– Соня?..

– Можно? – Соня, не дожидаясь кивка, отодвинула стул.

Они долго сидели, в неловком молчании глядя друг на друга.

– Ты еще в «Красной Звезде»? – спросил наконец Юлий.

– Замзавотдела экономической стратегии. Здесь, в Париже. А ты?

Непонятный смешок, по лицу Юлия скользнула тень прежней улыбки.

– Что ж я? Ты, наверное, слышала, министром иностранных дел пока не стал, – сказал он. – Но все еще в этом министерстве, в Москве, чиновник, признаться, средней руки, но надежд не оставил... – Он нахмурился и отпил глоток из полупустого стакана. – Хотя нынешняя политическая ситуация ничего хорошего не сулит.

– Женат? – спросила Соня, не зная, о чем еще говорить. Все получалось как-то натянуто и официально.

Юлий кивнул.

– Трое детей. А ты?

– Двое, – сказала Соня, решив не упоминать о муже-американце.

– Итак, Соня? – сказал Юлий.

– Итак, Юлий?

– Добилась ты в жизни того, чего хотела? Ты счастлива?

– Славный муж, славные дети, славная жизнь в Париже, – ответила Соня. – Разве что по службе могла бы продвигаться быстрее. – Она пожала плечами. – А ты?

Юлий опять усмехнулся, но что-то не очень весело.

– La m?me chose [62], как говорят во Франции, – ответил он.

– Какими судьбами в Париже?

– Дела министерские, – сказал Юлий тоном, показывающим, что он не желает распространяться на эту тему.

Разговор совсем не клеился, и Соня уже жалела, что начала его. Она поняла, что не может сказать ничего путного; наверное, и он чувствовал то же самое. Они были вместе двадцать лет назад, плохо расстались и с тех пор ни разу не виделись. Они стали другими людьми, чужими друг другу, и, пытаясь завязать непринужденную беседу, чувствовали себя страшно неловко. Соня уже искала повод, чтобы распрощаться, как вдруг музыка стихла.

Все взоры обратились вверх, к эстрадной площадке, где неожиданно появился слегка позеленевший от передвижений на головокружительной высоте посол Тагурский. Он сказал что-то одному из музыкантов, тот ему ответил, а в зале между тем замерли последние разговоры и воцарилась гнетущая тишина.

– Я должен сделать не очень приятное, хотя и не совсем неожиданное сообщение, – раздался усиленный динамиками голос посла. – Президент Соединенных Штатов издал указ, приостанавливающий выплату процентов по государственным займам странам, входящим в Объединенную Европу, а также европейским компаниям и частным лицам. Эти долги подлежат переводу на замороженные счета, которые можно использовать для приобретения промышленных изделий и продуктов сельского хозяйства только в пределах Соединенных Штатов...

По залу прокатился ропот.

– Для не искушенных во всех этих тонкостях, – сказал Тагурский, – поясню на простом русском языке. Это значит, что американцы аннулируют свой внешний долг. По крайней мере, ту его часть, которая относится к Европе, а она составляет примерно пятнадцать триллионов американских долларов.

– Они все-таки пошли на это! – воскликнула Соня, когда зал потонул в возбужденном гаме. – Все-таки решились и пошли на это!

– Ты ожидала чего-то другого? – спросил Юлий Марковский. – Поверь мне, это только начало. А вот следующий шаг может причинить нам настоящие неприятности.

– Следующий шаг?

– Конечно. Пока они отомстили только Западной Европе, ведь Советский Союз практически не имеет касательства к этим ценным бумагам, которые теперь годятся только на подтирку. А вот когда начнется экспроприация...

– Экспроприация?

– Какой прекрасный выход для Америки! – сказал Юлий, словно не замечая Сони. Он глотнул еще водки и, уставившись куда-то мимо нее, разразился полупьяным монологом – манера, так хорошо ей знакомая: – Никто точно не знает, сколько именно американской недвижимости, складов сырья, нефтяных месторождений, угольных шахт, фабрик и прочего находится во владении европейских правительств, частных лиц, корпораций и консорциумов, но, по оценкам Министерства иностранных дел, это составляет около тридцати процентов всего их национального богатства – да и неудивительно, ведь туда перекачивали деньги не один десяток лет. Какую поддержку получит их умирающая экономика, если они отнимут все это и продадут своим собственным капиталистам! Даже если правительству придется назначить довольно низкие цены, чистой выручки может хватить еще и на выплату внешнего долга японцам! Нет, молодцы ребята!

