В работе Главполитпросвета мы на каждом шагу убеждаемся в том, что для правильной постановки работы нужна ее индивидуализация. В каждом районе надо находить особенный подход. Вот, например, история края: если взять период времени с шестьдесят первого года, возьмем хотя бы Саратовскую губернию и Орловскую губернию, что они из себя представляют? Одинаково ли была пережита краем революция 1905 г., Октябрьская революция? Разный характер помещичьего землевладения заставляет совершенно по-иному подходить к крестьянам в объяснении всяких земельных вопросов и даже в освещении Октябрьской революции. Подходить к пониманию Октябрьской революции приходится с разных концов. Разве можно ставить агрономическую пропаганду, не опираясь на краеведение?

Если мы возьмем другой отдел культурной работы — школьную работу, всеобщее обучение, — ясно, что нельзя построить правильной сети школ, нельзя правильно учесть, где какая школа нужна, если не знать всех особенностей края. Я наткнулась в одной из статей по всеобщему обучению на такую вещь: определяется радиус в две с половиной версты, а в жизни оказывается, что тут овраг и пройти по радиусу в теории очень просто, а на деле надо идти восемь верст кругом. Без учета местных условий реальной сети не построить. Таких примеров очень много. Возьмем, например, индустриализацию страны. Мы выработали программу, в программе говорится, что надо давать ребятам конкретный материал, а где же черпать этот материал, как не в краеведении? Вот на каждом шагу ощущаешь необходимость того, чтобы всю нашу работу пропитало всестороннее знакомство с краем. Имея все это в виду, я и напросилась на то, чтобы приветствовать ваш съезд и пожелать ему плодотворной работы.

1927 г.

О НОВОМ БЫТЕ

(ДОКЛАД НА ЭКСКУРСИИ-КОНФЕРЕНЦИИ РУКОВОДИТЕЛЕЙ КРУЖКОВ ДОМОВОДСТВА, АНТИРЕЛИГИОЗНИКОВ И БИБЛИОТЕКАРЕЙ-ПЕРЕДВИЖНИКОВ)

Десятая годовщина Октября и XV партсъезд показали, что мы теперь вплотную подошли к настоящему строительству социализма и что сейчас мы для этого лучше вооружены, лучше подготовлены, чем это было десять лет тому назад. Десять лет назад рабочий класс и значительная часть передового крестьянства хотели изменить существующий строй, были недовольны им. Особенно мировая война показала, как безобразен старый порядок. Но ясного представления, как новую жизнь строить, еще не было. Говорили о том, что надо жизнь строить по-новому, что необходим социализм, а как подойти к этому строительству, как его осуществить в жизни, как сделать, чтобы социализм проникал во всю нашу жизнь, во весь наш быт — этот вопрос был в те годы совершенно неясен.

Знали одно: долой эксплуатацию, долой помещиков и капиталистов, которые создают рабство, долой тех, которые мешают развиваться и идти вперед. Одно это было ясно, и первые годы после революции ушли на ломку старого. Надо было порвать все путы, которые связывали по рукам и ногам рабочие и крестьянские массы. Надо было со старым покончить, старое смести, расчистить почву для нового. Многие предрассудки были уничтожены, многое совсем по-новому начало выглядеть после этой ломки, много старого было уничтожено. Я работала в области школы, в области народного просвещения и тоже знаю, как старая школа, привилегированная школа, школа, которую ненавидели рабочие массы, которым не было доступа в нее, — как эта школа была сломана. Я помню, когда только организовался Комиссариат народного просвещения (тогда не было разделения на военное просвещение, профсоюзное и т. д., вся просветительная работа велась в Комиссариате просвещения), пришел молодой поручик и рассказал, как они во время войны стояли на посту в какой-то школе и солдаты всё ломали, уничтожали: разбили приборы физического кабинета, все инструменты и т. д. Это происходило потому, что старая школа, в которую старые министры старались не допустить «кухаркиных детей», вызывала ненависть рабочих и крестьян. Эта ненависть вызывала не всегда разумные поступки. Тут был порыв чувства.

Так глубоко ломалось старое.

