Моро и в голову не пришло уточнить слово «отделаться». И Винтер и Моро превосходно знали его смысл.

— Понимаю. — Моро встал, еще раз наполнил свой стакан. — Будем действовать. За успех!

«Д-35» и Винтер чокнулись.

Утро не принесло Моро знаменательных событий. Как всегда, «Д-35» после завтрака осмотрел порт в бинокль. Новых кораблей нет. Обложившись городскими газетами, которые он взял за правило регулярно прочитывать от первой до последней строки, Моро еще некоторое время пробыл в номере, а потом вышел из гостиницы и отправился бродить по улицам без определенной цели, размышляя о своих делах.

Первое свидание с Дынником прошло благополучно. Моро точно подал все сигналы, о которых говорил Винтер, и Дынник пришел к нему. Моро разговаривал с ним сурово, немногословно, подчеркивая, что не потерпит никаких возражений. «Д-35» старался внушить Дыннику, что от него требуется безоговорочное послушание. Моро властелин, он отдает приказы, которые надо выполнять без рассуждений. Когда, по мнению Моро, во взаимоотношениях между ним и Дынником была установлена полная ясность, «Д-35» перешел к заботам о своем новом подчиненном.

— Вот деньги, — он протянул Дыннику сверток. — Истратите, дам еще, но зря не швыряйтесь. С документами хуже. Если вы зарегистрировались на репатриационном пункте под фамилией Дынника, а потом скрылись оттуда, она вам больше не годится. Между прочим, совершенно не понимаю, почему вы не постарались получить на пункте документы тем же порядком, как все репатриированные.

Дынник потупился. Рука его, лежащая на колене, дрогнула, и он засунул ее в карман брюк.

— Незачем задавать такие вопросы, не ваше это дело.

— Все, что касается вас, — мое дело, — настаивал «Д-35».

— Что ж, — Дынник как бы выталкивал слова, — если вам очень хочется знать, я скажу: не получил документов, как все, потому, что я не такой, как все… И вы тоже.

— Ну, это психология в духе вашего русского писателя Достоевского. Не стройте из себя кающегося грешника. Вы попросту струсили. На пункте народ, как русские говорят, дошлый, и они сумели бы выведать от вас то, что вы хотите скрыть. Пожалуй, с этой точки зрения вы правы: являться к ним не следовало… Итак, пока могу предложить вам только годичный паспорт. Он… он совсем как настоящий, но у вас есть пословица: береженого и бог охраняет. Не показывайте паспорт без особой надобности. Когда найдете жилье и хозяин потребует от вас документы, вы…

— Уже нашел жилье, — перебил Дынник. — В беседе с офицером части, в которую я попал на советской территории, мне удалось выпытать адрес его отца, живущего в Энске. Этот любезный офицер даже поручил передать папаше сыновний привет. Я все исполнил и попросил у старикашки временного приюта. Он, конечно, не отказал и ни о каких документах не заикнулся. Несколько недель я у него поживу, а там увидим.

— Правильно, — «Д-35» поощрительно улыбнулся. — Признаться, меня ваше жилье очень беспокоило. Если первые трудности улажены, приступайте к работе.

Моро приказал Дыннику узнать о Борисове все, что возможно: каков образ его жизни, когда он уходит из дому и когда возвращается, где бывает, а самое главное, постараться выяснить, где Борисов хранит свои бумаги, не берет ли чертежей из бюро домой.

— Э, нет, — решительно запротестовал Дынник. — Вы предлагаете начать форменную слежку за Борисовым, а его могут охранять. Охрана заметит меня, начнет, в свою очередь, следить за мной и сцапает. Спасибо за такое предложение.

Моро серьезно посмотрел на Дынника.

— Вы, может быть, и правы, но как поступить иначе? Пока мы не знаем о Борисове ничего, а, повторяю, должны знать все. Вам необходимо хоть однажды повидать Борисова, запомнить его в лицо. Надо иметь какие-то, пусть пока предположительные сведения о том, где он хранит чертежи. Иначе мы не сможем начать действовать.

Дынник заколебался.

— А вы сами не смогли бы последить за Борисовым? — спросил он.

