По-моему, вначале он хотел сказать "о Вашем приезде", но почему-то передумал. И правильно передумал. Не люблю я этого.

Меня проводили в отведенную комнату, где я оставил вещи, а после мы с Ратаном прошли в левое крыло храма, в котором располагался маленький полутемный зал. Миловидные жрицы в прозрачных одеяниях расступились перед нами, одарив меня многозначительными улыбками, а я глядел на всю эту шуршащую дозволенность, вспоминал характер Лайны, уныло вздыхал и понимал, что от более близкого знакомства с местными обитательницами, к сожалению, придется воздержаться. Слово "воздержание" только усилило расстройство чувств, и я принялся смотреть в пол.

И оттого не сразу приметил худенького подростка, носатого, костлявого и белобрысого - он сидел на помосте и настраивал пятиструнный лей, а перед ним, в ожидании прерванного движения, застыла обнаженная девушка; и я вздрогнул, сообразив, что это - они...

Ратан хотел было окликнуть их - будущих Мифотворцев - но я жестом остановил его и тихо встал за колонной, пристально вглядываясь в людей на помосте. В последнее время мне все чаще удавалось проникать в сущность собеседника, обходясь без слов... Я ведь еще не знал тогда, что передо мной - Грольн Льняной Голос, мой неизменный и бескорыстный спутник, с которым мне придется пройти насквозь не одну вечность; я не знал этого, да и он еще не знал сам, кто он такой - он просто хотел стать кем-то... он еще только настраивал свой лей...

Но даже в тот, первый раз, я сразу почувствовал, что нам легче будет без слов, потому что между нами было нечто, что стоит возле слов, и никогда не теряется бесследно, и не обманывает нас...

ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС

...Я доверился своим пальцам, и они сами перебирали струны, находя новые, единственно верные созвучия, и мелодия поплыла в бесконечность... окружающий сумрак словно отступал, теснимый напором звуков, и языки пламени послушно разгорались, вспыхивая и извиваясь в такт мелодии, а я все не мог оторвать взгляда от Клейрис...

Она парила на зыбкой грани света и тьмы, она была неотъемлемой частью той музыки, которая помимо моей воли разливалась сейчас по храму, и не было больше пыльных дорог, промозглых дождей и хохота пьяной толпы, а было лишь то, что рождалось сейчас, и только сейчас.

Сейчас - и нечто большее, чем просто звучащий лей, танец Клейрис и блики огня на стенах. Между нами рождалась легенда, волшебная сказка, миф - и я, я творил его!.. Вернее, мы с Клейрис.

Она плыла по залу, купаясь в волнах звуков и отсветах пламени, ее тело вспыхивало, подобно огню, или невидимой тенью скользило во мраке; она вся была пронизана сиянием и музыкой, и ее обнаженное тело звало, притягивало, завораживало - это была не та стыдная нагота, которая одновременно соблазняет и отталкивает; нет, здесь танцевала нагая богиня, сама Великая Сиалла, и я уже видел осыпающиеся на нее утренние цветы в рассветной росе, видел лук, стрелы которого даруют величайшее наслаждение и величайшую муку на этом свете...

...Все мальчишки хотят быть воинами или охотниками - я, Грольн, бродячий музыкант шестнадцати лет от роду, хотел быть музыкантом и стал им! Спасибо отцу - лучшему лееру Пяти Городов, убитому матросами в портовой таверне, когда он отказался играть для Косматого Тэрча, в честь его визгливой бабы... Отец вышвырнул меня в полуоткрытую дверь, следом вылетел его старенький лей, и я бежал, спотыкаясь и плача, падая и прижимая к груди последнее, что у меня оставалось...

...Стрела пронзила мое сердце, я чуть не вскрикнул от сладостной боли - и очнулся.

Музыка смолкла. Мои пальцы безжизненно лежали на струнах лея, Клейрис застыла в круге света с воздетыми к небу руками - и мрак в углу зашевелился, рождая невысокого мужчину с внимательным взглядом, пронзительным и насмешливым, как у птицы на его плече.

Он шагнул в освещенный круг и замер напротив меня.

Я понял, кто это. Жрица предупреждала нас. Вчера.

- Вы видели? - задыхаясь, спросил я. И закашлялся.

Он кивнул.

- И лук? И цветы...

- Да. Хотя мне-то как раз и не следовало бы всего этого видеть. И знаешь, Грольн - тебя ведь зовут Грольн? - это и радует, и пугает меня одновременно...

- Спасибо, Учитель...

- Учитель... - он попробовал это слово на вкус и еле заметно скривился. - Нет, не стоит. Зови меня просто - Сарт.

- Да, Учитель, - ответил я.

И он рассмеялся.

8

На следующий день прибыл слепой Эйнар, бывший Мифотворец Махиши. Я смотрел, как он бредет по саду - неестественно прямой, огромный, с всклокоченными русыми волосами, в бесформенной рубахе, пояс которой свисал чуть ниже живота...

Он шел сам, без поводыря, и Ужас сидел на его руке, вцепившись когтями в кожаный браслет. Роа немедленно попытался затеять драку, и мне стоило большого труда отозвать разъяренную птицу; а Эйнар только тихо свистнул, и его гребенчатый увалень заковылял в сторону и скрылся между деревьями. Ратан - он был здесь кем-то вроде старшего служителя и в комплекции почти не уступал Эйнару - одобрительно оглядел новоприбывшего, промычал что-то вроде "С приездом, парень" и с силой сжал руку слепца своими каменными пальцами, крепость которых я уже успел испытать накануне. Кисть моя, кстати, болела до сих пор.

Это рукопожатие, казалось, длилось целую вечность: я видел, как понемногу сминается ладонь Эйнара в мертвой хватке служителя, как белеют костяшки пальцев Ратана - но слепой продолжал вежливо улыбаться, глядя незрячими глазами поверх головы служителя куда-то в небо, и в конце концов Ратан отпустил его руку.

- Мужчина! - Ратан одобрительно хлопнул слепого по плечу. - Жаль, что калека... Идем, провожу...

Он взял у Эйнара огромный тюк, в котором что-то позвякивало, чуть не выронил ношу и как-то странно покосился на слепца.

Поведение Ратана неприятно задело меня, и я поспешил уйти.

Эйнар занял комнату рядом с моей. Аккуратно пристроив в углу свою неподъемную поклажу, он первым делом ощупал все стены в новом жилище и затем отправился бродить по всему храму, а его орел с дурацкой кличкой дремал в холодке, игнорируя все попытки алийца нарваться на ссору. Этот царь птиц, как позже выяснилось, основную часть жизни только и делал, что спал и ел. Такое поведение не могло не вызвать изумления у непоседливого Роа, и он после всех бесплодных воплей наконец угомонился.