Свердловская киностудия снимала два научно-популярных фильма «Рассказ о камне» и «Каменные загадки». В качестве одного из операторов я был приглашен участвовать в съемках, которые проводились в Крыму, на Кавказе и на Урале.
По сценарию предполагался эпизод о причудливых фигурах выветривания на одной из гор Северного Урала со странным названием Мань-Пупы-Нёр, у самого истока реки Печоры.
К началу съемок утвердилось мнение, что экспедиция в этот район неосуществима, трудна, требует много расходов и времени, и поэтому эпизод о каменных фигурах было решено снимать в макете.
- В макете изобразить природу? И тем более такое исключительное место! Это кощунство, - так я и заявил режиссеру. Он улыбнулся, пожал плечами и сослался на смету.
После съемок в Крыму разговор о Мань-Пупы-Нёре неожиданно возобновился. Выяснилось, что отпала необходимость поездки в Армению, тем самым образовалась экономия средств, а это давало возможность организовать экспедицию на север Урала, к причудливым скалам.
Первые сведения о Мань-Пупы-Нёре мы получили в Уральском геологическом музее. В 1937 году группа научных работников совершила экспедицию на эту гору и снятые тогда фотографии были единственным документом об интересном явлении природы на вершинах Северного Урала. Сам автор фотографий, геолог Юрий Павлович Аргентовский, давно умер. Фотографии были пересняты на нашей студии и выглядели очень неважно.
Нанесли мы визит и в Уральское геологическое управление, к главному геологу Аладинскому. Он заинтересовался нашими планами. Оказывается, даже бывалые геологи очень смутно представляют о существовании каких-то столбов на севере Урала.
Аладинский снабдил нас картой. В беседе с ним выяснилось, что в Ивделе есть самолеты, обслуживающие Уральскую северную экспедицию, которые .могут доставить нас в Усть-Манью. Из Усть-Маньи на Уральский хребет можно пройти только пешком или на лошадях. Единственный путь, пролегающий в этом районе, - заброшенная оленья тропа, проходящая по глухой тайге от Березова до реки Илыч. Нам предстоит идти по тайге или по руслу реки Маньи до оленьей тропы и по ней в сторону Урала. На самом хребте от оленьей тропы отходит просто тропа, обозначенная на карте пунктиром. По ней следует подняться на хребет и, перевалив его, спуститься к истоку Печоры. За долиной Печоры возвышается гора Мань-Пупы-Нёр.
Таков путь: добрых 100-120 километров. По карге видно, что здесь глушь, ни единого домика…
В последний момент выяснилось, что в экспедицию мы едем только двое: кинооператор и администратор.
Через несколько дней стартовавший в Ивделе самолет АН-2 поднял нас в воздух и взял курс на север. Слева в дымке маячил Уральский хребет с цепочкой голых каменистых вершин. Кругом потянулись бесконечные леса и болота. Мой спутник преспокойно заснул, не реагируя на болтанку.
Через сорок минут показалась извилистая река Северная Сосьва. Рябили на солнце перекаты, белые барашки отчетливо виднелись на порогах. Местами по берегам возвышались скалы. Неожиданно у реки показались домики Усть-Маньи. Самолет, сделав резкий крен, пошел на снижение. Вскоре мы сели на небольшой луг, на краю которого стояла группа людей.
Нашу аппаратуру быстро выгрузили. Женщина с ребенком села в самолет и провожающие подали ей завернутую в газету глухарку. Эта деталь сразу дала понять, что здесь север- край лесов и дичи. Глухарку сунули в самолет так, как у нас второпях преподнесли бы отъезжающим вареную курицу.
Надо было позаботиться о том, чтобы получить лошадей и найти проводника. Оставив администратора Сашу у вещей, я пошел в сопровождении местного жителя - коми по национальности-в поселок. Дорогой мы разговорились. Оказалось, что мой спутник очень хорошо знает район горы Мань-Пупы-Нёр и знаменитые столбы-богатыри на ее вершине. Он даже жил там в юрте, несколько сезонов пас стада оленей на склонах горы. По его словам, верховья Печоры и других речек исключительно богаты рыбой, хариус там просто кишит. Я слушал буквально развесив уши.
