

В изумлении Амелия наблюдала за Амандой, продолжавшей кружить по комнате. Для ее уравновешенной и даже флегматичной сестры подобное волнение было необычно. Амелия комкала в руках свой носовой платок.

С тех пор, как она восемь лет назад переехала сюда из дома Аманды, сестра не переставала упрекать ее за то, как она ведет себя с Кетрин. «Она просто ничего не понимает», — в отчаянии думала про себя Амелия.

Их сестра Алисия умерла после тяжелой болезни, продолжавшейся около года. Ее шестнадцатилетняя дочь Кетрин взяла в свои руки управление домом. Она успешно справлялась с хозяйством, слуги почитали ее и любили. Ее характер отличался упрямостью, смелостью и независимостью. И хотя она гостеприимно встретила тетушку Амелию, ей и в голову никогда не приходила мысль, что гостья может стать новой хозяйкой дома и заменить ее покойную мать. Амелия быстро пришла к выводу, что для нее же будет лучше оставить все, как есть, и ни во что не вмешиваться. Ее мягкая натура предпочитала покой хлопотам и заботам экономки и ключницы. Она не умела приказывать.

Ее жизнь здесь оказалась куда приятней, чем в доме старшей сестры. Сама Аманда безжалостно тиранила ее, и, кроме того, Амелии приходилось терпеть плоские и пошлые шуточки и насмешки дочерей Аманды, вечно ходивших с надутыми губами. Теперь же единственной занозой в сердце Амелии оставались визиты Аманды, во время которых она постоянно распекала ее за Кетрин.

Независимое поведение племянницы обижало Аманду. Ну, а самым большим грехом Кетрин было то, что она оставалась в девицах, несмотря на свой уже вполне зрелый для замужества возраст. Не то, чтобы Аманда не одобряла ледяное поведение Кетрин в отношении мужчин, скорее наоборот. В ее глазах строгие платья Кетрин и ее надменные манеры были вполне пристойны. Но нетерпимым обстоятельством было то, что Кетрин получила несколько выгодных предложений руки и сердца и отвергла их. И самым возмутительным, конечно, было, что собственный сын Аманды, Джеймс Истлэнд Миллер четвертый, оказался в числе отвергнутых.

— Вчера Матильда Крэншоу сказал мне, что находит поведение Кетрин непристойным. Я почувствовала себя униженной ее словами, — вскипала Аманда.

— Опять вы ругаете тетю Амелию, тетя Аманда? — прозвучал с порога спокойный голос.

— Кетрин! — Аманда резко повернулась, и ее глазам предстала стройная фигура ее племянницы, стоявшей в дверном проеме.

— Поскольку, очевидно, причина вашего гнева я, почему бы вам не поговорить со мной без околичностей? — произнесла она, быстро войдя в комнату и усевшись в кресло. — Тетушка, не позвоните ли вы в колокольчик, чтобы пришла Энни, мне ужасно хочется чаю. Вы, тетя Аманда, не желаете ли чаю или чего-нибудь прохладительного?

— Нет, не хочу. Юная леди, да будет вам известно, что вы подрываете репутацию вашей семьи!

— В самом деле? — брови Кетрин изогнулись вопросительной дугой.

— Не стоит напускать на себя такой вид! Не строй из себя оскорбленную невинность! — огонь ее праведного гнева разгорелся с новой силой при виде Кетрин, спокойно сидевшей в кресле в своем серо-голубом платье с воротничком и отворотами рукавов, блиставшими безупречной белизной, ни единый волосок не выбивался из ее аккуратной прически. — Ты прекрасно знаешь, что я говорю о твоей последней выходке!

Губы Кетрин слегка дернулись, но она лишь сказала:

— Выходке, тетя Аманда?

— Да, выходке! А как еще назвать твою работу на верфях отца? Кетрин, это просто неприлично!

— Может, и строительство кораблей, и отправление тюков с чаем в гавань тоже неприличны, тетушка? Я патриотка. Из-за этой войны с Югом почти все папины клерки ушли в армию. У него остался лишь Тедди Матиас, которому всего четырнадцать лет. А заказы увеличились, потому что военному флоту нужны корабли! Я уже доказала, управляя этим домом, что обладаю деловыми качествами. Было бы неприлично с моей стороны не помочь отцу вести бухгалтерию.

— Но для хорошо воспитанной молодой женщины…

— Да ну же, тетушка Аманда! Я больше не девочка, чтобы сидеть дома в неге и тепле, словно глупая гусыня, и ждать, когда кто-нибудь женится на мне. Мне двадцать четыре года, и я вполне смирилась, даже если вы не можете к этому спокойно отнестись, что мне уготована участь старой девы. Мне нужно хорошо изучить и досконально узнать дело моего отца, когда-нибудь мне придется управлять им.

— Кетрин, для этого есть стряпчие, поверенные в делах и маклеры, а еще лучше для этой цели подошел бы муж. У тебя еще не все потеряно, ведь мой Джейми все еще мечтает о тебе.

— Вы имеете в виду, мечтает о моих деньгах? — резко поправила тетушку Кетрин. — Ах, давайте не будем ссориться! Поверьте мне, шансов выйти замуж у меня не осталось, и я не намереваюсь поручать дело отца чужим людям, и папа меня поддерживает. В том, что я сейчас делаю, нет ничего дурного. На верфи я хожу с папой, и моя служанка приходит со мной и сопровождает меня домой после работы. Весь день я провожу в обществе подростка и наполовину слепого старика, и мой отец, вдобавок, все время тоже находится поблизости. Как это может быть непристойно или неприлично?

— Неприлично работать! Если уж тебе захотелось помочь армии, почему бы не сделать это через организацию «Помощь женщин армии»?