Так как Дамаск все еще по-средневековому разделяется на гильдии, я без особого труда разыскал базар медников, а там -- процветающую мастерскую с кружевными занавесками на окнах и вывеской: "Атауллах Кармани, гравировщик по меди, слуга Всевышнего7.

Заколебавшись у порогга, я услыхал голос из мастерской: "Привычка к колебаниям разрушет привычку к решениям. Входи7.

В неуместном здесь плетеном кресле сидел пожилой мужчина в безукоризненном белом одеянии и курдском тюрбане с бахромой. Склонившись над столом, он с бесконечной тщательностью гравировал иероглифы на медном диске, лежавшем перед ним. Я неуклюже стоял, пока он не поднял голову и не пригласил меня сесть. Я сел и, запинаясь, задал вопрос на полуперсидском; полуарабском:

-- Где я могу найти мастера Атауллаха?

Нахмурившись, он поднял голову: "Кто называет меня мастером?7

Я снова запнулся: "Шейх Даул из Кербалы7.

"Это не так7, -- раздалось в ответ, и он снова склонился над диском.

Я стал вспоминать. Употребил ли Шейх Даул этот термин? Обязательно ли человек, учивший Гурджиева, был Учителем? Затем на меня нахлынули воспоминания от инцинденте с ковром, и я объявил: "Нет, я сам употребил термин "Мастер7, так как вы обучали человека, которого я был бы горд назвать Учителем7.

Старик поднялся и сел на груду козьих шкур.

-- Вы не обладаете способностью знать. Учитель я или нет. Уж не хотите ли вы мне польстить, мне, человеку, борода которого все равно была бы длиннее вашей, даже если бы вы отращивали ее с раннего детства. Кого это, по-вашему, я учил?

-- Гурджиева -- Джурджизаде из Армении. Шейх Даул сказал... -- И я замолчал, ибо Шейх Даул ничего такого не говорил. Он велел мне разыскать Кармани, а я понял, как само собой разумеющееся, что он был еще одним учителем Гурджиева. Я начал снова: "Я ищу учителей Гурджиева. Может быть, если вы не из их числа, вы поможете мне чем-нибудь?7

Старик вздохнул и подал мальчику знакк принести кофе. "Вы пришли сюда с уже готовым решением. Вы полны бесполезных видений и болтаете о том, что имеет мало ценности. Я не учил Гурджиева, я учился вместе с ним у Абдул Хам Каландера, которого уже 10 лет нет с нами. Царство ему Небесное! Я дам вам нужную информацию, но перестаньте находить во всемп, что кто-либо говорит, тот смысл, который вы ищете или находите удобным для себя. Гурджиев был учеником в этой мастерсткой целое поколение тому назад. Учитель -- Каландер из Ордена Кадири, работал здесь медником по указанию Ордена. Он учил нас обрабатывать медь, одновременно обрабатывая нас. Гурджиев пробыл здесь четверть года, живя с другими подмастерьями в караван-сарае и над мастерской. Он не говорил по-арабски, только по-персидски и по-турецки и на родном армянском. Он был послан сюда Мухсином Шахом из Кудса (Иерусалима), а тот изучал медь, ее свойства и применение, и в тех же самых терминах он изучал самого себя7.

-- Какова была жизнь ученика? -- спросил я.

-- Мы вставали в пять часов, чтобы успеть умыться, растопить печь и приготовить завтрак, перед тем, как откроется мастерская, до семи часов. Учитель приходил в девять, а до этого мы уже работали два часа над грубыми отливками или изготовлением подносов, кубков и ваз, которые гравировали и украшали серебром искусные мастера. Мы изучали рисунок и гравировку, и предполагалось, что мы сможем рисовать сложные узоры по памяти. После второго завтрака мы обычно учились и работали до вечера, после чего мы встречались во дворе дома Учителя с другими учениками, чтобы послушать его беседы о религии, этике или эзотерическом учении.

-- Как он учил? -- спросил я. -- По книгам, или применяя вопросы и ответы?

Кармани задумчиво улыбнулся:

-- Он в основном разговаривал, главным образом давал примеры, рассказывал истории, объясняя учение, скрытое за ними. Бывало, он задаст ученику какой-нибудь невозможный вопрос и терпеливо, учтиво ждет ответа. Он был беспощаден в критике нашей духовной деятельности и ремесла, но так, что его критика скорее ободряла нас, не оставляя обиды или чувства разочарования. Он обладал саркастическим языком, который мог содрать с вас шкуру, но его сарказм всегда нес в себе поучение.