— Нет, это исключено. Не забудьте, что я иностранец, человек приметный. Если я начну слишком часто появляться в районе бюро, ходить за Борисовым, это сразу бросится в глаза.

— Вы правы, — согласился Дынник.

— Наша профессия невозможна без риска, — убеждающе сказал Моро. — А в слежке за Борисовым я и риска особого для вас не вижу. Вряд ли у него есть охрана днем. Возможно, сторожат его квартиру и бюро.

Довод показался Дыннику веским. Не станет же Борисов ходить средь бела дня с охраной. А без «знакомства» с Борисовым не обойтись. Моро верно говорит: сейчас не знаешь, с какого конца браться за дело. Вообще ничего не знаешь. Рискнуть необходимо.

— Давайте условимся так, — предложил Дынник. — Я очень осторожно, не больше одного дня понаблюдаю за Борисовым, запомню его внешность. Что делать дальше — подскажут обстоятельства.

— Согласен.

…Сегодня Дынник должен доложить о результатах слежки. Насколько полными окажутся сведения, собранные Дынником, какую пользу принесут они, — эта мысль не давала Моро покоя. Он походил по улицам, посидел в пивной возле порта, заглянул в несколько магазинов. Совсем бесцельным это хождение нельзя было назвать. «Д-35» стремился чаще бывать среди людей, побольше слышать и видеть. Неплохо, если советские знакомые Моро или официальные лица заметят его гуляющим по городу или греющимся на солнышке в сквере. «Д-35» репутация бездельника не вредила.

Проходя мимо комиссионного магазина, Моро решил заглянуть и в него. Тут он увидел единственного покупателя.

Это был юноша лет двадцати, очевидно из числа тех, кого в этой стране окрестили кличкой «стиляга». Непременной принадлежностью «стиляги» в Энске были сильно набриолиненные и гладко зализанные назад волосы (у этого юноши — черные, чуть вьющиеся), тонкие усики, полубакенбарды, яркий костюм, ботинки на каучуковой подошве. Это было модно, и юноша, пришедший в комиссионный магазин, соблюдал моду тщательно.

Полное лицо его с досиня выбритыми и напудренными щеками выражало недоумение, капризную досаду.

— Вы должны были оставить, — возмущенно говорил он. — Что, вы не знаете меня? Типичное хамство.

— Очень сожалею, — ответил продавец и скорбно склонил голову. — Продали вчера. Подождите, через несколько дней подберем другой.

— Мне нужен именно тот галстук, настоящий холливудский, — юноша произнес это слово, как иностранец: «х» вместо «г» и сильно растягивая «л» и «у». — Для меня могли бы придержать на день.

— Очень сожалею, — повторил продавец. — Однако, — он многозначительно поднял палец, — правила советской торговли незыблемы. Не имеем права держать товар под прилавком. За это карают по всей строгости существующих законов.

— Простите, — Моро шагнул к юноше. — Я невольно услышал ваш разговор и подумал, что могу вам помочь. Взаимная выручка, как говорил старик Суворов. Ха-ха-ха… Если я правильно понял, вы хотите купить хороший галстук?

— Вчера я случайно имел в кармане всего пару червонцев, прихожу сегодня — галстук продан. Как вам это понравится? Типичный абсурд.

— Беда невелика, — показал в улыбке зубы Моро. — Я недавно купил у своего приятеля, капитана танкера «Эсперанс», галстук моднейшей расцветки. «Ананасы в шампанском» — определил бы такой цвет Игорь Северянин, знаменитый когда-то в России поэт. Могу предложить этот галстук вам, в цене, надеюсь, сойдемся.

— Если вещь в моем вкусе, я ее беру, цена значения не имеет, — с апломбом заявил юноша.

— Несомненно, этот галстук вам подойдет. Однако разрешите представиться. Ральф Моро, журналист. Русские друзья иногда зовут меня Ральфом Ричардовичем.

Лицо юноши от удовольствия покрылось легким румянцем. Он и не старался скрыть, что новое знакомство пришлось ему по душе.

— Очень, очень рад. Я Розанов, Семен Розанов. Вам проще называть меня Сэм. Так называют меня и наиболее близкие друзья. Учусь в институте иностранных языков.