Она истерически завизжала, и звук разнесся дьявольским эхом по узкому туннелю. Она выронила лампу, в ужасе бросившись к выходу, но страх охватил ее еще сильней, когда она увидела свет. Она тяжело дышала, держась за стену. Слезы, которые она пыталась сдержать, теперь полились нескончаемым потоком, обильно смачивая ее одежду. Она так боялась! Она чувствовала подкатывавшую к горлу желчь при одной мысли о том, что надо вернуться в шахту. Сражаясь с одолевавшим ее демоном страха, она оперлась на стену, боясь, что не устоит на ватных ногах. Она не может допустить, чтобы Рен и Томми погибли. Она попробует в последний раз.

Из глубин темноты послышался какой-то голос. Рен? Трудно понять. Где ты, Рен? Илейн оглянулась на пробивавшиеся через вход в сарай лучи солнца и начала бессознательно дрожать и плакать.

Невзирая на боль в плече Дэн Морган взял девушку на руки и вынес ее на покрытый зеленью холм, а она нежно прижималась к его груди. Что, ради всего святого, с ней произошло? Он осторожно положил ее на землю, потом опустился рядом, заботливо поддерживая.

— Скажи мне, что случилось, Лейни, — прошептал он. Ему было мучительно больно смотреть на ее испуганное лицо. Она вздрогнула, услышав свое имя, и перестала дрожать, но руки обвили его шею, и она приникла к нему, будто он был ее единственным спасением.

Пока Илейн приходила в себя, Дэн держал ее, поглаживая прекрасные темные волосы и шепча успокаивающие слова.

— Ты в порядке, Илейн, — шептал он. — Это Дэн. Просто полежи у меня на руках. Тебе скоро будет хорошо.

Несколько крупных слезинок скатилось по ее щекам, когда девушка подняла на него свои глаза. Он смахнул их пальцем и подал носовой платок.

— Ты уже можешь рассказать, что случилось?

Она покачала головой.

— Пожалуйста, Илейн, ты должна.

Она вздохнула и промокнула слезы, отводя от него взгляд.

— Пожалуйста, — настаивал Морган.

— Мне так стыдно. — По щекам опять побежали слезы.

— Пожалуйста, перестань плакать и расскажи, что случилось, черт возьми! — потребовал он немного грубее, чем хотел бы.

— Хорошо. Ничего не случилось. Я пошла в сарайчик за совком, ветер захлопнул дверь. Потом упала доска, и я …не могла выйти. — Она проглотила слезы и отвернулась. — Быть закрытой… в темноте. Когда я была маленькой девочкой, на «Голубой горе» произошел обвал. Мои друзья еще были живы и стучали. Я придумала, как найти их — я знала кое-что, о чем забыли другие — но я не могла найти отца, а мама меня даже слушать не стала бы. В полночь я выскользнула из дому и одна пошла на шахту. И думаю, что поэтому теперь со мной такое происходит.

— Я хочу услышать об этом, если ты расскажешь. — Морган не мог понять, почему рассказ девушки будил в нем воспоминания. Почему, он не мог вспомнить.

Илейн глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и рассказать о событиях, приведших к обвалу. Но так как Морган работал на Редмонда и Даусона, она не стала упоминать об их роковой роли в этой трагедии.

— Мой план был прост, — рассказывала она, снова всхлипывая. — Мальчики оставались в уровне А. А это значит, что они были не глубоко, а далеко. Мы с младшим братом построили форт в заброшенном туннеле с другой стороны горы. Думаю что ущелье было таким старым, что никто уже не помнил об этом туннеле, но мальчишки говорили, что в него можно попасть из любого уровня и любого другого туннеля.

У моих родителей был тогда старый дом в викторианском стиле. Сейчас там живет Генри Даусон. Дом стоит на границе с территорией шахты «Голубая гора». Днем из моего окна наверху был виден главный вход. Около полуночи я слезла вниз по решетке для цветов. Помню, что видела работающую в основном туннеле команду спасателей. Они разбирали обломки, пытаясь найти ребят. Но я побоялась, что они меня не станут слушать или вообще отправят домой. И поэтому я обошла гору и вошла через форт. Я часто там лазила, но до той ночи глубоко не забиралась.

Когда я вошла в туннель, я так боялась, что мне становилось дурно, но я, наконец, нашла место обвала и услышала стук ребят. К счастью, земли и породы там было немного, но мальчики этого, конечно же, не знали. Они копали. Я тоже копала. До тех пор, пока не появилось окно.

Илейн снова залилась слезами.

