У Кэролайн сразу поднялось настроение, когда при виде ее отец просиял от удовольствия. Он встал, проводил к дивану, нежно похлопал ее по руке и заботливо спросил, вполне ли она оправилась после обморока.

Пирс стеснительно поклонился ей, и она заметила в его глазах невольное восхищение. Взгляд матери дал девушке понять, что та полностью одобряет ее туалет. Она ждала, когда Майлс покинет темный уголок гостиной, где он перебирал ноты, стоя у клавикордов.

Он повернулся к ней, держа в руках ноты, и отвесил ей почтительный поклон. Увидев его наряд, Кэролайн остолбенела. Фиолетовый камзол самого современного покроя, с длинными полами и широкими отворотами, белые панталоны и чулки, на черных башмаках сияли серебряные застежки, рубашка отделана роскошными кружевами. Белокурые волосы стянуты на затылке изящным черным бантом. Такой кавалер вскружил бы голову любой женщине в Лондоне. Когда он склонился над ее рукой, она опустила глаза, чтобы скрыть впечатление, которое произвела на нее его внешность. И благодаря этому увидела у него на пальце кольцо с печаткой, на которой был изображен родовой герб Пенуорденов. Кольцо наверняка подарил ему ее отец.

Она чуть быстрее, чем требовали приличия, высвободила руку из его пальцев и гордо выпрямилась, воинственно подняв подбородок. Каким бы красивым и элегантным ни казался мистер Куртни, он был ее врагом.

– Если вы хорошо себя чувствуете, – сказал он, – я бы попросил вас оказать мне одну любезность. Я заметил среди нот несколько песен, которые пела моя мать. О да, это так, – продолжал он, заметив ее удивленный взгляд. – У нее был инструмент, выписанный из Англии. Последние два года, к моему огромному сожалению, на нем никто не играет.

Капитан с гордостью воскликнул:

– Кэролайн замечательно поет, у нее божественный голос, гораздо лучше, чем у моей бедной сестры. Уверен, ее пение доставит нам удовольствие. Споешь что-нибудь веселое на свой день рождения, а, девочка?

Слегка пожав плечами, она небрежным движением поправила шлейф и положила руки на клавиши.

В печальной песне говорилось о любимом доме, оставшемся далеко за морем. Кэролайн пела, и чудные слова и музыка окрасили ее голос глубиной переживаний, которых ей не довелось еще испытать.

Когда замер последний звук, она услышала глубокий вздох Майлса.

Он тихо сказал:

– Примите мою самую сердечную признательность, дорогая кузина. Вы пели с такой нежностью, с таким пониманием, как будто это ожила моя мать.

В гостиной воцарилась тишина, затем под ее отцом затрещал стул, когда он тяжело поднялся на ноги.

– Добро пожаловать, мальчик мой! – загремел его голос.

Девушка оглянулась, и сердце ее подпрыгнуло, как мячик.

– Тимоти! – радостно вскричала она и бросилась было к любимому, но вдруг остановилась на полпути.

Тимоти замер в картинной позе, красуясь в дверном проеме, одной рукой, пальцы которой были унизаны кольцами, касаясь притолоки, а другой небрежно опираясь на трость из черного дерева. Короткий камзол с узкими рукавами был светло-голубого шелка, короткие штаны у колен схвачены лентами, а на туфлях с острыми мысами тоже красовались банты из ленты. Острые концы галстука почти касались ушей, а на голову был водружен парик с буклями высотой двенадцать дюймов, увенчанный крошечной и нелепой шляпой. Лицо его было накрашено, как у публичной женщины, и на щеках нарисованы родинки.

Он отвесил несколько изящных поклонов, выразительно размахивая кружевным носовым платком, и отрывисто бормотал:

– Прошу прощения, мисс, прошу прощения, сэр. Я не знал, что у вас гости.

Кэролайн в восторге рассмеялась:

– Тимоти, что означает этот нелепый маскарад?

Она двинулась навстречу ему и заметила, что его намеренно фатовское выражение сменилось растерянностью.

– Что случилось? – спросила она.

Даже сквозь слой пудры стало заметно, как он густо покраснел. Наклонив голову, Тимоти пробормотал:

– Прости! Я просто хотел пошутить.

– Я знаю. Но зачем?

Она повернулась, только теперь сообразив, что с момента его появления никто не проронил ни слова.

Отец посматривал из-под нахмуренных бровей на Майлса. Лицо Амелии сохраняло самое холодное выражение. Пирс раскрыл рот, и в глазах у него застыло недоверие, смешанное с ужасом. А Майлс… Майлс, с надменно изогнутыми бровями и подрагивающими от брезгливости ноздрями, окинул холодным взглядом беднягу, словно вылил на него ведро холодной воды. Невозможно было более явно выказать свое отвращение.

Но, заметив растерянный взгляд Кэролайн, быстро изобразил вежливую улыбку и двинулся вперед, приглаживая и без того безупречно зачесанные волосы.

Покраснев не меньше Тимоти, Кэролайн крепко взяла друга за руку и громко произнесла:

– Поскольку, кажется, никто не намерен это сделать, позвольте мне представить вам благородного Тимоти Бренкомба. Тимоти, это мистер Куртни из Виргинии. – Она произнесла это таким ледяным голосом, что Виргиния должна была представиться молодому человеку самым жалким местом на земле.

Тимоти снова поклонился, на этот раз самым светским образом.

– Я польщен, сэр, – смущенно пробормотал он. – Не сомневаюсь, что показался вам странным человеком. Я пошутил, чтобы позабавить Кэролайн. Так одеваются некоторые молодые люди в Лондоне. Их называют франтами. На мой взгляд, они выглядят невероятно смешными.

Майлс улыбнулся одними губами, глаза его сохраняли прежнее холодное выражение. Он отвесил короткий поклон и произнес обычное: «К вашим услугам, сэр» – без малейшего намека на искренность и теплоту.

Кэролайн, еще крепче сжав пальцы Тимоти, сухо сказала:

– Тимоти, вряд ли мистер Куртни по достоинству оценил твою шутку. Он иностранец, жизнь в Америке располагает к глубочайшей серьезности. Жизнь же лондонского общества ему совершенно незнакома.

Она почувствовала, что ее охватила ярость. Если бы не Майлс, реакция на фарс окружающих была бы совершенно иной. Капитан хлопнул бы себя по колену и расхохотался так, что заколебалось бы пламя свечей. Амелия улыбнулась бы Тимоти своей сдержанной улыбкой и поближе придвинула к нему закуски. Она с удовольствием подхватила бы его шутку, и в комнате зазвучал бы непрерывный смех. Поднимали бы тосты в честь их помолвки. А когда задули бы последнюю свечу и ее голова коснулась подушки, чувство полного удовлетворения охватило бы ее, сердце наполнилось счастьем и радостью.

А вместо этого… Теперь она ясно видела, что Майлс, красивый внешне, имеет дурную сущность. Он испортил ей день рождения, унизил Тимоти, который предпринял такие усилия, чтобы позабавить ее и доставить удовольствие. Его появление в этом доме, вдруг отчетливо осознала она, разрушит и ее жизнь и жизнь самых дорогих ей людей. Присутствие Майлса угрожало ее будущему, и это было нестерпимо.

Гордо вскинув голову, Кэролайн посмотрела прямо в глаза Майлса и испытала торжество, когда он невольно отступил на шаг назад и поднял руку, словно защищаясь от удара. Теперь он ее враг, и никакие уговоры и мольбы не смогут убедить ее не вступать с ним в поединок.