Но Клэйб всё же вошёл в дом.

Крыльцо давно развалилось, поэтому ему пришлось забираться через высоко расположенный дверной проём.

Я помог ему подтянуться и ощутил удушливый, зловонный запах старого дома и существа, что там обитает.

Бедный наивный старик вошёл через дверной проём прямо в ненасытную, жаждущую тьму.

Я видел свет его фонаря.

Я слышал, как скрипят рассохшиеся доски, как падают предметы.

Я слышал, как он поднимается по древней, скрипучей лестнице.

А затем... Затем я услышал, как он кричит.

Слышал звук выстрела, эхом разнёсшийся в ужасающей тишине.

Слышал, как пронзительно, жутко завыло существо, разрывая своим визгом барабанные перепонки.

Наверно, я и сам закричал.

Помню, что развернулся, чтобы сбежать, как трус, но тут из темноты меня позвал Клэйб.

Я слышал, как он упал с той проклятой лестницы. Слышал, как что-то ползёт за ним. Что-то сухое и шелестящее.

А затем влажный звук и чавканье, словно медведь, жующую чью-то тушу в пещере...

Что-то щёлкнуло в моей голове, и я рванул обратно к дому, врываясь в грязь, пыль и облака паутины.

Фонарь валялся на нижней ступеньке и всё ещё горел.

Я увидел истекающего кровью Клэйба, лежащего посреди лестницы и распотрошенного, как лосося.

Я видел только его ноги и нижнюю половину туловища.

И пока я смотрел, его потащило вверх по лестнице. Свет фонаря в моей дрожащей руке отбрасывал пляшущие тени на стенах.

И тогда...

Я услышал это существо.

Оно не просто тащило Клэйба по лестнице; оно присосалось к нему и высасывало его кровь, как огромный мерзкий паук осушает муху капля за каплей.

Я подскочил и схватил тело Клэйба за щиколотки.

Я не отдам его этой твари.

Я дёрнул. Существо дёрнуло в ответ.

Мы сражались, словно два безумца, перетягивающих канат, и, в конце концов, оно с чмокающим звуком отцепило свой рот от Клэйба и зарычало на меня. Меня обдало горячим порывом затхлого воздуха.

Я видел впереди смутную, напоминающую человека фигуру... которая неясным образом светилась.

Существо рычало, скрежетало зубами, и зловоние от него было невыносимым.

Но я в последний раз дёрнул Клэйба за лодыжки и вырвал его из хватки чудовища. Мы оба покатились вниз по лестнице и приземлись в пятно света, падающего через выбитую дверь.

Я оказался прямо у дверного проёма. Тело Клэйба, окровавленное, обезображенное и странно сморщенное из-за вытянутой из него крови, упало у моих ног.

А существо...

Древнее, уставшее, гниющее чудовище сходило с ума от голода.

Я видел, как оно светилось в темноте, и от него шёл мерзкий, нездоровый запах.

Оно настолько обезумело от голода, что бросилось вперёд в луч света, издав длинный, низкий скорбный вой.

И в этом свете я его разглядел.

Увидел существо, сводившее с ума людей.

Отвратительное дитя Люции Кори.

Она была одета в серые лохмотья, которые некогда были её одеждой, но за столько веков истлели и порвались; кожа её местами оторвалась от мышц, ссохлась и съёжилась.

Она прыгнула вперёд, как какое-то гигантское насекомое, и завопила, когда свет коснулся её тела. Но инерция несла её вперёд, и она остановилась, лишь когда нависла надо мной. Её одежда и плоть кишела насекомыми, которые сваливались на меня шевелящимися комьями.

Она с трудом удерживала равновесие секунду-другую, и я ощутил на лице её зловонное дыхание, отдающее гниющей в овраге падалью.

Она смотрела мне в глаза какую-то долю секунды, но этого хватило, чтобы внутри у меня всё перевернулось.

Её глаза напоминали чёрные дыры на сморщенном лице, испещрённые алыми и золотистыми прожилками, и напоминали поглощающие свет тёмные туманности в самых дальних уголках вселенной.

Один глаз находился выше другого, но оба были широкими и полупрозрачными, словно покрытые водной оболочкой.

И в этот момент я вывалился через дверной проём наружу.

Я закричал, пытаясь закрыть лицо... Я упал, приземлился на твёрдую, высохшую землю и покатился прочь...

А она пошатывалась передо мной, покачивалась из стороны в сторону, захваченная в ловушку из солнечного света, как насекомое в янтаре.

Она начала распадаться: из груди вырывались долгие, бледные, как черви, нити, а плоть стекала, как расплавленный вязкий розоватый, красный и рыжий воск.

А потом она тоже упала во двор дома.

Она почти мгновенно вскочила, издав дикий вопль, в котором агония смешивалась с яростью.

Обезумев, она крутилась вокруг своей оси, а в это время плоть её продолжала отваливаться и испаряться.

Она напоминала дикую и странную ведьму, исчезающую впоследствии собственных заклинаний.

Внешне она имела сходство с человеком, но многие её части тела были непропорционально увеличены, другие - уменьшены... К тому же, яркие искрящиеся цвета, сбегающие воском на землю, скорее напоминали акварельный набросок, чем натуральные оттенки человеческой плоти.

Ростом она была со взрослого человека, но сгорбленная, согнутая, переломанная; кости и наросты на них торчали во все стороны.

Её левая рука была толстой и мясистой с выросшими на ней нитями, напоминавшими испанский мох; кисть - затупленной, наподобие лопаты; правая рука - худой, скелетоподобной, а пальцы напоминали острые и загнутые вилы.

Я смог неплохо рассмотреть её, обрамлённую лучами солнечного света, как ореолом, когда она воздела к небу деформированные, уродливые пальцы и попыталась закрыться от лучей.

Её голова была огромной, напоминающей луковицу, и мягкой, как подгнившая тыква.

Она сидела на коротком шейном отделе позвоночника. Отдельные пучки белых волос только чуть-чуть прикрывали жёлтый череп.

Лицо было изрезано морщинами, и с него лохмотьями висела кожа и плоть.

Рот был несимметричным относительно остального лица, а губы, сперва тонкие и бледные, теперь отекали, становясь пухлыми, рыбьими.

Когда она закричала от ярости, её раскрытый рот превратился в идеальный овал, как у пиявки.

А за тающими губами я рассмотрел острые, треугольные, короткие зубы. Зубы, предназначенные для измельчения и перемалывания.

Она умирала, а я был готов вот-вот двинуться умом от всего происходящего.

Но я понял... По крайней мере, мне казалось, что я понял.

Её человеческая мать принадлежала этому миру, но вот отец пришёл из некого мрачного места, где нет солнца и его ультрафиолетового излучения.

А они были губительны для этого вида.

Его получеловеческая дочь была ночным кошмаром. Чумой, бродящей во мраке.

Я смотрел, как она упала на землю, скуля и задыхаясь, и тело её плавилось, как жир на сковороде.

Её горящие глаза подёрнулись пеленой и запали.

Её кожа пузырилась и испарялась.

Она ещё несколько минут корчилась на земле. Гигантское кровоточащее тело мутанта пыталось само когтями содрать с себя остатки плоти, а затем...

Затем она затихла.

Вот так, по прошествии трёх сотен лет, дочь Люции Кори, Неименуемая, в конечном итоге вышла на свет, которого столь долго избегала.