Если есть ружье, то огонь можно «выстрелить». В гильзу закладывается немного пороха, который закрывается пыжом из ткани, бумаги, ваты, мха и т. д. Из тлеющего пыжа также можно раздуть огонек.

И еще способ — высечение огня из кремня. Кроме кремня нужно что-нибудь стальное (обломок напильника, лезвие ножа и т. п.). К кремню приложить трут (конец матерчатой веревки) и высекать на него искры. Конец матерчатой веревки обязательно должен быть разлохмаченным и обугленным или хотя бы натертым углем.

В нем мне предписывалось поразмыслить над средствами охоты без ружья и рыболовства без привычных снастей.

После палки, дубины, палицы, рогатины лук является древнейшим оружием человека. И по сие время в джунглях планеты летят стрелы, убивая или раня тех, кому они предназначаются. Да, в наших сибирских лесах еще кое-где местные охотники употребляют лук для белкования и добычи промысловой птицы.

Сделать это оружие не так уж сложно. Помните, как в сказке Пушкина о царе Салтане, в которой царевич Гвидон изготавливает сие охотничье снаряжение: «Со креста шнурок шелковый натянул на лук дубовый. Тонку тросточку сломил, стрелкой легкой завострил». Но это так просто только в сказке, а на самом деле изготовление лука требует определенных знаний и навыка.

Для лука надо срезать сук дуба или березы длиной метр-полтора, толщиной 2–3 сантиметра. На концах заготовки сделать углубления-канавки для привязывания тетевы. Тетеву сначала привязать к одному концу заготовки и, согнув ее в дугу, — к другому. Тетива делается из прочной веревки, из полоски ремня.

К луку нужны стрелы. Их проще нарезать из прямых прутьев орешника. Головку стрелы надо утяжелить; обмотать проволокой, примотать подходящий кусочек камня и т. д. Это придаст стреле большую убойную силу и благоприятно скажется на прицельности стрельбы.

Если удастся приладить к луку приклад, то получится своего рода арбалет. Точность стрельбы у арбалета значительно выше, чем у лука.

Птицу или мелкое животное можно подбить метко брошенным камнем или палкой. Если вдруг у вас окажется полоска резины (у велотуристов она почти всегда есть), то совсем несложно сделать знакомую всем с детства рогатку.

Следует отметить, что добывание себе пропитания такими орудиями охоты весьма сложно. Проще прокормиться рыбалкой.

«Записки об ужении рыбы» — так называется произведение нашего замечательного писателя и приро-долюба С. Т. Аксакова. В ней, в этой толстой книге, которую мне удалось заполучить в собственность, рассказывается о рыбах, населяющих реки и озера нашего российского отечества, и о том, как с наименьшей затратой времени и труда «вытащить рыбку из пруда». По отзывам моих знакомых рыболовов, эти советы не устарели и по сие время. Но в этой книге есть, как помнится, небольшой пробел: там ничего не говорится о ловле рыбы голыми руками.

По рассказу А. П. Чехова «Налим» была поставлена кинокартина, в которой талантливые актеры показывают ловлю большущего налима… голыми руками. Ловля не удалась. Налим оказался достаточно сильным и, как все налимы, чрезвычайно скользким. Ловцы остались ни с чем. Но в наше время случись такое в присутствии должностного лица из рыбнадзора, ловля была бы немедленно прекращена, а при ее удачном (для ловцов) исходе вся компания была бы оштрафована, ибо ловля руками приравнивается к браконьерству. Однако, когда только этот способ добычи пищи остается в распоряжении заблудившегося, тогда он возможен. Поэтому стоит остановиться и на этом способе ловли рыбы и раков.

Для этого требуется снять по возможности максимум одежды и спуститься в воду до пояса возле берега (лучше высокого, правого), не топая и не мутя воду. Выстояв недвижно этак минуты две, можно приступать к операции. Рыбы, особенно среди дня, любят отстаиваться в вымоинах берега, в норах как естественного, так и искусственного происхождения. Нащупав рыбину в норе, надо постараться ухватить ее за жабры — иначе добыча может ускользнуть.

