– О, – говорит она затем, её тон меняется на удивлённый и в голосе сквозит разочарование. – Ну, думаю, я могу вернуться на неделю раньше, если это единственный раз, когда директор смог запланировать встречу актёров.

Чёрт, у меня с ней осталось всего две с половиной недели? Этого времени недостаточно, чтобы вывести её из моего организма. Недостаточно времени, чтобы выкинуть её из головы.

На светофоре я жду, когда она повернётся ко мне, но этого не происходит. Взамен она обхватывает рукой талию и крепко сжимает телефон, и начинает говорить в более резких тонах, пока, наконец, не заканчивает разговор.

– Прошу прощения за это.

– Всё хорошо. Значит, всего три недели?

– Похоже на то. Прости, я не планировала всё таким образом. Я хотела провести больше времени со всеми.

«Больше времени с тобой», понял я по выражению её глаз.

Никаких чувств, продолжаю повторять я себе. Но спустя три дня, кажется, мы оба окунулись в эти мутные воды. Что, чёрт возьми, произойдёт через три недели? Мне нужно помнить, что она уедет быстрее, чем планировалось, и мне нужно держать эмоции под контролем. Куинн не хочет здесь оставаться, а я не хочу менять свой холостяцкий образ жизни.

– Иззи будет раздавлена, – намекаю я, когда подъезжаю к авто-кафе с жареной курицей.

Она молчит, позволяя мне заказать, и поскольку мы стоим в очереди, чтобы заплатить, спрашивает почти невинно.

– А ты?

Зацикливаясь на ней и её смешанном выражении лица из отчаяния и надежды, не могу заставить себя причинить ей боль, раздавить её. Вместо этого говорю правду, как бы меня это не ранило.

– Со мной всё будет хорошо, Куинн. Мне просто нужно получить от тебя как можно больше, пока ты здесь.

Её взгляд ищет мой, и вижу, что мои слова ранят её больше, чем я предполагал, но знаю, что она находит в них правду.

– Я тоже буду скучать по вам обоим, очень сильно. Вы – моя единственная семья.

Подходит наша очередь, и я плачу за наш обед и вручаю пакет Куинн, который она сразу же ставит на пол между ног.

Когда мы снова выезжаем на дорогу, я спрашиваю.

– А как насчёт твоей семьи, Куинн? Тебе не кажется, что тебе стоит попытаться увидеть их, пока ты здесь? Прошло уже много лет.

– Они не хотят меня видеть.

– Я думал, что они звонили на днях, прося зайти на ужин?

– Да. Но это не из-за меня. Это приглашение, чтобы наказать меня за мой выбор карьеры, и сказать мне, как сильно они хотели, чтобы я, как и они, продолжила карьеру в науке. Я всегда разочаровывала их, и они, не колеблясь, говорили мне об этом.

– Ничего себе, я понятия не имел.

– Они даже никогда не приезжали навестить меня. Даже когда я отправила им билеты на самолет и всё устроила. Я бросила это после двух лет попыток.

– Мне очень жаль, Куинн. Как насчёт этого? Я могу пойти с тобой на ужин, побыть буфером.

Выражение удивления появляется на её лице, как будто единственный акт доброты чужд ей. Конечно, этого не может быть. Люди должны постоянно требовать от неё что-то сделать.

– Ты сделаешь это для меня?

– Всё что угодно для тебя, милая.

Тишина заполняет пустоту в машине, но это не неприятно. Это удобное сочетание двух людей, которые чувствуют себя комфортно друг с другом.

– Когда у тебя следующий выходной или когда ты рано ложишься спать? – Куинн спрашивает, печатая на своём телефоне.

Думая о своём графике, я вспоминаю, что работаю в очень раннюю смену в субботу, и значит, покину работу в полдень.

– Я свободен в субботу вечером, если это нормально для них.

– Не волнуйся, я не дам им выбора, – отвечает она, а её пальцы быстро двигаются, пока она, наконец, не бросает телефон обратно в сумку. Она сидит, раздражённо скрестив руки на груди.

– Всё в порядке? – спрашиваю я, подъезжая к изношенной грунтовой дорожке с правой стороны дороги, и делаю резкий поворот.

– Да, с ними просто трудно общаться. Они так меня расстраивают. И понимаешь, они действительно заставляли меня прийти одной, но я сказала, что приведу гостя, нравится им это или нет. Так что, возможно, тебе придётся очаровать их.

– Не волнуйся, я могу очаровать любого. Но уверен, что они помнят меня с детства.

Она громко смеётся, заставая меня врасплох, чуть не съеживаясь от истерики.

– Не волнуйся, они едва помнят меня ребёнком, а я знаю их всю свою жизнь. Уверена, тебе не о чем беспокоиться.

Успокаиваясь, она, наконец, смотрит из окна, рассматривая округу.

– А куда мы едем?

– Моё любимое место в Дейл Сити, – ухмыляюсь я, и объезжаю несколько ям на грунтовой дороге. Мы едем сквозь поле, пока не подъезжаем к деревьям, у которых я паркую машину.

Открываю дверь и беру одеяло из багажника, затем подхожу к двери Куинн.

– Пойдем, это недалеко, – говорю ей, она сжимает пластиковый пакет, держа нашу еду в одной руке, а другой легко скользит в мою открытую ладонь.

Мы идём несколько минут, прежде чем она спрашивает.

– Ты знаешь, куда идешь?

Я не даю никаких объяснений, просто подтверждаю, что знаю, где нахожусь, и продолжаю идти.

