– Ладно, Куинн, будь по-твоему. Мы попросили тебя приехать, потому что мы с твоим отцом переезжаем. Нам нужно, чтобы ты забрала свои вещи и прибралась в своей комнате.

Не так уж плохо. Их переезд – это ещё не конец света, но у меня во рту пересыхает, когда они выкладывают толстую папку с бумагами на стол.

– Что это такое? – спрашивает Куинн, хватаясь за документы.

– Это твои документы об усыновлении, – небрежно упоминает её мать, как будто эта информация не разрушит жизнь их дочери.

Вижу слёзы на глазах Куинн, когда она спрашивает.

– Мои… мои, что?

– Тебя удочерили, Куинн, – терпеливо говорит отец, отпивая глоток из бокала.

– Э-э, простите, – бормочет Куинн, прижимая руку ко рту и выбегая из-за стола.

Я хочу пойти за ней, моё тело умоляет меня встать из-за стола и поспешить за ней, моё сердце болит за Куинн. Её родители продолжают есть, как будто не они опустошили её, не они разрушили основы всего, что она когда-либо знала, не они разбили её сердце.

– Как вы могли? – я требую объяснений без угрызений совести, так как ярость вскипает глубоко внутри меня. – Как вы могли так поступить с ней?

– Она должна была знать.

– Конечно, должна, но не в таком виде. Разве вы её совсем не любите? Разве вы не видите, что это разорвёт её на части? Я даже не понимаю, как вы могли её удочерить.

– Я проводила операцию наркозависимому пациенту после выстрела. Пациент умер на операционном столе, но мы смогли спасти ребёнка. Я знала, что была кандидатом на должность главного хирурга в больнице, в которой мы работали, и в то время всё было очень ориентировано на семью. Было мало того, что я была замужем: как женщине, мне нужно было иметь детей.

– Значит, вы её украли? – подсказывают мои офицерские инстинкты.

– Нет, мы просто попросили удочерить её. Мы были в хороших отношениях с социальными службами, и они позволили нам забрать её домой через три недели.

– Вы получили эту работу?

– Конечно, я получила эту работу. После того, как всё было сказано и сделано, я не была уверена, что делать с ребёнком, когда меня повысили. Поэтому мы оставили её вместо того, чтобы вернуть в систему.

– Как мило с вашей стороны, – говорю я ледяным тоном.

– Не то чтобы это требовало объяснений, но наша работа была слишком напряжённой, чтобы тратить время на то, чтобы заводить детей естественным путем. Это сработало в нашу пользу. Мы только надеялись, что она пойдёт по нашим стопам. Вместо этого нам достался ребёнок, которому снилось имя в свете софитов.

– Вы хоть представляете, насколько успешна ваша дочь? Насколько она замечательна в своей работе?

– Мы не следим за развлечениями. Это слишком варварски и ошеломляюще. Я уверена, что она достаточно успешна.

– Я хочу, чтобы вы знали, что ваша дочь – одна из самых востребованных актрис в мире. Она была номинирована на многочисленные награды и выиграла несколько.

– Но разве она выиграла их все?

Ярость наполняет меня, и гнев воспламеняется в моих венах, заставляя наброситься.

– Вы что, издеваетесь надо мной? – я встаю и ударяю кулаками по столу, не обращая внимания на боль от удара о твёрдую поверхность. – Я даже не знаю, что могу сделать прямо сейчас! Как вы смеете так унижать собственную дочь?! Она замечательная, и вы упускаете возможность поддержать её так, как должны все родители. Позор вам. Я заберу вашу дочь отсюда, и надеюсь, что больше никогда о вас не услышу.

– А что насчёт её вещей? Нам нужно, чтобы она забрала их, – добавляет её мать, как будто это неудобство.

– Я уверен, что вы сможете нанять кого-нибудь, чтобы упаковать всё и потом отдать моим родителям. Мы проследим за тем, чтобы она получила свои вещи.

Не раздумывая, я покидаю столовую и иду за Куинн. К счастью, мне не нужно долго искать, потому что я нахожу её, стоящей прямо на кухне, в зоне слышимости нашего разговора. Её слёзы высохли, только чёрные разводы видны под глазами, но выражение ярости во взгляде заставляет меня сделать шаг назад.

Она обходит меня и врывается в столовую, ударяет ладонями по столу напротив матери.

– Как ты могла? Все эти годы я ругала себя за то, что недостаточно хороша, за то, что не была той дочерью, какой ты хотела меня видеть. И узнать после стольких лет, что я никогда не была твоей дочерью? Ты вообще любила меня?

– Куинн, не надо так драматизировать, – вздыхает её мать, делая глоток воды, и я смотрю, как огонь во взгляде Куинн разгорается до огромных высот.

– Драматизировать? Ты хочешь сказать, что я драматизирую? Я только что узнала, что меня удочерили два человека, которые сделали это, чтобы подняться вверх по карьерной лестнице, и ты делаешь это перед моим гостем.

– Да, ты слишком драматизируешь. Это просто какие-то бумаги.

– Это моя грёбанная жизнь! – она кричит и тяжело дышит, пытаясь успокоиться. – Всю свою жизнь я думала, что я могла такого сделать, что вы оба меня так ненавидите. Как ты могла смотреть на меня, как на растение, которое ты кормила и поила, когда тебе было удобно. Ну, теперь я знаю почему, – говорит она устрашающе спокойным голосом, прежде чем выпрямиться и посмотреть на меня.

