Антону быстро надоело смотреть "Новости". Наблюдение с утра пораньше умирающих людей, отдельных кусков окровавленного мяса и душевных физиономий киллеров могло надолго испортить настроение. Антон подумал о том, сколько народу по всей стране видело этот выпуск "Новостей" и теперь боится вылезти из под одеяла. Это, каким же идиотом надо быть выпускающему редактору, чтобы выдавать в эфир такие новости спозаранку.
- Убивать надо таких редакторов, - сказал он вслух и вылез из-под одеяла.
Быстро умывшись и пройдя все процедуры очищения, Антон забрел на кухню. Жил он чаще один. В этом были свои плюсы и свои минусы. Главный минус был в том, что готовить было некому, поэтому все приходилось делать по большей части самому. Открыв холодильник и обнаружив там привычную кастрюлю с макаронами на фоне заснеженной чистоты полок, Гризов несколько воспрянул духом. Оставалось отыскать что-то похожее на чай или кофе. Очень скоро девятиметровая кухня одинокого журналиста огласилась криком радости, отдаленно напоминавшим боевой вопль Каманчей, - за немытым чайником нашелся пакетик с кофе.
Поджарив макароны и разведя бодрящий напиток в любимой надтреснутой чашке, Антон принялся за скромную трапезу. На подоконнике стоял магнитофон "Рanasonik", необходимый для прослушивания все тех же новостей и музыки, чтобы "быть в курсе", как говорили в родной редакции.
"Новости" сегодня Антон уже видел, но есть в тишине и одиночестве было не очень-то интересно. И, чтобы не скучать, он ткнул пальцем в пузатую кнопку "Пауэр", активируя первую попавшуюся радиостанцию.
Из динамиков тотчас вырвался вопль какой-то Любочки, сильно переживавшей о своей неизвестности. Когда группа "Мамаша и медведи" закончила выступление на волнах российско-американской радиостанции "Факсимум", в эфире раздался голос Ди-Джея, который сам себя называл Цукером. Как понял Антон из его выступления, сейчас начнется розыгрыш по телефону в прямом эфире. Цукер рассказал всем о том, что у него есть заявка от некоего семнадцатилетнего Васи из Подмосковья, который просит разыграть свою тетю Иру каким-нибудь веселым и клевым способом. У тети Иры сегодня день рождения, ей исполняется тридцать семь лет, она очень его любит и с детства балует всякими подарками. Работает тетя Васи воспитательницей в детском саду No44 и в это утро она находится на работе.
Когда Антон расправился с макаронами окончательно, Цукер уже набирал номер телефона тети Иры. После трех гудков трубку взяли, и в эфире раздался приятный голос молодой женщины:
- Алло, "Детский сад No44", слушаю.
Цукер сделал свой голос слегка охрипшим и придал ему кавказский акцент.
- Слюшай, дэвушка тэбэ из Аргуна звонят.
- Откуда? - переспросила тетя Ира.
- Из Аргуна, красавица. Эст такой красывый гарадок а Чечне.
- А мы разве знакомы??
- Ищо нэт, но сейчас пазнакомимся. Тут у нас одын твой родствэнник атдыхает.
Тетя Ира была озадачена.
- У меня, в Аргуне? Но у меня нет там родственников.
- Тэпер эст. Зовут Васа, семнадцат лэт. Он говорит, что у тэбэ сэгодня ден раждения и что ты очен добрый. Я тэбэ паздравляю!
Голос тети Иры задрожал.
- Вася в Чечне?
- Ай какой догадливый дэвушка! Сразу понял! - продолжал разыгрывать Цукер, - Васа в Чечне. И он хочэт дамой к вам. Мы его слэгка схватили в Москве и пивэзли сюда, ближе к солнцу. А обратный билэт стоит всего дэсэт тысач долларов. Панымаешь, дэвушка?
На другом конце провода информация, наконец, дошла. Вместо ответа послышался глухой стук. Что-то мягкое упало на пол.
- Алло, дэвушка? - спросил Ди-Джей, но ему никто не отвечал.
Похоже, откинулась, - радостно продолжал Цукер, - А жаль, дорогие радиослушатели, что розыгрыш закончился так быстро. У меня было заготовлено еще три хорошие шутки. Ну да ладно, в другой раз. А сейчас послушаем песню дуэта "Ноги Вниз".
Антон вытянул руку и выключил радиоприемник. Сколько раз он пытался заставить себя утром не смотреть телевизор и не слушать радио, чтобы день начинался хорошо.
- Убивать надо таких Ди-Джеев, - процедил он, наконец, сквозь зубы.
Пригубив кофе, Антон надел костюм без галстука (пресс-конференция все-таки), взял приготовленную с вечера сумку с журналистскими причиндалами, закрыл квартиру, и, насвистывая мелодию "О-У-О, Ю ин Зэ Ами Нау!" быстро спустился вниз по лестнице с четвертого этажа.
Этим утром его путь лежал в помещение "Зачинай-БАНКа", что располагалось почти в центре города в шикарном особняке, некогда принадлежавшем барону Гроссу. Барон был родом из обрусевших немцев-романтиков, верой и правдой служивший Петру 1, ибо на своей родне им было тогда скучно. За добрую службу был жалован барон орденом, землею в Тамбовской губернии и особняком в Петербурге. Что сталось с землей после Великой Октябрьской, было ясно сначала колхозы, потом новые фермы, потом кризис у фермеров. А вот дело с особняком неожиданно приняло крутой оборот. Одно время там располагалась редакция журнала "Каток", профсоюзного органа работников скоростного автотранспорта. Потом особняк перешел к народному театру цыган "День пляшем, два поем", которых скоро сменил патриотически настроенный "Клуб любителей отечественной водки", со временем уступивших свое место модельному агентству "От бедра". В конце концов, особняк был арендован "Зачинай-БАНКом", известным своими инвестиционными проектами в области долгосрочного строительства крупных объектов на суше и небольших кораблей на море. Но ветер перемен не оставлял особняк барона Гросса в покое. Едва "Зачинай-БАНК" обжился в новом помещении и начал пускать корни, прибирая к рукам все пристройки и окрестные здания, как снова грянул гром. Из далекой солнечной Ниццы в обновленный пристройкой Санкт Петербург прикатил некий фон Штольценберг со своим любимым ротвейлером по кличке Рувв. Едва переступив порог отеля, Штольценберг заявил окружившим его журналистам, что прибыл с важной миссией восстановления справедливости. Он утверждал, ласково потрепывая Рувва по слюнявой морде, что является прямым потомком барона Гросса и согласно личному указу императора от 1729 года имеет все права на особняк своего папаши в самом центре Санкт-Петербурга. Более того, европейское сообщество не потерпит нарушения его прав, то есть прав человека, и предъявит санкции правительству России, если его, то есть Штольценбергера, собственность не вернется в законные руки, а достанется варварам. Не видать тогда, мол, России европейских кредиторов, как своих ушей, - блеснул напоследок знанием русских поговорок Щтольценбергер.