Слышу лёгкое журчание, которое будет нарастать по мере приближения. Наконец, открывается вид, и я крепче сжимаю руку Куинн, взволнованный тем, что могу разделить это место с ней. Место, которое я не делил ни с кем, даже с моим близнецом.

– Это что…?

– Да, это рукотворное озеро в глуши.

Я тащу её за собой, пока иду к озеру, направляясь к небольшому песчаному пляжу с другой стороны.

Я вдыхаю запах свежей воды и свежескошенной травы, и пусть мои заботы будут позабыты. Больше никакой работы, никаких ограничений по времени, никакой борьбы с чувствами. Только я и Куинн.

Глава 11

Куинн

Я не собираюсь лгать и говорить, что меня не взволновало то, что Тревор привёз меня в лес. Затем я увидела озеро, эту прекрасную воду, окружённую покровом темноты. Это было почти поэтично, это было так замечательно.

А потом Тревор сказал мне, что это его место. Место, чтобы успокоиться, расслабиться, просто… быть. Что-то, что я не делала очень долго.

– Это великолепно, Тревор. Спасибо, что привёз меня сюда. Я понятия не имела, что такое место вообще существует.

Одеяло соскальзывает с его плеча в его руки, и он встряхивает его, прежде чем положить на песчаную часть земли.

– Большинство людей не знают, – признаётся он. – Мне приходилось приезжать сюда раз в несколько лет, потому что владелец недвижимости нашёл несколько сквоттеров в старой хижине недалеко отсюда. Он просил – на самом деле, умолял – регулярно патрулировать район. И когда я согласился, он предложил мне полный доступ к озеру, хотя я сказал ему, что сделаю это в любом случае.

– Это очень мило с твоей стороны, – заявляю я, садясь на одеяло и вытягиваясь под тёплым техасским солнцем.

– Я сочувствовал ему. Он недавно потерял жену, и именно она хотела, чтобы озеро стало их собственностью. Очевидно, она была писательницей и использовала хижину как своё маленькое место для письма, когда ей требовались новые идеи. Так что я никак не мог ему отказать, даже если бы он не предложил воспользоваться озером.

Он продолжает разглагольствовать о владельце собственности и о тех историях, которые ему рассказывали, и внезапно я почувствовала непреодолимое желание поцеловать его, показать ему, как он замечателен под своей жёсткой внешностью, которая, кажется, пропадает в моём присутствии.

Поджав ноги под себя, я приближаюсь к нему ближе, обхватываю его щёки и прижимаюсь губами к его губам. Никакого движения или исследования, только мой рот напротив его. Время остановилось.

Когда я отстраняюсь, у меня есть секунда, чтобы рассмотреть его: зелёные крапинки в глазах, прямой нос, прямая челюсть с лёгким намёком на щетину и пухлые губы. Он – воплощение мечты. Я снова поворачиваюсь лицом к озеру и вытягиваю ноги, опираясь на руки за спиной.

– Могу я спросить, для чего это было?

– Без причины, – отвечаю я. – Просто почувствовала, что это необходимо.

Поднимаю лицо к небу, прикрывая глаза из-за солнца, и слышу его характерный низкий смех.

– Ну, не стесняйся делать это в любое время, когда захочешь.

– Хорошо, – я улыбаюсь и отворачиваюсь от палящих лучей солнца, фокусируясь на Треворе. – Ну что, готов к обеду?

Он лезет в пластиковый пакет между нами и начинает вытаскивать всё необходимое для пикника. Прежде чем успеваю опомниться, как у меня между ног оказывается тарелка с жареной курицей, картофельным салатом, запечёнными бобами и печеньем.

– Итак, Куинн, каково это – быть всемирно известной актрисой?

– О, так мы продолжаем двадцать вопросов?

– Нет, просто навёрстываю упущенное, – уточняет он, складывая пустую тарелку, а затем помещая её в пластиковый пакет.

– Могу я задать тебе какие-нибудь вопросы?

– Конечно, но это не значит, что я отвечу на них.

– Справедливо. Давай посмотрим, каково это – быть знаменитостью…

– Всемирно известной, – перебивает он, открывая бутылку с водой.

– Да, всемирно известной. Извини. Это здорово. Я имею в виду, что слишком много работаю, чтобы уделять много внимания тому, что происходит вокруг меня. Мой агент держит меня в курсе, а мой публицист всегда следит за тем, чтобы я была показана в лучшем свете. Я делаю всё возможное, чтобы просто быть собой, но Лос-Анджелес может быть ошеломляющим, поэтому трудно не потерять себя в блеске и очаровании всего этого.

– По-моему, ты неплохо справилась. Я не собираюсь лгать, я не очень понимаю, чем ты или любая другая знаменитость занимаетесь. У меня нет на это времени. Но Иззи и моя мама определённо гордятся тобой.

Я не до конца честна, и у меня возникает внезапное желание раскрыть всё Тревору.

– Что-то не так? У тебя кислое выражение лица, будто ты только что съела лимон.

Конец моей косы свисает через плечо, и я начинаю рассеянно крутить его вокруг пальцев.

– Ничего не случилось, я просто… Быть знаменитостью – это не то, на что я подписывалась. Я просто хотела играть. Это была моя страсть, то в чём я хороша. Если бы я работала только на сцене, то была бы в восторге. И я знаю, что мне повезло больше, чем многим актёрам, которые добираются до Голливуда. Не пойми меня неправильно, но быть знаменитостью – очень навязчивая работа. Никакой личной жизни, все хотят получить от тебя что-то. Так что, несмотря на то, что я весь день окружена людьми и фотографами, я никогда не чувствовала себя такой… одинокой.