Рассказанное, как я уже предупреждал, может быть использовано людьми, попавшими в исключительно тяжелые условия полной или почти полной бескормицы, и уж никак не в пригородных речушках, в которых и живности-то почти не осталось.

Чтя, как и Остап Бендер, Уголовный кодекс, я не стал снимать своих одежд ради браконьерского способа рыбопромысла, а, отыскав в куртке французскую булавку, смастерил из нее подобие рыболовного крючка. На поплавок пошел кусочек сухой березовой подкорки, а на леску — обычная нитка. Грузила можно было не делать, так как сама булавка имела вполне подходящий вес. За удочкой дело не стало, на нее пошел полутораметровый ореховый прут. На приманку — вездесущие дождевые черви, которых, правда, приходилось насаживать на всю длину булавки, так как на ней отсутствовала зазубринка (бородка), какая есть у рыболовных крючков.

Часа за полтора мне удалось натаскать с десяток небольших голавчиков. Было бы и побольше, но именно отсутствие на острие французской булавки этой самой зазубринки позволило нескольким рыбешкам избежать участи пойманных. Вообще удача далеко не всегда зависит от рыболова, его умения и качества рыболовной снасти. Иной рыболов и опытен, и терпелив, и мотыль у него свежий, и все прочее, ан нет — не клюет да и только! А сосед так и таскает. Удача, говорят, счастье.

Сам я непоседа по натуре, никогда особенно рыбалкой не увлекался, но заметил, что рыбешки клюют лучше всего тогда, когда снасть держится в вытянутой до предела руке. Почему? Возможно, что там, подальше от торчащего на берегу рыболова, рыбешкам спокойнее, ничто им не мешает; вот они и теряют осторожность, подплывая к лакомой приманке.

На этот раз (сказывалась и пустота в желудке) я постарался «закруглить» свою рыбалку, как только прикинул, что этой мелюзги вполне достаточно для хорошей тарелки ухи. Традиционная уха варится, как известно, из непотрошеной рыбы, с требухой, головами, жабрами и чешуей. Поскольку мне предстояло готовить ее только на следующий день, пришлось улов выпотрошить, обезглавить, а для большей сохранности набить брюшки лапками можжевельника да еще и припорошить солью. В таком виде свежую рыбу можно сохранить до суток даже в жаркую погоду.

Новый день начался с безоблачного неба, а потом постепенно оно закрылось серо-белесой пеленой плотной облачности. Дождь, мелкий, нудный, не заставил себя ждать. В лесу запахло сырой гнилью валежника и грибами. Да, да, появился какой-то грибной привкус, что вовсе не всегда обозначает близкое соседство с грибным местечком.

Остаток предыдущего дня, как и последовавшая за ним ночь, ничем особо примечательным не запомнились, если не считать встречи с варварски вырубленной березовой рощей, отдаленно напоминавшей картину художника Васнецова «После побоища Игоря с половцами». Только вместо павших русских ратников там и сям валялись неприбранные стволы высоко срубленных деревьев и груды веток. Земля, что ли, местному колхозу понадобилась или леспромхоз дровозаготовки производил — не знаю, но зрелище исковерканной природы было удручающим.

Ох, как много вот таких «исправлений» пейзажа мне встречалось за эти десять дней! О частых встречах с кострищами, черными плешинами, уродующими наши леса, я уже говорил. Почему бы вообще не запретить каким-то постановлением, законом разведение костров в пригородных лесах, как это, например, осуществлено в Германской Демократической Республике? В самом деле, почему бы это варварство, не только уродующее природу, но и часто служащее причиной лесных пожаров, не приравнять к браконьерству?!

В седьмом письме предлагалось вообразить, что обувь изношена «вдрызг», верхняя одежда порвана и требует ремонта.

Выполнение директивы я начал с того, что присел на пенек и снял «пришедшую в негодность» обувь — изрядно промокшие накануне ботинки на «тракторной» подошве, которые верой и правдой служили мне уже третий год. Промокла, конечно, не «тракторная» подошва, а кожаный верх ботинок, кожа, которую я обычно смазываю гусиным жиром, что является лучшим из известных мне водоотталкивающих средств. Никакой гуталин, крем, касторовое и иное масло или жир не могут конкурировать для этой цели с гусиным.