Резко поднявшись, Юлий оглянулся и оказался лицом к лицу с отцом Сифансом, который бесшумно появился из ниши.

— Отец…

— Я отдыхал. Я был в твинке, когда обрушилась кровля. Что там творилось! К счастью, я особенно не пострадал. Обломок камня лишь немного повредил мне ногу. Могу дать тебе совет: не пытайтесь уйти через северные ворота — стража закрыла их и объявила о чрезвычайном положении, так, на всякий случай, если достопочтенные граждане вздумают совершить какую-нибудь глупость.

— Ты собираешься донести на нас, отец? — От прежних времен, от дней его отрочества, у него сохранился костяной нож, который украсила искусной резьбой его мать, будучи еще в хорошем здравии. Когда он задал этот вопрос Сифансу, его ладонь нащупала под сутаной рукоять ножа.

Сифанс хмыкнул.

— Как и ты, я собираюсь совершить одну глупость. Я посоветую тебе, какой лучше избрать путь, чтобы покинуть нашу страну. Я также советую тебе не брать с собой этого человека. Оставь его здесь, я позабочусь о нем. Все равно он скоро умрет.

— Нет, отец, это человек крепкого закала. Он непременно поправится, если мысль о свободе дойдет до его сознания. Он много пережил. Не так ли, Усилк?

Заключенный пристально посмотрел на них. Его раздувшаяся почерневшая щека закрыла один глаз.

— Но он твой враг, Юлий, и останется им. Берегись его. Оставь его мне.

— То, что он мой враг — это моя вина. Я постараюсь загладить ее, и он простит меня, когда мы будем в безопасности.

Отец Сифанс вымолвил:

— Некоторые не прощают.

Пока они стояли неподвижно друг против друга, Усилк старался подняться на ноги. Наконец, ему это удалось и он встал, тяжело дыша, возле стены.

— Отец, вряд ли я могу об этом просить. Почем знать, может ты являешься одним из Хранителей. Хочешь ли ты вместе с нами уйти во внешний мир?

Глаза священника замигали.

— До моего посвящения в духовный сан я чувствовал, что не могу служить Акхе. Однажды я пытался покинуть Панновал. Но меня поймали, потому что я был растяпой, а не дикарем, как ты.

— Вы никогда не забываете моего происхождения.

— Я всегда завидовал дикарям. И сейчас завидую. Но я потерпел поражение. Меня подвела моя природа. Меня поймали и стали обрабатывать, ну насчет того, как меня обрабатывали, я только скажу, что я тоже человек, но человек, который не может простить. Это было давно. С тех пор я пошел на повышение.

— Пошли с нами.

— Я останусь здесь, мне нужно лечить раненую ногу. У меня ведь на все и всегда есть отговорка, Юлий.

Взяв с полки мелок, Сифанс набросал на стене схему побега…

— Это долгий путь. Вы должны пройти под горою Квинт. В конце концов вы окажетесь не на севере, а на благодатном юге. Если вы останетесь там, вы заживете на славу.

Плюнув на ладонь, он стер со стены знаки и бросил камешек в угол.

Не находя слов, Юлий обнял старого священника и прижал его к себе.

— Мы отправляемся тотчас. Прощай.

С трудом заговорил Усилк.

— Ты должен убить этого человека. Убей его сейчас. Как только мы уйдем, он сейчас же поднимет тревогу.

— Я знаю его и верю ему.

— Это только хитрость.

— Какая к черту хитрость. Не смей так говорить об отце Сифансе. — Эти слова были произнесены с некоторым волнением, потому что Усилк шагнул вперед, а Юлий, протянув руку, преградил ему путь. Усилк ударил его по руке и они некоторое время боролись. Наконец Юлий осторожно оттолкнул Усилка.

— Ну, пошли. Если ты можешь еще бороться, значит можешь и идти.

— Подожди. Я вижу, что мне придется довериться тебе, монах. Докажи, что ты говоришь правду. Освободи моего товарища. Его имя Скоро. Он работал со мной в пруду. Он заключен в камере 65. Кроме того, приведи моего друга из Вакка.

Поглаживая себя по подбородку, Юлий сказал:

— Не надо диктовать свою волю.

Всякое промедление было чревато опасностью, но все же он чувствовал, что должен что-то сделать, чтобы успокоить Усилка, если он хочет как-то договориться с ним. Из слов Сифанса стало ясно, что их ожидает трудный и опасный путь.

