— Осталось проверить только три вагона, герр капитан!

— Я вами доволен, Циммерман, — ответил Кригер. — Проверяйте седьмой вагон, а я пока ознакомлюсь с остальными списками.

Циммерман передал списки Кригеру, оставив у себя лишь список седьмого вагона. Уходя, он заметил в машине мужчину и женщину. Догадался: Кригер и прибывший с ним обер-лейтенант затевают что-то неладное.

— Проследи за людьми в машине, — шепнул он Фимке, следующему по пятам за своим новым хозяином.

Циммерман проверил седьмой вагон и вернулся к Кригеру. Капитан протянул ему списки.

— Все в порядке, Циммерман.

Генрих пошел проверять последние два вагона. Фимка многозначительно подмигнул ему.

— Шпионов к нам подсадили. Мужчина — во втором вагоне, а его половина — в женском. Я их заприметил в лицо.

Генрих посмотрел на списки: два из них были подменены Кригером.

— Молодцом, Фимка! Так и впредь держать, — похвалил он связного. — Теперь марш в вагон. Скоро поедем…

Они разместились в первом вагоне. В следующем, специальном вагоне ехала охрана: офицер, два унтер-офицера и отделение солдат.

Охрана проверила вагоны, и поезд тронулся. Циммерман облегченно вздохнул, теперь можно и отдохнуть, чуть расслабиться. С вагонами он был связан прямым телефоном, и назначенные им старшие периодически докладывали ему обо всем. На остановках он сам в сопровождении своего связного обходил состав. Особенно Циммермана заинтересовал пассажир второго вагона, подсаженный Кригером. Фимка взглядом указал на здорового молодого мужчину с красным сытым лицом. Циммерман тут же обнаружил непорядок: возле него валялся окурок.

— Фамилия? — рявкнул он на нарушителя.

— Лыковский…

— Еще раз увижу окурок — заставлю весь пол языком подлизывать! Ясно?

— Так точно, господин начальник.

Циммерман поморщился.

— Фу, грязные свиньи, — выругался он и дал разгон старшему вагона Лукашонку.

Как и предполагал Генрих, рабочие направлялись не в имение баронессы Тирфельдштейн, а в какое-то иное место. Выгружались они на маленькой, пустынной станции. Охрана сдала по спискам встречающему офицеру всех рабочих и в пустом эшелоне укатила в Берлин. Циммерман возвращаться с ними отказался. Ведь ему было приказано сопровождать спецгруппу до места.

— Мы были за ним как за каменной стеной, — передал офицер охраны своему коллеге. — Положитесь на него, и он все сделает. Русских знает отлично, они ему здорово насолили в Сибири…

Циммерман тут же построил людей, произвел перекличку. Разбил на группы и приказал грузиться в ожидавшие их машины. Делал это он быстро, со знанием дела. Чувствовалось, что рабочие боялись его как огня, стараясь побыстрее выполнить любое указание. Офицеру, ответственному за приемку людей, понравился расторопный сопровождающий. Вон как четко он организует погрузку, взяв всю заботу на себя. Такого неплохо бы иметь старостой. Надо доложить командиру.

Так же энергично Циммерман произвел выгрузку и размещение рабочих в бараках, расположенных на берегу озера. Посмотреть прибывшую из Белоруссии квалифицированную рабочую силу приехал сам командир строительной бригады подполковник Рюдель, в подчинение которого входил отряд специалистов-славян. Он сразу же обратил внимание на подвижного Циммермана, умело, без нервозности и излишней суеты организовавшего размещение людей, а когда узнал, что тот еще и немец по национальности, долгое время жил в России, был сослан в Сибирь и бежал оттуда, решил оставить его у себя и назначить старостой. Рабочих бывший пленник большевиков знает великолепно, сможет из них выжать все возможное, недаром же именно его назначили сопровождать спецотряд, а там, в прифронтовых городах, в людях умеют разбираться. Главное же, ему, Рюделю, будет бесхлопотно, когда командовать славянами станет свой человек.

— Интересы рейха требуют, чтобы вы остались здесь, герр Циммерман, и командовали этим рабочим скотом, — сказал Рюдель.

Циммерман молодцевато щелкнул каблуками, вытянулся по стойке «смирно».

