- Таргил? - сквозь смех спросила Варна, гортанно произнося знакомое обеим имя.

- Он. Новый Предстоятель Хаалана-Сокровенного. Единственный, кто хочет - знать. Зовет...

Словно невидимая рука смахнула веселье с лица Варны. Оно мгновенно стало жестким и хищным - но по-прежнему прекрасным. Это снова было лицо статуи, только работы смуглых мастеров Олафоэ, слепых скульпторов при храмах Сиаллы-Беспощадной, как ее понимали в варварском Фризе.

- Ты ему веришь? - отрывисто спросила она, повысив голос, и осеклась, потому что Лайна встала, тряхнув гривой вьющихся волос, и далекий рев донесся в келью на нижнем храмовом уровне, сотрясая стены и заставляя звенеть чаши на полках.

Так буйствуют в легендах крылатые вепри упряжки Ахайри. Так встают, сгущая мрак, лишь Предстоящие Властительницы Нижней Бездны, Матери Богов.

Две женщины стояли друг напротив друга.

- Ты ему веришь?

- Да. Потому что он предлагает невозможное. Таргил хочет создать Дом. Дом-на-Перекрестке. Существующий одновременно на всех Перекрестках - уже найденных и пока скрытых.

- Кого он звал, кроме нас?

- Махишу, Предстоятеля Инара-Громовержца, потом, естественно, себя... и Трайгрина. Того Трайгрина...

- Предстоятеля Эрлика, Зеницы Мрака? Тогда это действительно серьезно...

- Да. Выбор, достойный Искушенного Халла. Полагаю, что мы сумеем осуществить это - вот только какой ценой?..

- Любую заплачу!.. Любую... - шепчет Варна-Предстоящая. - Ведь и нам тоже может не остаться места... Лайна, ты видела Предстоящих, чьи культы угасли? Тех, кого лишили веры?..

- Видела, - ответила Лайна-Предстоящая.

И содрогнулась.

ИНТЕРМЕДИЯ

Человек идет по Дому. Из комнаты в комнату. Через коридор с хищными занавесками. Через зал с закопченными стенами, где была свалка двухметровых топоров, а теперь стоит кожаный диван с тугими валиками по бокам. Человек проходит мимо дивана, грозит ему пальцем и смеется неожиданно дребезжащим смешком, который при других обстоятельствах мог бы сойти за смех безумца.

- Шалишь... - человек трет воспаленные глаза и растягивает губы в недоброй усмешке. - Врешь, зар-раза... ты есть кто? Нет, ты есть - что... - ты есть Дом, мразь неживая!.. А я есть - кто... я есть Эйнар... Эйнар!..

- Р-р-р... - рычит в ответ Дом-на-Перекрестке, и эхо мечется в стенах, угасая на бронзовой чеканке капителей и войлочных подстилках, беспорядочно разбросанных по дощатому полу.

Человек выходит в коридор. Поднимается по лестнице.

"Меня зовут Эйнар. Эйнар-Мифотворец. Эйнар-Бич Божий. Я уже плохо помню, имя ли это, похожее на прозвище, или прозвище, похожее на имя - но это последнее, что у меня осталось. Я цепляюсь за него, до крови из-под ногтей, до судорог; я иду по Дому и кричу в лицо призракам его коридоров: "Я - Эйнар!"

Человек сидит на лестнице. На верхней ступеньке.

Вокруг человека смыкается Дом.

- Удав... - человек озирается по сторонам, и улыбка его становится похожей на оскал затравленного зверя. - Ты - удав, а я - кролик... в брюхе Твоем... Хочешь сожрать меня? Еще бы, конечно хочешь... переварить, сделать частью себя, своей печенкой или кишкой...

Дом молчит.

"Ты - Варна, - молчит Дом, и человек затыкает уши, Варна-Предстоящая..."

- Я - Эйнар!..

"Ты - Махиша, Предстоятель Инара-Громовика..."

- Эйнар!..

"Ты - Лайна от Перекрестков Матери-Ахайри..."

- Я...

"Ты..."

У человека слипаются глаза. Он роняет голову на грудь, но через секунду испуганно вскидывается.

- Я - Эйнар, - шепчет человек, и Дом сердито скрипит рассохшейся лестницей.

- Я ищу друга, и ученика своего друга, и хочу найти их раньше, чем забуду себя, потому что тогда я забуду и их...

Человек сидит в Доме. И тишина обволакивает его, вязкая, как слюна, едкая, как желудочный сок...

"Я сижу на ступеньках лестницы, которая то деревянная, то каменная, то вообще никакая; я сижу и дышу, и радуюсь тому, что я дышу, и что дышу я, а не кто-то, кого Дом упрямо подсовывает на мое место..."

Глаза человека закрываются, и набросок подступающего сна заставляет его вздрогнуть, но сил уже больше не остается ни на что.

Человек спит в Доме. В Доме-на-Перекрестке.

Тишина удовлетворенно склоняется над ним.

ТРАЙГРИН-ПРЕДСТОЯЩИЙ

...припадает ли человек к стопам идола, возносит ли

мольбы в храме, боится ли встречи с оборотнем или плюет на

богохульное изображение - он верит; или не верит, что, в

сущности, одно и то же. И клубится вера над человечеством,

возносясь смерчем, опадая росой; горами движет, уходит и

возвращается, и никогда не исчезает бесследно.

Войдет вера в поэта - родится гимн; войдет в

землепашца - родится боязнь и надежда; войдет в князя - и

кровью умоются народы; войдет в Предстоятеля - и родится

сверх естественное; войдет сверхъестественное в жизнь

человеческую - и родится Миф.

Горе Предстоящему, разучившемуся отдавать; горе миру,

породившему зверя, рыщущего на Перекрестках; и уйдет из

мира сверхъестественное...

Авэк ал-Джубб Эльри, Рага о Предстоящих.

Кувшин его жизни был почти пуст. Жизнь сочилась по капле, вокруг трещины наросли лохмотья белесой плесени, лохмотья боли и воспоминаний, но боли все-таки было больше, и он уже не осознавал, что - умирает.

Это было старое, агонизирующее животное, и лишь совсем немного человек.

Временами он приходил в себя, в того себя, который сумел неделю назад заползти в эти развалины; в того "себя", который изо всех сил пытался не выть - и не всегда мог; и тогда он смотрел на пальцы своей левой руки с серебряным перстнем на безымянном.

На перстне было вырезано: "Авэк". Смысл этого слова или имени был для умирающего утерян, утерян в дебрях боли, но когда он видел перстень - он иногда умудрялся встать, цепляясь за стену, и дотащиться до окна с выбитой рамой.

"Звезды..." - отрешенно подумал человек. Через мгновение смертельно раненный зверь завизжал, прокусив губу, и вцепился в подоконник, чтобы не упасть. Изорванный халат распахнулся, открывая впалую грудь, потную и безволосую. Визг заметался по ночной улочке окраины, отразился от стынущего неба и заставил вздрогнуть и оглядеться толстяка на лавочке, наслаждавшегося прохладой и покоем. Толстяк взволнованно засопел, прислушался и отхлебнул из плоской фляги, недовольно качая головой.