Все произошло будто само собой. Чезарио показалось, что рука, сжимавшая стилет, — самостоятельное существо. Кинжал вошел в спину свидетеля легко, будто нагретый нож в масло. Чезарио только выдернул лезвие и ослабил ладонь — пружина тотчас втянула стилет обратно в рукав.

В зале судебных заседаний было тихо. Но вот за дверью послышался гул толпы. Он все приближался…

Маттео глянул на других подсудимых. Большой Датчанин дергал себя за кончик галстука. Эллис Фарго грыз ноготь. Денди Ник — и тот ковырял обивку барьера скамьи подсудимых. Шум за дверью нарастал.

Большой Датчанин наклонился к нему.

— Интересно, кого они притащат? — тревожно прошептал он.

— Сейчас посмотришь! — скривился Денди Ник. Лицо его то и дело покрывала испарина.

Маттео жестом приказал им замолчать. Он неотрывно смотрел на дверь, и остальные тоже уставились туда.

Наконец она открылась, показались два детектива, за ними — Динки Адамс. У порога он споткнулся, и охранник, шедший сзади, подхватил его под руку.

— Это же Динки Адамс, сукин сын! — Большой Датчанин даже вскочил со скамьи и перегнулся через барьер.

Судья призвал к порядку, стукнув молотком.

Тем временем свидетель сделал еще несколько неверных шагов… Вдруг лицо его исказилось мукой. Он снова споткнулся, посмотрел на судей, перевел взгляд на подсудимых… Пошевелил губами, будто силился что-то сказать, но не издал ни звука. Тонкая струйка крови выбежала из уголка рта, потекла по подбородку. Взгляд его остановился, на лице застыла страдальческая маска. Он стал медленно оседать, хватаясь за рукав пиджака Беккета. Потом пальцы разжались, обессиленные, и он рухнул на пол.

Поднялась паника. Люди вскакивали с мест. Судья стучал молотком, тщетно пытаясь утихомирить зал.

— Закрыть двери! — заорал Стрэнг.

Большой Датчанин повернулся к Маттео, собираясь что-то сказать.

— Тихо! — процедил тот сквозь зубы. Лицо его было непроницаемо, и только глаза торжествующе светились.

Когда Чезарио вернулся к конторке, клерк поднял голову, улыбнулся и протянул документы:

— Ваши бумаги, мистер Кординелли. Пожалуйста, подпишитесь вот здесь.

Чезарио черкнул свое имя, забрал бумаги.

— Благодарю вас, — проговорил он и не торопясь вышел. Когда он очутился снаружи и яркий дневной свет ударил в глаза, грудь все еще сжимал металлический обруч, тесня дыхание. Барбара помахала из машины.

Чезарио засмеялся и тоже помахал ей бумагами: белой вспышкой они блеснули на солнце. Он пересек площадь и подошел к автомобилю..

— Поздравляю, князь Кординелли! — сказала она, озорно и пленительно улыбаясь.

Он снова засмеялся и, садясь за руль, возразил:

— Дорогая, ты просто не читала этих бумаг. Князя Кординелли больше не существует. Отныне я — просто мистер Чезарио Кординелли.

— Просто Чезарио? Превосходно! Так даже лучше. И для нашего путешествия больше подходит.

Выруливая на дорогу, Чезарио покосился на нее.

— Смеешься надо мной?

— Нет-нет, что ты! — поспешно возразила она. — Я горжусь тобой и радуюсь.

Они свернули за угол, и он слегка, вздохнул: отпустило мучительное давящее ощущение в животе.

— Будь добра, прикури мне сигарету, — попросил он, чувствуя, как по телу разливается тепло.

Она подала ему сигарету и продолжала беспечно болтать:

— Что станется с моей мамой, когда она узнает: я на целую неделю отправилась в путешествие с мужчиной, даже не обрученным со мной?..

Он краем глаза наблюдал за ней и видел, как она улыбается.

— Я думаю, твоя мама не Узнает. А раз так, ничего страшного с ней не случится, — парировал он.

— Быть может, она бы поняла меня, — не унималась Барбара, — если бы а встречалась с князем, с европейцем. Но с обыкновенным мистером…

— Знаешь, что я думаю? — перебил он.

