У меня два варианта - испытать оргазм прямо здесь, на стене, обрызгав ее на память опаловым фонтанчиком низменной страсти, или же открыть окно, тихо войти и спокойно изнасиловать жертву, зажав ей рот рукой. Можно и соблазнить, но для этого потребуется больше времени, а мне завтра с утра на работу. В разное время мне хочется разного. Сегодня я оскорблен и отвергнут ради кого-то - месть моя будет стремительна. На несчастье или счастье сорокалетней дамы, у нее есть балкон - дверь в комнату, окно на кухню. Я неслышно перелезаю через перила, отпускаю конец веревки, дергаю за другой, и она, перелетев через блок, оставленный на крыше то ли строителями, то ли кровельщиками, поднимавшими в бадье свою смолу, возвращается ко мне, легко, как капли воды, простучав по перилам балкона. Звук этот не привлекает внимания моей сегодняшней избранницы, которая, похоже, уже всерьез увлечена воображаемым партнером. Пора в него воплотиться.

Я решаю начать с кухни, точнее, с коридора, в котором темно и глухо лишь там, где двери в туалет и ванную - слабый блик света из щели под дверью в комнату. Надо срочно чем-то пошуметь, а то она там кончит без меня и будет потом вялой, как размороженная пикша. Я останавливаюсь возле вешалки, на ощупь снимаю что-то вроде плаща и прямо с плечиками бросаю на пол. Звук негромкий, но явственный под названием "что-то упало". Может быть включен в каталог звуковых файлов компании "Микрософт". Дверь в комнату открывается, и я вижу силуэт своей избранницы - в одной короткой сорочке, доходящей ей до голых бедер, линии которых мне безотчетно приятны. Настороженно вытянув вперед шею, она идет к выключателю возле входной двери, но тут же спотыкается о свой плащ, поднимает его - я делаю шаг и, оказавшись за ней, правой рукой властно хватаю за талию, а левой накрепко закрываю рот.

Ее придушенный крик уходит в мою ладонь, а тело дергается, будто прищемленное в мышеловке. Она может сейчас потерять сознание и, чтобы этого не случилось, я приникаю горячими губами к ее уху и тихо безостановочно говорю. Почти неважно что. Голосом можно творить чудеса.

- Простите меня, мадам, что испугал вас, - говорю я. - Но вам нечего бояться. Я не насильник и не вор, я просто несчастный человек, который пришел просить у вас милостыню любви. Дайте ее и ни один волос не упадет ни с вашей головы, ни с вашего лона. Разве мы с вами не одиноки? - голос у меня - вкрадчивый баритон с бархатными низами и гибкими модуляциями. Выражаюсь я старомодно, велеречиво, как три мушкетера Александра Дюма и рыцари круглого стола Короля Артура. Я воспитан в лучших домах и исповедую культ Прекрасной Дамы. От меня пахнет дорогим одеколоном "Минотавр", перемешанным с молодым мужским потом - увы, трудно не вспотеть на стене - и если мне позволят раздеться, я продемонстрирую великолепный торс мужской фотомодели с обложки модного дорогого журнала для женщин.

Наконец избранница перестает биться в моих руках, и по ее движению я чувствую, что она хочет вступить в диалог. Я отпускаю ее рот - не талию, которая по-прежнему в капкане моей железной руки, - и слышу:

- Кто вы такой, что вам нужно? - судя по голосу, она смертельно испугана и сбита с толку. Голос у нее вполне интеллигентный и я облегченно вздыхаю. Поведение интеллигенции, в общем, предсказуемо.

- Ничего, мадам, абсолютно ничего мне не нужно, - отвечаю я, - ни золота, ни бриллиантов. Ни жизни вашей. Я не насильник и уважаю чужую свободу и право выбора. Если вы мне скажете уйти, - я уйду. Но прежде прошу вас меня выслушать, - меня разбирает смех от собственных слов, и я едва сдерживаю улыбку

- У меня нет золота, - говорит она. - Уходите, я не хочу вас слушать. Я позову милицию.

- Это совершенно невозможно, мадам, - говорю я. - Я не дам вам сделать ни шагу... - рука моя быстро опускается с талии и оказывается у нее в промежности - приятно горячей и кудрявой.

- Ай! - тихонько вскрикивает женщина, и этот беспомощный вскрик жертвы привычно и безотказно возбуждает меня. Теперь она понимает, что мне нужно, и ее трясет, будто под током.

- Вы не смеете, вы не смеете! - повторяет она свистящим шепотом, обхватив руками мою беззастенчивую руку, пытаясь вернуть себе то, чем я завладел. Но в ее движениях нет решительного протеста, и я продолжаю:

- Я бы не посмел, мадам, если бы не видел, как вы занимались рукоблудием. Где ваш мужчина? Почему вы одна? Такая женщина!

- Я не одна. Ко мне должны прийти.

- Никто к вам не придет, иначе бы вы не занимались таким грустным делом.

- Вы маньяк! - слышу я и охотно соглашаюсь:

- Да, это правда, мадам, и потому советую быть со мной поосторожней. Я сам не знаю, на что способен в минуту гнева.

Тем временем, несмотря на помеху из двух ее рук, мои пальцы торопливо оглаживают ее пах, теребят мокрый пупырышек клитора, окунаются в смазку ее довольно упругой вагины. Женщина закидывает голову, и я слышу, как у нее перехватывает дыхание.

- Вы меня не убьете? - слышу я и тихо смеюсь:

- Конечно, нет, мадам... Если вы не будете шуметь. Знаете правила поведения жертвы? Отдаваться, когда нет иного выхода. Расслабиться и получить удовольствие.

- Вы не мужчина...

- Это правда, мадам. Я не мужчина - я импотент. Меня возбуждает только то, чего нельзя.

- Я вас презираю...

- Я тоже, - отвечаю я.

Она начинает плакать. Так-то лучше.

Силой я ставлю ее на колени и мгновенье жадно изучаю в полумраке коридора ее вздрагивающие от всхлипов небогатые сокровища. Талия у нее узкая, а зад плосковат, и вся его гладкая масса пошла на ширину, но сам переход от узкого к широкому красив. Опустившись, я с удовлетворением тихонько сжимаю его с боков, подправляя под себя, потом достаю свой восставший фаллос и нежно, его головкой, глажу влажную промежность женщины. Она вдруг перестает всхлипывать, как бы прислушиваясь к неожиданным для себя ощущениям. Наконец я медленно и властно погружаюсь и слышу ее невольное "ух".

Что такое вагина? Мускулистая трубка, в которой, как поршень в цилиндре, ходит член, вырабатывая, вернее, тратя огромное количество энергии. Почему же она мне так дорога, что я готов на безумства снова и снова?

...Резко выдернув фаллос, так что широкие скулы его головки выбрали из глубины добрую порцию капнувшей на пол смазки, я быстро переворачиваюсь на спину и жадно слизываю ее остатки с прилегающих к незакрывшейся дырочке складок, чуть горчащих, как дымок от палой листвы в осенних садах. В таком положении я довольно уязвим и беззащитен, но женщина и не думает воспользоваться этим - она дрожит, и дрожит, и дрожит, молча, как ученица на уроке маэстро.