Наступило 3-е сентября, день нашего выхода в обратный путь. В это время в горах Северного Урала дружно начинается осень. С Мань-Пупы-Нёра было видно, как тайга в долинах Печоры и Егры-Ляги обильно подернулась желтизной. Природа расцвела ярче, чем весной. На самой вершине, у каменных глыб, расстилались ковры полярных цветов арктоус альпина. Этот бледно-розовый цветок большими колониями украшает голые каменистые вершины. Над ярким цветным покровом живописно поднимаются серые фигуры причудливых скал. И здесь, в суровом краю, есть своя непревзойденная красота…

Сделана серия прощальных фотоснимков. Не хочется уходить от столбов. Грустно видеть в последний раз эти чудные создания природы, которые мы, может быть, никогда больше не увидим. Наш проводник, постоянный житель этого края, и то попал сюда только через десять лет. Геолог Аргентовский был здесь ровно двадцать лет назад. Еще раньше, начиная с 1921 года, известный геолог профессор В. А. Варсанофьева изучала верховья Печоры и неоднократно поднималась к удивительным столбам на Мань-Пупы-Нёре. Эта смелая женщина поднималась и к руинам «фантастического города» на горе Монинг-Тумп, что виднеется в туманной дымке за рекой Егра-Ляга. Об этих двух вершинах она оставила восторженные описания, в которых с большим удовольствием вспоминает былые путешествия по Северному Уралу.

Немногим довелось видеть эти странные творения. Мы подсчитали, что с 1843 года, когда здесь побывал русский геолог А. А. Кейзерлинг, к столбам поднималось только шесть групп. Наша съемочная группа - седьмая.

Мы медленно шли рядом с лошадьми к своему лагерю. Я поминутно оборачивался, чтобы еще раз взглянуть на столбы, проводник тоже. Только Саша шел, наклонив голову, как я называл, с «тенденцией в землю». Меня всегда раздражало его равнодушие ко всему, кроме футбола. Может быть, ему было тоже немного грустно, но его вид совершенно не выражал этого.

Мы уходили от столбов все дальше и дальше, они уже стали скрываться за склоном горы. Я не вытерпел и крикнул Саше:

- Сашка, взгляни последний раз! Ты же никогда больше не попадешь сюда. Это бывает только раз в жизни.

Саша обернулся, бросил безразличный взгляд через очки в сторону камней и продолжал шествовать со своей «тенденцией».

Мы вернулись в лагерь и стали собирать вещи. Проводник и Саша убирали палатку, сворачивали спальные мешки, крепили на лошадях вьючные седла. Я занимался упаковкой снятого материала. Нужно было всю пленку уложить в коробки, завернуть в водонепроницаемые клеенки.

После трех дней, прожитых на склоне горы, жалко было покидать гостеприимное место с родничком. Каждое утро мы уходили отсюда, оставляя почти половину своих вещей, а вечером усталые возвращались, как в родной дом. Здесь было тихо, безветренно. Каменистый склон густо покрыт мхом, спать мягко. Рядом журчал вытекающий прямо из горы маленький ручеек со студеной и чистой водой.

Сборы закончены, и мы не спеша отправляемся в обратный путь. Пошли по тому же склону Мань-Пупы-Нёра, по тем же каменным россыпям. В тех местах, где обильно росла черника, останавливались. Сейчас, когда наши продовольственные запасы подошли к концу, мы не имели права пренебрегать этими ягодами. Проводник, до этого не обращавший на них внимания, теперь охотно ползал по земле, да еще приговаривал:

- Медведь жирной, когда много кушай это.

Даже наша лайка с удовольствием срывала с кустиков черные ягоды.

Спускаемся ниже, входим в тайгу. Через несколько километров выходим на берег Печоры. Печора в верховьях - горная река. Здесь в изобилии водится хариус. Из Ледовитого океана в верховья реки идет нереститься семга. За горой Койп, что виднеется вдали, в Печору впадает бурный ее приток - речка Порожная. В прозрачных и холодных струях Порожной нерестится семга. Дней через десять, в середине сентября, начнется нерест. Интересно было бы заснять это на кинопленку. Но мы не имеем возможности спуститься по Печоре до горы Койп: у нас нет времени.

И вот опять подъем по тайге к основному хребту Урала- Поясовому Камню. Тайга кончается, начинаются карликовые березы и каменные россыпи. Проходим нашу недавнюю стоянку у истока Печоры. Выпив по кружке чистой родниковой воды, прощаемся с этим ручейком и следуем дальше.

День клонится к вечеру. Солнце уже низко опустилось над горой Мань-Пупы-Нёр. Проводник посмотрел на запад и сказал, обращаясь ко мне:

- Сегодня харюзный яма не пойдем: далеко, нога устал.

- Где будем спать?

- Егра-Ляга хорошо: вода есть, лошадь сено кушай есть.

Проходя среди молодого березняка, наскочили на богатое грибное место. Несколько десятков молоденьких подосиновиков группками росли среди черничника. Я быстро наполнил оба кармана своих альпинистских брюк, собирать больше некуда. Проводник, наблюдая за моим занятием, усмехнулся:

- Манси это не кушай. Это кушай только русски.

- Подожди, Петр Ефимович. Придем Егра-Ляга, я тебя угощу.

- Моя тоже не кушай. Моя кушай глухарь, таймень.

- И я тоже не люблю грибов: глухарь лучше,- вставил всегда неразговорчивый Саша.

- У тебя губа не дура, Сашок,-сорвалось у меня.

Они с проводником пошли дальше. Что же делать с грибами?

Я снял ковбойку, перевязал ее в рукавах и на вороте и стал собирать грибы, как в мешок. Ковбойка быстро наполнилась. Взвалив ее на плечо, пошел за своими.

На облюбованном берегу Егры-Ляги мы устроили лагерь. Пока варился глухарь, убитый Петром Ефимовичем, я занимался грибами. Проводник с недоверием смотрел на мою работу. Мелко нарезанные подосиновики были промыты, уложены в кастрюлю и посолены. Старик и Саша ждали, нетерпеливо поглядывая на большую горку глухариного мяса.

Когда все было готово, жареные грибы были разложены по кружкам. Проводник взял ложкой гриб й попробовал, потом взял еще.

Проглотив несколько грибов, он замотал головой с выражением удивления на лице:

- Хорошо-о… Кусно, кусно.

Петр Ефимович с аппетитом съел две полные кружки грибов. Рано утром я сбегал еще раз в грибное место и набрал десятка три молоденьких красноголовиков. Проводник с удовольствием ел грибы и запивал крепким, но не сладким чаем. Мы с Сашей отдавали предпочтение студеной воде Егры-Ляги.

Как только тронулись в путь, впереди залаял Паль.

Проводник толкнул меня локтем:

- Ходи стреляй своим «ружьем».

Я смонтировал камеру на штативе и побрел в ту сторону, откуда раздавался лай. Осторожно пробираясь между сосен, услышал какое-то воркование. Оно слышно было вверху, среди ветвей деревьев. Прежде всего нужно было увидеть Паля. Собака с визгом продолжала лаять. Хорошо, что наш пес белый, я сразу увидел его. Паль сидел у корней высокой и толстой сосны. Задрав морду вверх, он лаял и бил хвостом по земле. Среди ветвей сидели две глухарки и квохтали, как курицы. Паль, завидев меня, залаял с еще большим усердием. «Квох, квох», - раздавалось в ветвях.

Птицы, вытягивая шею, смотрели то на меня, то на Паля. Стараясь не делать лишних движений, очень медленно продвигаюсь к облюбованной для упора сосне! Наконец, достиг ее и прислонился к стволу плечом. Неожиданно обе глухарки срываются с места и с квохтанием перелетают на стоящее рядом сухое дерево. Усевшись на сучья, они испуганно вертят головами и смотрят в мою сторону. Я стою неподвижно, чтобы дать птицам успокоиться.

Глухарки вначале суетились, но, видя, что я не проявляю агрессии, спокойно уселись на сучьях. Теперь можно готовить аппарат к съемке. Осторожно поставил штатив, навел объектив на птиц. Они обе уместились в кадре. Вое приготовления стараюсь делать быстро, чтобы не упустить момента. Глухарки спокойно следят за моими движениями. Паль теперь сидит рядом, не лает, а вопросительно поглядывает то на меня, то на птиц. Умница пес. Я снимаю два варианта и остаюсь довольным, что мои труды не пропали даром.

А глухарки тем временем сидят, подогнув под себя лапки, как куры на насесте, и не собираются улетать. Одна из них неподвижно смотрит в мою сторону, очевидно, следит. Другая сладко щурит глаза от ветерка, который раздувает у ней перья на затылке. Как можно убивать таких доверчивых птиц? Я был очень доволен, что нет со мной ружья. Это была бы не охота, а жестокое истребление.