Пруэтт летал при всякой возможности. Главное - побольше летать, главное чаще держать ручку управлекия. Пруэтт делал большие успехи - он интуитивно чувствовал каждое движение самолета в полете, к неиссякаемому энтузиазму постепенно прибавлялось мастерство.

Летом тысяча девятьсот сорок третьего года, окончив Хантингтонскую среднюю школу, он прямо с выпускного бала отправился на армейский вербовочный пункт и попросил направить его в военное летное училище. К тому времени он налетал четыреста часов...

В начале тысяча девятьсот сорок четвертого года новоиспеченный лейтенант прикрепил на погоны золотые полоски и с величайшей гордостью нацепил на свою форменную блузу серебряные крылышки. Улучив минуту, он удрал к себе в комнату и заперся.

Он посмотрел на себя в большое зеркало и не поверил своим глазам.

- -Ричард Джон Пруэтт... летчик-истребитель,-прошептал он. И долго еще стоял, рассматривая себя в зеркало.

Военно-воздушные силы послали его на учебную базу, где осваивали новую технику молодые летчики-истребители. Самой большой машиной, на которой ему приходилось летать до сих пор, был учебный самолет "АТ-6", крепко сколоченный рычащий зверь в шестьсот лошадиных сил. В новой школе Пруэтт очутился перед лоснящимся носом "Мустанга". Он робко погладил рукой одну из четырех огромных лопастей винта и проторчал целый час у поджарого истребителя, любуясь его линиями и сгорая от нетерпения поднять самолет в воздух.

Он доводил своих инструкторов до изнеможения.

А ему все было мало. "Мустанг" оказался машиной мощной, послушной, стремительной и беспощадной, как тигр. Этот самолет казался венцом всех мечтаний Пруэтта, приведших его в авиацию. В учебных воздушных боях Пруэтт дрался с таким неистовством, что через несколько недель перещеголял своих инструкторов, которые быстро обнаружили, что этот молодой лейтенант стал такой же неотъемлемой частью истребителя, как и мотор.

Пруэтт был прирожденным летчиком. Более того, он был блестящим прирожденным летчиком, сочетавшим в себе это великолепное качество с техническим мастерством.

Но ему так и не пришлось пострелять из шести пушек "Мустанга" в бою. Когда война в Европе кончилась, его отпустили с действительной службы ВВС, так как он решил поступить в колледж. Пруэтт своевременно почуял надвигающуюся беду. Когда война на Тихом океане окончится, летчиков всюду будет хоть пруд пруди. Десятки тысяч летчиков! И всех их ни в грош не будут ставить. Пруэтт слышал, что в боях в Европе уже принимали участие новые реактивные самолеты; он разговаривал с летчиками, которым доставалось от двухмоторных "Мессершмиттов"у тех скорость была километров на двести в час больше, чем у американских самолетов.

Стреловидные крылья, число Маха, оборудование для сжатия воздуха, газовые турбины... лексикон наступающей эры и волновал и настораживал. Волновал, потому что сразу за горизонтом предвиделись новые масштабы полетов; настораживал, потому что теперь мало уже быть просто пилотом. Надо еще чтобы и котелок варил.

Пруэтт поступил в Миннесотский университет и взялся за осуществление дьявольски жесткого плана - одолеть четырехлетний курс за два года. Другие летчики справились с этой задачей; он не хотел уступать никому. Все не относящееся к занятиям проносилось мимо какимто туманным вихрем и совершенно не интересовало Пруэтта. Через два года после поступления в университет он окончил его с дипломом авиационного инженера.

Он позволил себе только перевести дух и снова взялся за работу. Годом позже (потеряв килограммов семь по сравнению с тем весом, который у него был, когда он впервые переступил порог университета) он защитил магистерскую диссертацию.

В возвращении в кадры ВВС ему временно отказали.

Война кончилась, число полетов резко сократилось, и от военных летчиков, желавших летать, просто отбоя не было.

Пруэтт поехал домой. Это было осенью тысяча девятьсот сорок седьмого года, он был рад передышке после трехлетней изнурительной гонки. Он наслаждался ничегонеделаньем, целыми днями ловил рыбу и с легким изумлением заметил, как плотно теперь облегают платья формы девушек, некогда знакомых ему еще по школе. Но среди них была одна, совсем особенная - Энн Фаулер. Он выделял ее среди всех своих приятельниц, и хотя ни он, ни она прямо не говорили об этом, само собой разумелось, что в будущем они когда-нибудь поженятся. Энн никогда ни на чем не настаивала, и сейчас, не скрывая своей радости от встречи с Пруэттом, она, как всегда, стремилась сохранить непринужденность и простоту их отношений.

Вместе с тем, как и прежде, она была с ним совершенно откровенна. Это по ее предложению Пруэтт попросил у друга катер с каютой, и они с Энн Фаулер вдвоем пропадали целую неделю.

Когда они вернулись, Пруэтта уже ждало письмо из Пентагона. Ему предлагалось явиться двадцатого января тысяча девятьсот сорок восьмого года для продолжения службы. Пруэтт ошалел от радости.

Он решил отметить это событие. А чем же еще можно было отметить его, как не полетом? Он поехал на машине из Хантингтона на юг к небольшому аэропорту поблизости от Эймитивиля. Друг его отца Эд Лайонз год назад открыл здесь летную школу.

...Оглядевшись, Пруэтт подумал, что пышное название "Аэропорт Занс" мало соответствует действительности. Две травяные взлетно-посадочные полосы: одна длиной метров в восемьсот, другая меньше шестисот метров. Походив по летному полю, Пруэтт убедился, что полосы вообще мало отвечают своему назначению: больше глины, чем травы.

Но у него, как встарь, засосало под ложечкой. При виде самолетиков, раскатывающих по аэродрому, он вспомнил дни учения и улыбнулся, почуяв знакомую вонь масла и бензина. У Эда Лайонза было четыре новых "Джей-3" для тренировочных полетов, но Пруэтт не обратил на них никакого внимания. Он вошел в ангар и уставился на сверкающий красно-белый биплан "Стирман". Это была поистине мечта летчика. Что это не серийный самолет, Пруэтт заметил с первого взгляда. Мотор был явно мощнее обычных, которые он встречал на самолетах этого типа, да и сама машина просто сверкала. Пруэтту сразу бросились в глаза некоторые изменения в конструкции самолета; он понял, что машину переделали для пилота, который любит покувыркаться в небе.