-- Гурджиев был хорошим учеником?

-- Не нам было судить друг о друге. Мы не знали степень своего развития, это мог делать только Учитель. Да и теперь у меня нет никакого определенного мнения на этот счет, ибо я не знаю, для какой цели обучали Гурджиева. У него были золотые руки и быстрый ум, но хорош он был или нет для поставленной перед ним задачи, -- я не знаю.

-- Откуда вы знаете, что его готовили для какой-то задачи?

-- Потому что, по всем признакам, он состоят в рядах тех, кого посылали учиться, а потом посылали, чтобы они сами учили. Кроме того, Мухсим Шах из Кудса был одним из тех, кому поручили выполнять учебную программу не среди мусульман. Вы спросите, кем было поручено? Поручено учителем его учителя, а тому, в свою очередь, Хранителями Традиции.

-- Как принимали ученика в такой курс обучения?

-- По-разному. Путем контакта с учением, а после утверждения кандидатуры, по мере продвижения, его или брали обучать, готовя к выполнению какой-то задачи, или же ученик сам нуждался в обучении и мог им пользоваться, даже бессознательно, на благо общества.

-- Зачем учеников обучали тканию ковров, столярному ремеслу, каллиграфии и т.п.?

-- Дело в том, что они не учатся специальным ремеслам. Обычно они обучаются чему-нибудь у каждого учителя и одновременно учатся такому мастерству, которое может оказаться для них весьма полезным, если их отсылают куда-нибудь учредить аванпост, через который учение проходит дальше. Учитель передает ученику бараку, которую он сам получает от своего учителя. Эта барака воздействует на ученика воздействует на ученика в соответствии с временем, местом, потребностями и обстоятельствами, в которых он находится. Если барака должна оказать особое действие на то или иное лицо, тогда возможно, что это воздействие скажется, только если ученик будет в особом географическом районе и в определенной временной связи с учением.

-- Все ли учителя проходят сквозь это?

-- Существуют разные учителя, занятые разным... Их обучение зависит от того, чем они потом будут заниматься.

-- Чему обучался Гурджиев у вашего Учителя?

-- Вы спрашиваете меня о мнении. Мнения, ни на чем не основанные, есть ничто. Он изучал небольшой отрывок из "Мантик ут Майтюр7 ("Парламент птиц7) Аттара вместе с "Хадика ут Хакика7, Санзи, которую он принес с собой.

-- Как изучались тексты?

-- Путем постоянного чтения, так что постепенно усваивались разные уровни смысла. Они читались не для того, чтобы "понять7 их (в вашем словоупотреблении), а чтобы погрузиться в самую суть своего сознательного существа и внутреннего "я7. На Западе люди интеллекта учат, что для того, чтобы извлечь пользу из чего-либо, вы должны понять это. Суфийское учение не может опираться на таккую грубую вещь, как эта ваша поверхностная способность. Барака просачивается внутрь, часто независимо от вас, и ее нельзя заставить ждать на пороге до тех пор, пока ваш "интеллект7 позволит ей проникнуть в разжиженной форме.

-- Существуют ли какие-нибудь специальные упражнения для такого чтения?

-- Иногда. Они могут выражаться в повторении фраз из текста, который вы изучаете, или фраз, которые дает вам учитель.

-- Не помните ли, какая фраза была у Гурджиева?

-- Не могу сказать. Я знаю только, что ему блыла дана фраза из Газали, над которой он должен был размышлять. Это была цитата из Пророка: "Люди спят; когда они умирают, они пробуждаются7. А также отрывок, гласящий: "Всякий, кто думает, что понимание Божественных вещей основано на строгих доказательствах, сузил в своих мыслях широту милосердия Божьего7 (Газали. "Освобождение от ошибки7). В качестве молитвы была фраза: "Господи, будь милосерден к нам7. Были ли какие-нибудь другие упражнения, связанные с повторением, я не могу сказать, ибо, когда человек в состоянии созерцания, кто, кроме Шейха, может сказать, какие упражнения от выполняет?