- Благодарю, господин министр, без вас наши приемы проходят весьма бесцветно. К сожалению, современная дипломатия все больше утрачивает романтический дух. Тем приятнее принимать дипломата старой, бисмарковой школы.

- Рекомендую попробовать это вино. - Бюлов взглядом указал на покрытую паутиной бутылку, которую почтительно поднес на литом серебряном блюде метрдевин.

- "Замок Рейнгартсхаузен"? - в голосе посла явственно прозвучало удивление.

- 1914 год, - пояснил фон Бюлов. - Из подвалов поместий принца Генриха Прусского.

- Божественное вино! Роковой год! - заметил посол, выбрав на блюде с сырами ломтик камамбера. - Я, кажется, говорил о благородных традициях старины? Это, извините, моя слабость, хотя, в отличие от вас, господин министр, я не могу похвастаться достаточно длинным перечнем предков. И это не удивительно! Если не ошибаюсь, ваш род восходит к тринадцатому веку?

- По крайней мере, так написано в "Готском альманахе", - тонко улыбнулся фон Бюлов. - Поверьте, я сам огорчен, что скучные обязанности порой лишают меня удовольствия общаться с таким приятным собеседником.

- Благодарю, ваше превосходительство. Я вдвойне огорчен и буду уповать лишь на случай, подобный сегодняшнему.

- О, господин посол, это уже дипломатическая шпилька! Сегодняшний обед не в счет. Просто у меня уж очень занята будущая неделя... и последующие тоже.

- Великолепно! - бросил пробный шар Франсуа-Понсе. - Буду иметь честь послать в вашу канцелярию пригласительный билет на завтрашний вечер... Скажем, он будет называться на берлинский манер "бирабенд" вечер с пивом? - Он позволил себе сдержанно посмеяться, чтобы в случае необходимости обратить все в шутку.

Но фон Бюлов только вздохнул:

- Такова уж наша участь. Либо сплошные обеды да рауты, либо бесконечные бумаги... Прошу кланяться вашей очаровательной супруге. - С этими словами фон Бюлов встал из-за стола и раскланялся с послом.

Положение было достаточно неопределенным. В тот же день секретарь посольства отвез пригласительный билет на Вильгельмштрассе. Аналогичные приглашения на несколько необычный для французского посольства "бирабенд" получили испанский посол Луис Сулуэта, посланник Бельгии граф де Кершов и, конечно, начальник протокольного отдела Бассевиц. Для придания вечеру неофициального характера были приглашены также внук "железного канцлера" Герберт фон Бисмарк и весьма популярный в дипломатической среде Остер один из самых блестящих сотрудников абвера.

Госпожа Франсуа-Понсе после некоторого размышления решилась все же добавить к пивным закускам страсбургский паштет и ранние черные трюфели из Перигора.

Вечер удался, и посол сумел обменяться мнениями с фон Бюловом по поводу будущего Рейнской области, к чему, собственно, оба они как будто и стремились.

И вот теперь, в самый разъезд, Франсуа-Понсе явно нашел необходимые слова для заверения заместителя министра в своей личной дружбе.

Одна за другой подъезжали к подъезду машины, и гости, довольные проведенным вечером, прощались в круглой "наполеоновской" гостиной с радушными хозяевами. Ярко горели позолоченные бра в виде ангелочков, отражаясь в зеркальном паркете, где из редких сортов дерева был выложен вензель N, осененный императорским орлом, благоухали орхидеи в севрских вазах на каминной доске.

Часы в стиле Людовика XV показывали ровно девять.

Через час после разъезда политический советник Шарль Жироду доложил послу о пожаре рейхстага. Франсуа-Понсе мог только гадать, знал ли об этой несомненно заранее запланированной нацистами акции фон Бюлов.

- Пожалуй, нам бы следовало побывать там, - сказал посол, ловко обрубая игрушечной гильотинкой кончик длинной регалии из Гаваны.

- Все улицы, наверное, оцеплены, - возразил Жироду.

- Не сомневаюсь. Но нам незачем брать автомобиль с расчехленным флагом. Пройдем, сколько можно, пешком. Давайте только сначала переоденемся.