— Яволь! Моя жизнь всецело принадлежит великой Германии, и я готов служить ее интересам там, где прикажет наш фюрер и от его имени вы, герр подполковник!..

За месяц муштры Рихард Форрейтол познал азы немудреной солдатской науки. Его научили сносно стрелять из автомата, метать гранаты, рыть окопы, ползать по-пластунски и ходить в атаку. С раннего утра и до позднего вечера он штурмовал позиции «русских», ноги дрожали от усталости, в горле пересохло, а унтер-офицеры заставляли без конца повторять атаки. Казалось, нет больше сил, вот-вот свалишься от изнеможения. Но все же лучше продолжать ходить, в учебные атаки, стрелять по мишеням, чем быть на передовой. Поговаривали, что из них еще целый месяц будут делать настоящих солдат фюрера, но вдруг ночью подняли по боевой тревоге, посадили на грузовые автомашины и повезли в устрашающую темноту. Никто толком не знал, куда едут. И только под утро, когда впереди появилась светло-розовая полоска зари, поняли: на восток.

Сначала глухо, а затем все отчетливее и громче стали доноситься залпы орудий; за лесом разгорался бой. Уже совсем рассвело, когда машины подъехали к передовой. Рота спешилась, и командиры взводов повели своих новобранцев в окопы, из которых солдаты стреляли из пулеметов по русским, пытавшимся занять выгодный для себя рубеж.

— Помощь пришла! — разнеслось по окопам. — Нас теперь больше русских!

— И больше пушечного мяса, — съязвил чей-то голос.

Роту новобранцев выдвинули вперед. Рихард лег на землю и уткнул голову в песок. Вокруг него все грохотало, рвалось, звенело. Со страхом он ждал, что вот-вот одна из свистящих пуль прошьет его тело — и конец… Бедная мать не дождется и младшего сына. А может, его просто ранят. Хорошо бы! Он даже представил себе, как на костылях подходит к заводу, как его встречают удивленный Виленский и обрадованные товарищи по работе. А с ними мать, отец и невеста брата Мануэла. Они плачут от счастья, а он рассказывает о своих подвигах, становясь в их глазах настоящим героем. Жаль только, креста за солдатскую храбрость не будет…

Рядом громыхнул взрыв, полузасыпав Рихарда землей. Пошевелил руками — целы, ногами — двигаются. «Пронесло!» Приподнял голову, осмотрелся. Вдалеке маячила зеленая стена леса, к ней змейкой тянулась проселочная дорога. Рядом с Рихардом — рукой достать — что-то завернутое в шинель. Вгляделся — и озноб прошел по коже: это же туловище его соседа. Ни головы, ни ног, ни рук поблизости не было.

Снова уткнул голову в песок, чтобы ничего не видеть. Его тоже ждет подобная участь. Всплыли в памяти слова Виленского. «Да, лучше сдаться в плен, чем погибнуть ни за что», — согласился теперь с ним Рихард. Он решил не отрываться от спасительной земли и отлежаться здесь до конца грохочущего ада. Но как это будет долго? Время тянется медленно, очень медленно… Что такое? Кажется, орудия уже не стреляют? И пули не свистят… Действительно, вокруг тихо, хотя в ушах все еще стоит беспрестанный гул. Приподнялся — да он же один, бой кончился. Бросился в глаза облитый кровью солнечный диск, падающий в пропитанные той же кровью красно-грязные облака.

Рихард вначале пополз назад к окопам, а потом не выдержал пугающей тишины, поднялся и побежал во весь рост.

— Форрейтол?! — услышал он в окопе голос командира отделения. — А мы думали, тебя… — Он не договорил, подал солдату котелок с густым гороховым супом. — Подкрепись. Пища для солдата — первейшее дело.

Рихард заглянул в содержимое котелка. Тошнота подступила к горлу, есть не хотелось.

— Поешь, поешь. И все пройдет, — подбодрил его отделенный.

Боясь показать окружающим свою растерянность и опустошенность, Рихард проглотил ложку безвкусного супа. Усилием воли он пичкал себя горохом, с тоской наблюдая, что содержимое котелка почти не убавляется. К счастью, за ним пришел посыльный и повел в блиндаж к командиру роты. «Неужели заметили, как я весь бой пролежал на одном месте?» — забеспокоился Рихард. Ведь могут расстрелять как труса.