– Но это же откровенный грабеж! – воскликнула Соня. Юлий пожал плечами.

– Вполне в духе третьего мира. Было время, Советский Союз поощрял подобные действия.

– Не могут же они всерьез рассчитывать, что это сойдет им с рук!

– Да ну? А кто их остановит? Уж не мы ли? Пока мы были заняты своим великим мирным наступлением и превращались в добрых европейчиков, они военизировали страну и стали практически неуязвимы. Их орбитальные лазеры могут уничтожить всё наше и европейское космическое хозяйство – космограды, «Спейсвилль», всё до последнего спутника, может быть, даже лунную базу, – так, что не успеешь и глазом моргнуть. Они десятилетиями развивали программу «Космокрепости», добились в этом гнусном деле успеха – угрозами их теперь не проймешь. Весь мир вынужден молча наблюдать, как они хозяйничают в Латинской Америке...

– Но есть экономические санкции.

Юлий горько рассмеялся.

– А, ну конечно, Объединенная Европа в отместку национализирует всю здешнюю американскую собственность, какая найдется. Но японцы и пальцем не пошевелят – чтобы не дать американцам удобного повода национализировать их имущество в Америке. Даже нация, которая не слишком сильна в шахматах, поймет, что за ладью и ферзя не жалко отдать слона!

Соня была здорово напугана, чтобы не сказать больше.

– Это только твои догадки, Юлий, или...

Юлий высокомерно пожал плечами.

– Почти все это стало очевидным давным-давно. Плюс необходимый минимум разведданных... У них слово с делом не расходится, они намерены превратить Западное полушарие в свою замкнутую экономическую вотчину, и никто не сможет им помешать.

Юлий бормотал еще что-то, но Соня уже не слушала.

– У них хватит своих ресурсов, угля, железной руды, меди, нефти; сельскохозяйственных угодий у них больше чем достаточно, урана...

В Соне взяла верх профессиональная жилка, и она стала быстро прикидывать, каковы будут практические последствия. У «Красной Звезды» не было в Америке своего имущества, поскольку американцы давно запретили у себя советские инвестиции, но она держит на сотни миллионов акций европейских компаний. Их, наверное, сотни, и у них такое имущество безусловно есть. И когда американцы его конфискуют, курс этих акций резко упадет, а кое-кто и обанкротится.

– Сколько у нас остается времени, Юлий? – спросила она.

– Что? – сказал Юлий, моргая, словно только что очнулся.

– Когда американцы начнут экспроприировать?

Юлий пожал плечами.

– Наверное, это вопрос нескольких недель. Подождут, пока европейцы дойдут до кипения, и сделают какой-нибудь дурацкий шаг. Долго, понятно, ждать не придется – и будет повод для...

– Было очень приятно с тобой побеседовать, Юлий, – сказала Соня, поднимаясь со стула, – но мне нужно идти, извини.

Она нырнула во взбудораженную толпу, высматривая Илью Пашикова. Общее настроение было подпорчено, но из обрывков разговоров Соня поняла, что реакция сводилась в основном к праведному негодованию да к пьяной брани в адрес Соединенных Штатов. По-видимому, мало кто имел доступ к упомянутым Юлием разведданным, а если кто и имел, то не слишком хорошо соображал и не сделал должных выводов.

Наконец она нашла Илью, который по-прежнему токовал вокруг своей рыжеволосой пассии.

– Извините, – сказала она, решительно беря его за руку.

– Соня...

– Нет, Илья! – настойчиво сказала Соня. – Это жизненно важно! Нам нужно срочно поговорить с глазу на глаз.

– Лучше отложим, Соня, – недовольно забормотал Илья. – Я хотел с ней кое-что обсудить...