— После того, как они спаслись, все было в порядке. Это началось позже, — ее голос упал до шепота, — с тех пор, когда отец застрелился в подвале. Вот тогда я начала видеть кошмары с темнотой и крысами. Однажды я случайно закрылась в туалете отеля. Ада нашла меня в том же состоянии, что и ты.

Морган медленно выдохнул. Он знал эту историю, по крайней мере, ту часть, которая касалась обвала. И по неизвестным причинам он испытывал вину перед Илейн. Он сжал зубы, страстно желая понять, почему.

— А Даусон знает об этих страхах? — спросил он, начиная вдруг волноваться, что Даусон, узнав о ее болезни, будет иметь над ней власть.

— Только Ада… и теперь ты.

— Сделай мне одолжение, — попросил Морган, стараясь говорить весело.

— Да?

— Выбрось это из головы. И не волнуйся. Твой секрет останется со мной. — Он погладил ее лицо тыльной стороной ладони.

— Я такая трусиха.

— Не валяй дурака. Ты спасла жизнь друзьям, и я видел, как ты выступала на собрании. Тебе эта речь стоила большого мужества. А какой смелой ты была, когда Ларе Кирби приставил револьвер к твоему виску.

Илейн вспыхнула, и Морган пожалел, что привел такой пример.

— Здесь совсем другой случай. Многих людей мучают непонятные им страхи. У одних это змеи и пауки. Тебя напугала темнота. Нечего здесь стыдиться.

— Ты уже помнишь собрание? — внезапно заинтересовалась она, широко раскрыв глаза.

Морган улыбнулся.

— Да, думаю, что уже помню. Илейн улыбнулась ему в ответ.

— Я рада за тебя.

Красные лучи заходящего солнца придавали тот же оттенок ее волосам, что жар души чертам лица.

«Она кажется такой ранимой, — подумал он. — И прекрасной. Женственной. Но такой ранимой».

Морган погладил тонкую талию девушки и прикоснулся к тяжелому узлу волос. Он чувствовал желание защищать ее и обладать ею.

Он взял ее лицо в свои руки и покрыл губы нежными поцелуями, слегка прикоснувшись языком. Ее губы были мягкими и полными, теплое дыхание казалось сонным от пролитых слез. Когда его язык проник в ее влажный рот, она обняла его за шею, вызывая этим приступ желания. С тихим стоном Морган отстранился. Отель был слишком близко даже для такого дерзкого, как он.

Илейн позволила Моргану поднять себя и отрясла грязь и траву с розового муслинового платья. Его поцелуй был так нежен, он обещал мягкость, которую она боялась принимать от такого грубого человека, как он. Девушка была рада, что Морган сам отодвинулся, потому что сама она не смогла бы прервать объятие. Воспоминание о проведенном вместе дне и светлых смеющихся глазах разрывали ей сердце.

Но потом ее захватили совсем иные, запретные воспоминания: его крепкое мужское тело, опытные руки, губы, ласкавшие ее грудь. Ей вдруг захотелось оказаться вдали отсюда, в его сильных объятиях. Может быть, он жестокий, но с ней он добрый и внимательный. Илейн чувствовала это. Никогда раньше она так не сожалела о помолвке с Чаком Даусоном. Завтра она официально станет его невестой. Если бы не долги и не честное имя отца, которое нужно было восстановить, она бы послала все к черту и узнала бы, что значит быть женщиной. Приняв помощь и руку Моргана она направилась в отель.

После ужина Дэн Морган улегся на свою железную кровать, положив ноги на спинку, а руки под голову. Он перебирал события дня. Весь вечер туманные образы прошлого, мимолетные мысли и неясные воспоминания копошились в его мозгу. Но, как светлячки, светились вдалеке. А его нежная забота о девушке вообще выходила за рамки его понимания. Он собирался соблазнить ее, сделать все возможное, чтоб затащить в постель. Но снова оказался во власти глубоких чувств, как и раньше. Он испытывал желание защищать ее.

Илейн желала его, он был в этом уверен. Она выйдет замуж за Даусона через несколько недель, и Морган знал, что за это время найдет возможность добиться ее. Тогда почему же он испытывает уколы совести? Он был наемником, бандитом, он многих держал в страхе. Его память соглашалась с тем, что писали газеты, он был на собрании, чтобы запугать шахтеров. И его преследовали смутные воспоминания о других женщинах, о страстных ночах без последующих сожалений, укоров совести. Тогда почему бы не овладеть этой женщиной? И, кроме того, возможно, он сделает ей приятное. Ей наверняка не нравится Даусон, а каждая женщина имеет право хоть на одну страстную ночь, хоть раз в жизни.