На следующее утро Франсуа-Понсе составил депешу, которая начиналась словами: "Нацисты инсценировали поджог, чтобы еще до выборов захватить власть". Он сам отнес ее в шифровальную комнату и, пока шифровальщик возился с таблицами, Франсуа-Понсе решил добавить в свое сообщение еще одну фразу, последнюю: "Эти люди способны на все".

- Поместите это в конце, - распорядился посол, положив красный карандаш на шифровальный стол.

Возвратившись к себе в кабинет, он вызвал Жироду.

- Подготовьте мне досье по этому делу. И вообще попытайтесь разузнать что-нибудь такое... - он пошевелил пальцами, словно растирая понюшку табаку. - Ну, да вы понимаете, что я имею в виду.

ДЕКРЕТ

На основании абзаца 2 статьи 48 имперской конституции в целях

противодействия коммунистическим актам насилия, представляющим угрозу

для государства, постановляется следующее:

1

Статьи 114, 115, 117, 118, 123, 124 и 153 имперской конституции

впредь до дальнейших распоряжений отменяются. Поэтому ограничения

свободы личности, свободы выражения мнений, включая сюда свободу

печати, право союзов и собраний, нарушение тайны почтово-телеграфной

корреспонденции и телефонных разговоров, производство обысков и

конфискаций, а также ограничения права собственности, допускаются

независимо от пределов, обычно установленных законом...

6

Настоящий декрет вступает в силу со дня его опубликования.

Берлин, 28 февраля 1933 года.

Президент Германской республики

ф о н Г и н д е н б у р г

Рейхсканцлер

А д о л ь ф Г и т л е р

Имперский министр внутренних дел

Ф р и к

Имперский министр юстиции

д-р Г ю р т н е р

Глава 7

ПИР ЛЕНДЦИАНА

На другой день Фриц Лендциан был приятно обрадован пятнадцатью марками наградных. Конечно, благодарность в приказе за арест поджигателя кое-чего стоит! Любой полицейский был бы счастлив иметь такое в своем послужном списке. Но пятнадцать марок тоже на улице не валяются.

И все же какая-то неясность продолжала тревожить вахмистра. Он доложил начальству о странном поведении чиновников, которых встретил вчера в вестибюле. Непонятно было, что они делали в темноте. Собирались уходить, как заметил шеф? Но они-то сказали, что ключей у них нет! Кто же запер подъезд? Кто-то третий, неизвестный? Быть может, так оно и было, а он, Лендциан, напрасно заподозрил, что его заперли в горящем здании те двое. Что ж, очень даже вероятно.

Но не только это мучило вахмистра. Подробно описывая приметы чиновников (один высокий, с длинным лошадиным лицом, глаза и волосы светлые, свежий красный шрам в форме подковы на переносице; другой среднего роста, темноволосый, красивый молодой человек, Лендциан не то что начальству, самому себе боялся признаться, что второй поразительно похож на одну высокопоставленную особу. Нет, Лендциан вовсе не был уверен, что это именно он. Бывают ведь и поразительные сходства. Но одно вахмистр знал твердо: назови он эту особу по имени, ему не дожить до следующего дня. Поэтому на вопрос шефа, узнал бы он тех двоих при встрече, Лендциан ответил отрицательно. Ведь было не слишком светло, и видел он их не больше минуты.

Шеф благосклонно выслушал его и спросил, настаивает ли он в таком случае на приметах? Нет, вахмистр не настаивал. Приметы он мог незаметно для себя домыслить уже потом. Правда, такую примету, как шрам на переносице, не домыслишь, это нужно видеть. Но надо учесть и обстановку: пожар, волнение... Недаром шеф сам обратил на это внимание. Разве не мог Лендциан ошибиться и принять за шрам, скажем, размазанную вокруг легкой царапины кровь? В том-то и дело, что мог. Но тогда уже нельзя говорить об "особой" примете, о примете долговременной. Шеф согласился с вахмистром и сказал, что в столь сомнительном случае о приметах лучше вовсе не упоминать. Так он и доложил начальнику гестапо Дилсу.

Вот только странно ведет себя этот красный поджигатель. Он как будто доволен, весело смеется. Не соображает, что поджог будет стоить ему головы?