Мы не обмениваемся ни словом; вместо этого я обнимаю её за плечи и вывожу из дома.

– Куинн, – я завожу машину и надеюсь привлечь её внимание.

– Хм?

– Чего ты хочешь? Что тебе нужно?

Она остаётся молчаливой, её голос исчезает после того, что она узнала сегодня вечером.

– Ты хочешь, чтобы я отвез тебя к Иззи?

Её мягкие волнистые волосы колышутся, когда она качает головой.

– Я хочу помочь тебе, милая. Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? – настаиваю я, положив ладонь ей на щёку, надеясь успокоить её своим прикосновением. Её тело немного расслабляется, но я могу сказать, что она всё ещё сильно взвинчена, и моё собственное сердце разрывается в груди.

– Тревор?

– Да?

– Отвези меня к себе.

Глава 14

Куинн

Я – одержима. Потерянная фигура в чёрной бездне жизни, и у меня нет места для утешения. Всё, чего я хочу, всё, чего я жажду – это почувствовать Тревора. Что-то тёплое, что-то твёрдое, что-то реальное. И мне это нужно больше, чем следующий вдох.

Когда Тревор спросил меня, что мне нужно и куда я хочу пойти, я могла думать только об одном месте, где я чувствовала себя в безопасности – и это место было рядом с ним. Я не колебалась, когда велела ему отвезти меня к нему домой. Я хочу быть полностью инкапсулированной им, чувствовать себя его частью.

Искушение, которое он источает, непреодолимо, и я знаю, что в этот момент мои чувства начинают расцветать, независимо от того, сколько раз я говорила с собой, убеждая себя держать чувства взаперти. Теперь задача будет состоять в том, чтобы не дать Тревору понять, что я влюбляюсь в него гораздо сильнее, чем в юности. Наш быстрый и лёгкий секс запутывается в болоте эмоций, в котором я не знаю, как ориентироваться.

К счастью, когда мы подъезжаем к дому Тревора, он берёт инициативу в свои руки, зная, что я на грани какого-то катастрофического срыва. Протянув руку, он отстёгивает мой ремень безопасности, а затем выходит из машины, быстро обходя её, чтобы проводить меня.

Он приводит меня в свой дом, и ощущения начинают меняться, когда он берёт меня за руку. Я следую за ним, когда мы входим в кухню, где Тревор поворачивается и кладёт руки мне на бёдра. Я думаю, что он собирается наклониться и поцеловать меня, когда он смотрит мне в глаза, но вместо этого понимаю, что меня подняли в воздух и опустили на стойку.

Он подходит к раковине, достаёт из шкафа стакан и наполняет его водой.

– Пей, – мягко приказывает он, протягивая мне стакан.

Я беру его дрожащей рукой, выпиваю полный стакан за раз и возвращаю Тревору, который ставит его в раковину. Как привидение, он подплывает ко мне и обнимает, крепко прижимая к своей груди, прежде чем сделать два шага назад.

Тревор со скрипом открывает дверь своей спальни, и когда подходит к массивной кровати, дрожь пробегает по моей спине.

– Холодно? – спрашивает он, но я качаю головой.

Прямо сейчас я вся полностью горю.

Тревор осторожно кладёт меня на кровать и дёргает за юбку, молча спрашивая, хочу ли я раздеться. И я хочу избавиться от всего, что напоминает мне о сегодняшнем вечере. Тревор, похоже, знает, что мне нужно: снимает с меня платье, поднимая его над головой, и бесцельно швыряет в комнату. Протянув руку, он расстёгивает мой лифчик и бросает к моему платью на пол.

Я закрываю глаза, ожидая его прикосновений, но удивляюсь, когда снова оказываюсь в его объятиях. Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, я уже лежу на кровати, а Тревор заворачивает меня в одеяло.

– Что происходит?

– Тебе нужно отдохнуть, Куинн. Ты только что узнала ужасную новость.

– Но я… Ты нужен мне больше, Тревор, – шепчу я, прячась под тёплым мягким одеялом.

Он обдумывает мои слова, и я чувствую себя беспомощной от его взгляда.

– А если я лягу с тобой? Мне нужно отвести тебя домой до возвращения моей сестры.

– Можно сказать, что мы репетировали сценарий.

Он подходит с другой стороны к кровати, скользит под одеяло, и опускает взгляд вниз.

– Я не любитель врать.

– Мы лжем каждый день, когда скрываем от неё то, что делаем, – объясняю я, поворачиваясь и наблюдая за ним.

– Я понимаю.

Проходит несколько минут тишины, никто из нас ничего не делает, только дышит. Я смотрю, как поднимается и опускается его грудь, когда он лежит на спине. Пользуясь случаем, я придвигаюсь ближе к нему и прижимаюсь щекой к его груди, наслаждаясь тем, как его сердце бьётся у моего уха.

– Хочешь поговорить об этом, Куинн?

– Наверное, да. Это объясняет, почему они так со мной обращались. Я даже не уверена, что расстроена, я просто… ничего. Как будто я обнаружила, что та часть меня, которую я пыталась втиснуть в круглую дыру, всё это время была квадратным колышком.

– Куинн, никто не заслуживает того, чтобы с ним обращались так, как с тобой, усыновлен он или нет.

– Удочерённая, – мой голос дрожит, когда до меня, наконец, доходит. – Меня удочерили, Тревор.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: