Заговорив о сборе листьев для заварки «чая», пожалуй, следует упомянуть и о технике их сбора, что также относится и к сбору других лекарственных растений. В брошюре Л. В. Дехтеревой «Собирайте лекарственные растения» даются следующие рекомендации: «…не выдергивайте растения с корнем, а берите только части, которые надо собирать. Почки собирайте ранней весной, когда они уже сильно набухли, но еще не распустились. Листья надо собирать во время цветения растений. (Для заварки на „чай“ эта рекомендация не распространяется). Цветы собирают после того, как они распустились. Плоды и ягоды собирайте, когда они совсем созреют. Корни, корневища, клубни выкапывайте лопаткой весной или осенью. Лекарственные травы собирают в начале и во время цветения растений». На этой брошюре я останавливаться больше не буду, так как в ней приведены довольно пространные рекомендации, касающиеся того, как, когда и для чего надо собирать то или другое лекарственное растение. К сожалению, в брошюре Л. В. Дехтеревой ничего не говорится о чрезвычайно важном обстоятельстве, о так называемом биостимулировании.

Впервые это явление было подмечено академиком В. П. Филатовым, указавшим, что консервированные листья алоэ (столетника) дают более сильный эффект, чем неконсервированные. Объясняется это тем, что листья, корни, клубни, кора, плоды, вообще все части растения, помещенные в темноту и холод (в неблагоприятные условия), образовывают так называемые биогенные стимуляторы, усиливающие обменные процессы в тканях, стимулируя жизненные реакции.

Обработка листьев (корней, клубней, плодов) заключается в выдержке «сырья» в темноте при температуре плюс 6–8 градусов в течение 10–12 суток.

Мои записки далеко не обо всем на свете, но приведенные выше строчки могут быть кое-кому полезны.

Предыдущая, не очень комфортабельно проведенная ночь требовала компенсации, поэтому мои приготовления к новому ночлегу были весьма тщательны. Прежде всего я позаботился о том, чтобы гамак был подвешен так, чтобы с боков его прикрывали от ветра деревья. Велосипед, как обычно, пристроил в изголовье. После этого натянул над гамаком полиэтиленовую накидку со скатом на обе стороны, позаботился о запасе топлива для самоварчика и только после этого присел на стульчик послушать последние известия.

Место моего ночлежного бивака отвечало большинству рекомендаций для туристов: сосновый лес, сухая земля, покрытая толстым слоем опавших игл и подушечками мха у подножия деревьев, избыток топлива и целительный запах сосен. Не хватало только свежей воды, но она у меня была запасена и на вечер, и на утренний чай.

Ночь прошла незаметно, в хорошем, спокойном сне. Но вместо лучей утреннего солнца меня «приветствовали» первые капли дождя. Небо, еще с вечера такое звездное, было покрыто темным грозовым облаком, но пленка надежно защищала от дождя и гамак и велосипед.

Дождь усиливался, и отдельные капли теперь слились в сплошные струи. Божий мир стал виден как сквозь стекло окна, по которому беспрерывно струилась вода. Погромыхивающий где-то поблизости гром говорил о грозовом, не затяжном ливне. Самое разумное в таких случаях, если, конечно, нет острой необходимости сниматься с бивака, — переждать грозу в укромном месте. Так я и поступил: лежал в гамаке и как индийский йог втягивал в себя всеми тремя способами дыхания (верхним, средним, нижним) восхитительный запах озона. А когда к нему примешивается аромат свежеомытой сосновой хвои, — вообще трудно передаваемое словами наслаждение.

Вскоре дождевые запасы иссякли, и я вылез из своего укрытия. Сразу же пришлось надеть сапоги, так как все от земли до макушек деревьев было пропитано водой. Это, наверно, то, что синоптики называют «относительною влажностью воздуха 99 %». Запас топлива находился под куском пленки и остался сухим, не считая самого нижнего, наземного, слоя.

Еще с вечера я запомнил, что конверт четвертый имел надпись «Вскрыть до завтрака».

На этот раз «табу» накладывалось на все без исключения продукты питания и предлагался переход на «подножный корм». С утра до ночи. «Представь себе, — говорилось в письме, — что ты успел съесть все, что было в рюкзаке, и тебе можно рассчитывать только на „подножный корм“». На спички и кухонные принадлежности «табу» не распространялось.