— Ну что же, Скоро, так Скоро. Я помню этого человека. Он был твоим связным?

— Ты все еще допрашиваешь меня?

— Ладно. Отец, позволь Усилку остаться здесь, пока я не найду этого Скоро. Хорошо? Кто этот человек в Вакке?

По лицу Усилка скользнула улыбка.

— Это не мужчина, а женщина. Моя женщина, монах. Ее имя Искадор. Она — королева стрельбы из лука. Она живет в Боу, Боттом Эли…

— Искадор… Да, я знаю ее. Видел ее один раз.

— Приведи ее. И ей и Скоро мужества не занимать. Ну, а на что способен ты, увидим позже.

Сифанс потянул Юлия за рукав и тихо сказал на ухо:

— Извини меня, но я передумал. Я не хочу оставаться один на один с этим угрюмым и тупым типом. Бери его с собой. Уверяю тебя, я не покину эту комнату.

Юлий хлопнул в ладоши.

— Ну что ж, Усилк, мы уходим вместе. Я покажу, где ты можешь достать монашескую рясу. Надень ее и иди за своим Скоро. Я пойду в Вакк и найду твою девушку Искадор. Встретимся на углу Твинка, там, откуда ведут два прохода, так что в случае чего мы сможем убежать. Если ты и Скоро не придете, я уйду без вас. Я буду знать, что вас поймали. Ясно?

Они покинули тесную комнату отца Сифанса и погрузились в темноту коридора. Скользя пальцами по стене, Юлий шел впереди. В своем волнении он даже не попрощался со своим наставником.

Люди Панновала в то время были практичными людьми. Их не одолевали великие мысли. Главной их заботой было набить желудок.

Перед входом на Рынок возле караульных помещений росли деревья. Их было немного и они были невысокие, но тем не менее это были настоящие деревья.

В Панновале их ценили за редкость и за то, что они иногда плодоносили и давали урожай сморщенных орехов. Ни одно из деревьев не плодоносило каждый год, но каждый год то с одного, то другого дерева свисали орехи. Во многих из них были личинки. Матроны и дети Вакка, Гройна и Прейна съедали мякоть ореха вместе с личинками.

Иногда личинки издыхали, когда раскалывали орех. Согласно поверью личинки умирали от шока. Они думали, что внутренность ореха была целым миром, а сморщенная скорлупа, в которой находился орех, была небосводом. И вот однажды их мир раскалывался. Они с ужасом обнаруживали, что за пределами их мира находился другой, гигантский мир, яркий и интересный. Этого личинки не могли вынести и они испускали дух.

Мысль о личинках пришла в голову Юлия, когда он покинул тени и тьму Святилища. Он уже больше года не видел этого ослепительного мира, полного людей. Сначала шум и свет и беготня людей вызвали у него подобие шока. И в центре этого великолепного мира, полного соблазнов, была Искадор. Прекрасная Искадор. Ее облик был свеж в памяти, как будто он видел ее только вчера. Оказавшись с нею лицом к лицу, он понял, что она еще более прекрасна, чем он думал. Под ее взглядом Юлий стал заикаться.

Жилище ее отца состояло из нескольких отделений. Оно было частью небольшой фабрики по изготовлению луков. Он был великим мастером в своей гильдии.

С довольно надменным видом Искадор разрешила священнику войти. Он сел на пол, выпил чашку воды и, запинаясь, поведал ей о том, что привело его сюда.

Искадор была атлетически сложенной девушкой и весь ее вид говорил о том, что с нею шутки плохи. Тело ее отливало молочной белизной, резко выделяясь на фоне черных волос и карих глаз. Широкое лицо с высокими скулами и большим чувственным ртом было бледно. Все ее движения были полны энергией. Сложив руки на груди, она с деловым видом выслушала Юлия.

— А почему Усилк не пришел сам и не рассказал мне весь этот вздор? — спросила она.

— Он ищет своего друга. К тому же ему небезопасно появляться в Вакке, так как его лицо покрыто синяками. Это может привлечь внимание.

Темные волосы волнами спадали на плечи. Тряхнув головой, Искадор проговорила:

— Как бы там ни было, через шесть дней состоятся состязания по стрельбе из лука. Я хочу выиграть их. Я не хочу уезжать из Панновала. Я счастлива здесь. Это Усилк всегда был недоволен. Кроме того, я не видела его целую вечность. У меня сейчас уже другой парень.