Когда гражданская война стала подходить к концу, пришлось подойти к строительству жизни, пришлось подумать, как увязать нашу работу. Это был переход к нэпу — к новой экономической политике, когда все стало строиться на расчете. Раньше не было расчета, мы не знали даже, как считать — тысячами, миллионами и т. п. Тогда знали, например, что надо строить народный дом — и строили, а на какие средства его содержать будут — неизвестно. Тогда еще не было разбивки на местный и государственный бюджет. Мы с первого же года начали строить очень много культурных учреждений, а потом оказывалось, что содержать их некому. Тут пришлось отступить и начать почти все сначала, камушек за камушком закладывать. Теперь мы в культурном отношении подошли к тому, что было сделано в первые годы, но подошли уже по-иному. Теперь каждая школа, каждое культурное учреждение завоеваны массой, и их нельзя стереть, как губкой с доски, как это было раньше. Теперь это все поддерживается массой.

И вот теперь, когда к Х-летию Октябрьской революции каждый комиссариат, каждое учреждение, каждый город, каждый уезд подводили итоги проделанного, когда ознакомишься с этими материалами, ясно становится, что за последние годы сделан громадный шаг вперед и вся жизнь подводит нас к тому, что целый ряд вопросов мы можем ставить и ставим по-новому. Я была в Брянске, и там целый цех работниц задал мне такой вопрос: «Ребята наших рабочих получают пенсию, но мы находим, что несправедливо, что дети квалифицированных рабочих получают гораздо больше, чем дети неквалифицированных рабочих. Мы понимаем, что сейчас необходима разница между заработком квалифицированного и неквалифицированного рабочего.

Но вот наши ребята — они живут и будут жить в других условиях, так нельзя ли сделать так, чтобы ребята получали по потребностям, а не по тому, какие у них были родители, — заслуживали или не заслуживали этого». Эта постановка была не такая, как раньше: давайте поделим все, чтобы было поровну. Нет, это вполне продуманная постановка, которая показывает, куда мы идем. Это, конечно, только один из таких вопросов. Потом не случайно, что Х-летие Октября ознаменовалось таким документом, как манифест^[37], где говорится, что мы будем переходить в ближайшее время к семичасовому рабочему дню. Это свидетельствует о том, что мы не связываем себя по рукам и ногам тем, что уже сделано, а будем намечать такие моменты, которые ведут нас по пути к новому устройству, к улучшению всей жизни. Если мы так посмотрим, то мы увидим, что является целый ряд вопросов, которые нам надо разрешить, и они ставятся уже по-новому, по-социалистически.

Но все, кто борются за социализм, понимают, что социализм — это не только значит хорошо устроенное, технически высоко стоящее плановое хозяйство, а понимают, что социализм — это новые отношения между людьми, это новый человек.

Если мы сейчас посмотрим на жизнь, мы увидим, что у нас старое с новым перепутано, и часто не разберешь, где старое и где новое. Наше законодательство защищает права более слабых, но мало того, чтоб существовал такой закон, надо, чтобы отношения между людьми стали иными, чтобы не только в судебных учреждениях слабый получал защиту своих прав, а чтобы вся жизнь так была поставлена, чтобы сильный слабого не притеснял, чтобы человек человеку не был волк, а чтобы были новые, товарищеские взаимоотношения, которые пропитывали бы всю нашу жизнь. Надо, чтобы эти новые, товарищеские отношения, взаимопомощь, взаимное уважение, — чтобы это пропитывало насквозь всю нашу жизнь. За это приходится и надо будет еще долгие годы бороться.

Я помню, как Владимир Ильич, выступая на конференции рабочих и красноармейцев Пресненского района, употребил выражение, которое мне часто приходится цитировать, часто вспоминать. Он говорил: «Мы начали великую войну, которую мы нескоро окончим: это — бескровная борьба трудовых армий против голода, холода и сыпняка, — за просвещенную, светлую, сытую и здоровую Россию…»^[38]Вот эта борьба и есть борьба за социализм. Эти слова Владимира Ильича наметили задачи по борьбе за новый порядок, за новые отношения между людьми, за отношения взаимного уважения, взаимопомощи.