Итак, следовало искать «подножный корм» и довольствоваться им в течение дня.

В начале войны, когда бои шли на нашей территории и разгоралось партизанское движение в оккупированных областях, была издана небольшая брошюрка, называвшаяся, как помнится, «Чем прокормиться в исключительных условиях». В ней содержались многочисленные советы о том, что может быть употреблено в пищу (разумеется, то, что обычно не употребляется, считаясь несъедобным) как в сыром виде, так и после кулинарной обработки.

Помнится, в пищу рекомендовались слизни, прудовые ракушки и содержимое речных раковин и перловиц, которые, по словам автора, в вареном виде напоминают по вкусу что-то грибное. Рекомендовались также жареные кузнечики, лягушки, тритоны, ящерицы. Словом, все то, что прыгает, ползает и плавает, И, кроме этого, большой ассортимент вегетарианских блюд из отваров трав, корневищ и клубней дикорастущих представителей флоры. Слов нет, в те трагические годы для терпящих многодневное голодание эти советы могли принести несомненную пользу. Ведь за примером употребления в пищу того, чем обычно пренебрегает цивилизованный человек, ходить далеко не надо. По сие время в джунглях Индонезии, сельве Амазонки, пустынях Сахары и Австралии аборигены употребляют в пищу буквально все, что может заполнить голодные желудки. А можно вспомнить, как решалась проблема питания людьми, попавшими в экстремальные условия. Всем памятна история с сержантом Зиганшиным и его товарищами, которые были вынуждены дрейфовать на неуправляемой барже в Тихом океане. Когда все крошки, по-братски разделенные на микродозы, были съедены, в котелок пошли кожаные части солдатских сапог и меха от баяна. В результате недоедания и потребления несвойственных «продуктов» у них возникли тяжелые желудочные заболевания, в частности одна из их страшных разновидностей — дистрофия.

А помните знаменитый рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни»? По болотистой тундре бредет покинутый в беде товарищем золотоискатель. У него повреждена нога, есть спички, но нет патронов к ружью и ничего съестного. Кульминация рассказа — борьба двух умирающих от голода существ — человека и волка. Человек перегрызает горло зверю и наполняет свой голодный желудок «тяжелой, как свинец, теплой кровью».

В детстве, когда я впервые прочел этот рассказ, образ этого борющегося за жизнь золотоискателя стал для меня чуть ли не символом мужества. Но попробуем вспомнить, сколько времени полз по тундре этот бедняга. По моим подсчетам, что-то около 8—10 дней.

А теперь другое. В Москве живет и трудится ученый-медик, профессор Юрий Сергеевич Николаев, лечащий голодом множество болезней, не поддающихся излечению иными способами. В его книге «Голодание ради здоровья», дарственный экземпляр которой я бережно храню, приводятся многочисленные факты о длительных сроках лечебного голодания — 20, 40 и даже 50 дней! Подумать только, почти два месяца человек может жить без пищи! Только на одной воде, потребляемой в неограниченном количестве.

Ну, а как же, спросят, с «муками голода», о которых много говорится в приключенческой литературе, когда потерпевшие кораблекрушение жуют подметки ботинок и с вожделением голодного зверя поглядывают на своих спутников по несчастью? «Все прошедшие курс лечебного голодания знают, — пишет Ю. С. Николаев, — что „чувство голода“ проявляется только в первые дни, затем почти полностью исчезает». И еще несколько выдержек из книги: «Что же делает организм при полном отсутствии еды? Он пускает в ход свои внутренние запасы, начинает „внутреннее“ (эндогенное) питание». Иными словами, идет в ход излишний жирок, отложения солей и прочие нежелательные образования. «Организм больного (а тем более здорового человека!) переносит голодание длительностью до 30–40 суток без каких-либо проявлений самоотравления. При этом можно отметить еще одну особенность (очень важную!): если во время голодания указанной длительности человек будет употреблять какое-либо одностороннее питание, хотя бы в минимальных дозах, то у него развиваются явления дистрофии. Это объясняется тем, что периодическое введение в желудок даже небольшого количества пищи вызывает возбуждение перистальтики желудка, вследствие чего и не наступает угнетение деятельности пищеварительных желез, сохраняется чувство голода. При этом также нарушается нормальный процесс обмена веществ. Организм своевременно не переключается на эндогенное питание…»