— А вот я, между прочим, как раз ещё не завтракал.

— Ну вот, — она обиженно надула губы.

— Покажи мне, где обедают свободные слуги в этом доме.

— Это единственное, о чем ты все время думаешь, — заметила она.

— Я думаю не только об этом.

— Да, это верно, — признала она.

Элизабет привела меня в комнату, примыкающую к кухням. Здесь мы застали несколько охранников, двух булочников, оружейных дел мастера и писца. Столики были небольшими. Я занял один из них, и Элизабет опустилась на колени слева от меня. Она подняла голову и к чему-то принюхалась. Следуя её примеру, я тоже потянул носом. Мы изумленно переглянулись.

К столику подошла обслуживающая рабыня в белой тунике и покрытом белой эмалью ошейнике и опустилась передо мной на колени.

— Чем это пахнет? — спросил я.

— Это черное вино с Тентисских гор, — ответила она.

Мне приходилось слышать о черном вине, но не доводилось его пробовать. Оно довольно распространено в Тентисе, но я не знал, что его употребляют в других городах.

— Принеси два бокала, — приказал я.

— Два? — спросила девушка.

— Рабыня, — кивнул я на Элизабет, — попробует его первой.

— Конечно, хозяин, — ответила девушка.

— Поджарь хлеба, — продолжал я, — и принеси меду, несколько яиц вулоса, кусок жареного мяса боска и тарианских фруктов.

Девушка послушно кивнула, грациозно поднялась на ноги, сделала два-три шага назад, склонив голову в поклоне, и, повернувшись, быстро отправилась на кухню.

— Я слышал, — сказал я Элизабет, — что черное вино употребляют горячим.

— Невероятно! — улыбнулась она.

Вскоре у нас на столе уже стояли два бокала с кружащимися над ними тонкими струйками пара.

Я долго приглядывался к темной дымящейся жидкости, вдыхая её неповторимый аромат. Элизабет, стоя на коленях, также, насколько позволяла её поза, старалась сунуть нос в бокал. Наконец, убедившись, что за нами никто не наблюдает, я протянул один из толстостенных бокалов ей, мы тихонько чокнулись их гранеными краями и поднесли вино к губам.

Оно оказалось чрезвычайно крепким, насыщенным приправами, но ошибиться было невозможно — это был кофе.

Я поделился завтраком с Элизабет, сообщившей, что он понравился ей гораздо больше, чем овсянка, которую ей пришлось есть прямо из корыта в комнате для женской прислуги.

— Завидую я вам, свободным людям, — призналась Элизабет. — В следующий раз ты будешь рабом, а я убийцей.

— На самом деле все это очень странно, — заметил я, занятый собственными мыслями. — Тентис не торгует зернами для черного вина. Я как-то слышал, что чашка этого напитка в Аре несколько лет назад стоила почти целую серебряную монету. Но даже в самом Тентисе черное вино употребляется только в домах представителей высших каст.

— Может, зерна доставлены с Земли?

— Первоначально зерна действительно были завезены на Гор с Земли, — сказал я. — Как и множество других семян. Однако я очень сомневаюсь, чтобы корабль, который я видел прошлой ночью, среди прочего груза доставлял сюда нечто столь тривиальное, как зерна для черного вина.

— Ты, вероятно, прав, — заметила Элизабет, с зажмуренными от удовольствия глазами делая очередной глоток горячего черного кофе.

На какое-то мгновение мне припомнилось, что воин, убитый, очевидно, по ошибке вместо меня на мосту в Ко-Ро-Ба, тоже был из Тентиса.

— Прекрасный напиток, — сказала Элизабет, заглядывая в опустевший бокал.

Завтрак подошел к концу, и мы вернулись в мою комнату, предварительно развязав сделанный мной на двери личный узел. Когда мы вошли, я плотно закрыл дверь на засов и снял с себя пояс с мечом.

Элизабет собрала сброшенные мной на пол шкуры и расстелила их на каменном ложе. Затем, словно ощущая непреодолимую усталость, она улеглась на них, поглядывая на меня и сладко зевая.

— Когда тебе нужно идти на доклад к Капрусу? — спросил я.