— Не-ет… — она удивленно повернулась к нему. Страшное напряжение оставило его и сменилось возбуждением, таким сильным, что Чезарио едва не застонал от боли в связках бедер и живота. Он взял ее руку и положил себе на затвердевшую плоть. Беспечная улыбка мигом слетела с ее лица. Он смотрел ей в глаза… Мгновение ей чудилось — века глядят ей в душу… Но лишь мгновение — и снова будто дымкой затянуло его зрачки.

— Так вот, я думаю, что твоя мама — сноб! — проговорил он торжественно, и они оба расхохотались.

Дорога свернула в туннель Мидл-Таун. Отсюда до аэропорта была прямая дорога. Теперь они молчали. Чезарио автоматически управлял автомобилем, а мысли его были далеко. Он думал о своем доме в Сицилии и о том, что всего несколько дней, как он возвратился оттуда, а кажется, будто прошли долгие годы…

И как это вышло, что дон Эмилио стал его «дядей»? Шейлок! Он хмыкнул про себя. Интересно, что теперь думает «дядя»?

Там, позади, остался мертвый человек. Долг выплачен. Впереди — еще двое. В счет доходов, полученных им за двенадцать лет. Три жизни за одну. Чезарио снова хмыкнул. Такими процентами должен быть доволен самый скаредный ростовщик.

Ему припомнился вечер, когда дон Эмилио посетил его, чтобы предложить свою сделку.

Чезарио подъехал к замку и остановился у парадного входа! Двор был безлюден и тих. Отворилась дверь, и на пороге появился дряхлый старик. Он узнал гостя, и радостная улыбка осветила его морщины.

— Дон Чезарио! Дон Чезарио! — вскричал он дребезжащим старческим голосом, торопясь навстречу, спотыкаясь на ступеньках и кланяясь.

— Гио! — воскликнул Чезарио, приветствуя старого слугу.

А тот уже укоризненно качал головой.

— Как же вы не предупредили о своем приезде, дон Чезарио! Мы бы приготовились к достойной встрече!

— Сам не знал, что заеду сюда, Гио, — улыбнулся гость.

— Я только на одну ночь. Завтра отправляюсь домой.

Старик помрачнел.

— Как же так, дон Чезарио? Разве ваш дом не здесь?

Чезарио смотрел на тяжелые каменные плиты, лестницей ведущие в замок.

— Да… — голос его смягчился, — все забываю. Но теперь я живу в Америке…

Гио вынул из машины чемоданы и поплелся вслед за хозяином.

— Как последние гонки, дон Чезарио? Победили? Чезарио отрицательно дернул головой.

— Нет, Гио. Пришлось прервать гонку — перегорел двигатель. Потому и заехал сюда.

Он прошел через громадный нетопленый зал и остановился перед портретом отца. Благородное лицо патриция глядело на него с холста. Война уничтожила отца духовно и физически. Он не считал нужным прятать свое презрительное отношение к немцам, и дуче приказал конфисковать его земли. Вскоре отца не стало.

— Какая жалость, что вам не повезло с машиной… — все еще сокрушался Гио.

— С машиной? Ах, да, да!.. — Чезарио развернулся и. направился в библиотеку.

Теперь он ни о чем не думал и только отмечал про себя перемены, происшедшие в замке за последние годы.

Вот так же было после войны. Он вернулся тогда и понял: прошлое исчезло без следа. Все, что у них было — и банк Кординелли, и земли, — все, кроме замка и громкого титула, перешло во владение дяди, который тем не менее не мог простить брату, что тот официально признал Чезарио своим сыном и таким образом лишил его самого права на наследование княжеского титула.

Все вокруг знали, какой мерзавец и негодяй завладел банком Кординелли, но сказать об этом вслух никто бы не решился. Чезарио вспомнил свою встречу с дядей, и горькая складка пролегла на его щеке.

— Синьор Раймонди, — Чезарио держался вызывающе надменно, — мне стало известно, что отец передал вам на хранение некоторую сумму…

Раймонди холодно прищурился. Сутулясь, он сидел за пыльным черным столом.

— Тебе сказали неправду, дорогой племянник, — проскрипел он в ответ. — К сожалению, мой брат, князь Кординелли, покинул нас, оставшись должником. Вот здесь, — он похлопал ладонью по столу, — здесь лежат закладные на земли и замок.