Начальник геологической партии Кедун с интересом отнесся к нашему путешествию и обещал помочь раздобыть лошадей и проводника.
Через несколько минут мне вручили ключ от комнаты. Было также дано распоряжение о доставке с аэродрома нашего груза. Я вернулся к своему администратору, обрадовав его тем, что все дела за него уже сделаны.
С Сашей сидели два местных жителя, вели разговор об охоте и рыбной ловле. Я подсел к ним и с удовольствием слушал. Рабочие рассказывали, что дичи кругом тьма, что, идя в тайгу, нужно брать только чай, сахар и сухари, а все остальное можно добыть ружьем: и глухаря, и тетерку, и рябчика, и утку. А рыбы здесь, особенно весной, - изобилие. Таймени ловятся по тридцати килограммов штука. Один из рассказчиков разводил руки на сколько хватало:
- Во какие таймени!
Он же заявил, что на одном из ближайших озер водятся щуки величиной с человека.
- Позвольте, - не удержался я, - но это же не щука, а целый крокодил!
- Да, да, - кивал головой рассказчик, - в ней не меньше полсотни килограммов!..
После того как был перевезен наш груз, хотелось побыстрее осмотреть местность и сходить в мансийскую деревню за проводником.
Маленький поселок Усть-Манья состоит из двух частей: старой деревушки в двенадцать-пятнадцать изб и нового поселка геологической партии в десять домов. Кругом бескрайняя молчаливая тайга. Только вечно шумит на порогах и перекатах Северная Сосьва. Далеко в тайге слышен этот шум.
Могучие кедры расположились по берегам, заметно выделяясь на фоне других деревьев лохматой хвоей. Они стоят особняком и выглядят крепышами среди стройных елей и пихт.
Вода в Северной Сосьве очень чистая, течение быстрое, сбивает с ног. Местные жители плавают по реке в узких длинных лодках, отталкиваясь шестами. Вверх по течению лодку обычно тянет лошадь.
Ниже поселка правый берег реки высокий, обрывистый, под ним ряд бурных перекатов. Через один из них мы осторожно перешли на другой берег. У. самой воды стояли несколько развесистых кедров. Под ними валялись шишки - это работа птиц кедровок. Дальше начинался сплошной кедрач. Сюда ходят местные жители на ореховый промысел.
По крутому склону в лесу мы забрались на обрыв и на какое-то мгновение остолбенели: вся земля была буквально покрыта брусникой. Мы никогда в жизни не видели такого изобилия ягод. Тут же, среди брусники, росла и черника, и голубика, но брусники было особенно много. Теперь стало понятно, как это на севере ягоду собирают ведрами. Ее, как выражаются здесь, «доят», то есть берут в руки всю кисть и ведут на себя. В ладони остаются все ягоды.
На другой день мы в первый раз встретились с манси. Что-то есть в них монгольское и в то же время индейское, соответствующее детским представлениям о гордых охотниках. Особенно обратил на себя внимание один статный мужчина с косичкой на затылке: В зубах у него торчала массивная трубка. Одет он был в национальную мансийскую одежду, напоминающую длинную рубаху с цветным шитьем. На поясе болтался большой охотничий нож. Ноги были обуты в мягкую кожаную обувь, перетянутую у ступней и под коленями бечевкой. «Здравствуйте», - сказал этот «индеец», завидев нас. Мы ответили ему тем же приветствием. Он еще больше стал походить на героев Фенимора Купера, когда заговорил с нами. Ей-богу - «Последний из могикан»!..
В этой деревне бригадир колхоза порекомендовал взять проводником одного пожилого манси - Петра Ефимовича Самбиндалова. Послали за ним. В сопровождении двух молодых ребят пришел низенького роста старик. На ступнях его были надеты нярки, как называют здесь мягкую кожаную обувь на меху, а выше, до самых бедер, ноги были обтянуты в нечто, напоминающее мокасины, перетянутые под коленями веревочкой. На поясе бодался охотничий нож с гирляндами зубов какого-то хищного животного, очевидно, медведя. На шее был повязан платок, лысеющая голова ничем не была покрыта.