— Он — один из нас, — ответила Элизабет, — поэтому не придерживается в отношении меня строгого распорядка и позволяет мне уходить из дома, когда я того пожелаю. Однако время от времени мне следует показываться ему на глаза.

— У него много помощников?

— В его подчинении несколько писцов, но они работают не в его кабинете. Есть и несколько девушек-посыльных, но Капрус к нам довольно снисходителен, поэтому мы расхаживаем, где пожелаем. Если я и не явлюсь вовремя на доклад, все решат, что меня что-нибудь задержало.

— Понятно.

— Тебе всю ночь пришлось быть на ногах, — заметила она, — ты, наверное, устал?

— Очень, — ответил я, опускаясь рядом с ней на шкуры любви.

— Бедный хозяин, — сказала она, поглаживая меня ладонью по плечу.

Я перевернулся на бок и стиснул её в объятиях, однако она отвернулась, отстраняя губы.

— Так чьи узлы лучше? — смеясь, спросила она.

— Твои, твои, твои, — пробормотал я, понимая, что тут-то она меня и поймала.

— Прекрасно, — ответила она. — Можешь меня поцеловать.

После недолгого ворчания, ответом на которое был её смех, я так и сделал. Однако потом у меня взыграло чувство мести.

— Ну так что, будешь есть из моих рук? — поинтересовался я.

— Буду, буду! — воскликнула она.

— Даже когда мы одни? — допытывался я.

— Да, да!

— И даже сама будешь просить меня об этом?

— Да, буду! — кричала она.

— Проси!

— Велла просит покормить её из рук господина! — завопила она. — Велла просит хозяина её покормить!

Я рассмеялся.

— Ты просто животное! — улыбнулась она.

Мы обменялись поцелуями.

— Ты всегда мог заставить меня есть из твоих рук, Тэрл Кэбот, — призналась она. — Ты настоящее животное!

Я снова её поцеловал.

— Но узлы у меня все равно получаются лучше, — не могла успокоиться она.

— Это верно, — согласился я.

Она рассмеялась.

— После завтрака нет ничего лучше чашки кофе и хорошенькой девушки рядом, — признался я.

— Я же тебе говорила, — заметила она, — что после завтрака я просто необыкновенная.

— Вот тут ты права, — сказал я.

— Совершенно права!

Поцеловав её напоследок ещё раз, я перевернулся на бок и вскоре уснул, а Элизабет занялась наведением порядка в комнате и потом часу в двенадцатом отправилась в кабинет Капруса, опечатав предварительно дверь снаружи своим личным узлом. С внутренней стороны двери мы разрезали веревку и соединили её концы простым узлом, чтобы иметь таким образом возможность выходить из опечатанной снаружи комнаты, не разрезая веревку каждый раз.

Я проспал довольно долго, и за это время Элизабет успела несколько раз вернуться и снова уйти, занимаясь какими-то своими делами, пока наконец под вечер она не закрыла дверь на засов и не улеглась на шкуры рядом со мной, положив голову мне на плечо.

Я заметил у неё в носу сияющее тоненькое золотое тачакское кольцо.

Как Элизабет и предполагала, Хо-Ту сгорал от нетерпения показать мне дом Кернуса во всем его великолепии. Надо заметить, что старший смотритель гордился этим громадным, сложнейшим строением по праву. Это, безусловно, был самый крупный работорговый дом в Аре, сохраняющий свои традиции на протяжении уже тридцати поколений владельцев. Размножением рабов и их обучением здесь занялись двадцать пять поколений назад, достижения семейства Кернусов в этой области не могли не признать даже конкурирующие работорговые дома, такие, например, как дом Портуса. Опытный рабовладелец с первого взгляда способен распознать, в каком доме и по какой программе проходила обучение та или иная рабыня либо раб. Основной целью обучения являлось воспитание и развитие в невольнике послушания, хороших манер, а в девушке и сладострастия, хотя в связи с огромным количеством рабов на Горе и использованием их в самых разных областях жизни некоторые дома получали заказы на рабов, предназначенных для выполнения строго определенных функций либо обладающих какими-то изначально заданными чертами характера.