Любопытное совпадение. Во время завтрака с Мервином Диллардом, деканом факультета английской филологии местного университета, он поинтересовался, известно ли мне что-нибудь об Эсмонде Донелли. Как выяснилось, Донелли – пресловутый ирландский распутник и повеса – современник Шеридана, бездумно промотавший жизнь, разбрасывая своих бесчисленных незаконнорожденных отпрысков по всему Гэлвею. Часть его переписки с Руссо опубликована в Берне около 1800 года под названием «Лишение девственниц невинности», и его семейство посчитало эту книгу грязной фальшивкой, оскорбляющей достоинство уважаемого рода. Недавно солидное издательство «Гроув Пресс» переиздало эту книгу в Америке с предисловием Мервина Дилларда. Я заверил Дилларда, что, хотя мне довелось жить в Гэлвее в течение семи лет, мне не приходилось ничего слышать о Донелли. Вероятно, он или совершенно забыт, или память о нем сознательно замалчивается его земляками и потомками.

Когда я вернулся в номер университетского общежития, меня уже ожидала свежая почта, доставленная моим литературным агентом, включая и небольшое письмо, на конверте которого значился обратный адрес издательства «Линден Пресс». Я воспроизвожу здесь это письмо полностью:

У меня оставался еще в запасе час времени до отъезда в аэропорт, и я позвонил по указанному в письме телефону. Разговор носил довольно дружественный характер, моего собеседника нисколько не смутило то обстоятельство, что до сих пор я ничего не слышал о Донелли. Я сообщил, что буду в Нью-Йорке в следующую пятницу, и мы договорились, что он встретит меня в аэропорту Кеннеди и отвезет к себе домой на Лонг-Айленд. Все эти необычные совпадения, связанные с именем Донелли, произвели па меня большое впечатление. Подобные вещи нередко случаются в жизни. На днях по радиоприемнику в автомобиле я впервые услышал имя русского поэта Ломоносова, а несколько часов спустя это имя попалось мне на глаза в энциклопедии, куда я заглянул в поисках совершенно других сведений. Эти совпадения меня поразили. Я еще более удивился, когда случайно заглянул в университетский книжный магазин и поинтересовался у продавца, нет ли у них чего-нибудь Ломоносова.

– Вам повезло: как раз вчера мы получили сборник его стихотворений.

Я купил книжку, прочел предисловие, и сразу же понял, что наткнулся на нового своего героя. Лет десять назад я бы отнесся к этому, как к суеверию. Теперь же я с готовностью подчиняюсь воле этих удивительных совпадений, как предначертанию неизбежной судьбы.

Утром за десять минут до начала лекции декан факультета английской филологии передал мне корреспонденцию, среди которой было письмо Джима Смита из Сан-Франциско. Он сообщил, что Хельга Нейсе покончила жизнь самоубийством: она выпрыгнула из башни Беркли, каким-то образом ухитрившись забраться за оградительную проволочную сетку, проложенную там для предотвращения подобных несчастных случаев. Я чувствовал себя смертельно усталым, мне было невыносимо скучно, пока это письмо не попало мне в руки. Как только я его прочел, казалось, я пробудился от затянувшегося сна – всю мою скуку и усталость как ветром сдуло.

Я испытывал смутное чувство вины, хотя для этого не было никаких оснований. С Хельгой меня познакомил Джим на какой-то молодежной вечеринке, где собрались совершенно обнаженные молодые люди, причем, у девушек тела были ярко раскрашены разноцветными красками. Хельга была высокой, стройной, но довольно апатичной блондинкой. Накануне ночью она переспала с Джимом. Мы втроем провели пару часов вместе: ели рыбу с жареным картофелем, распили несколько бокалов вина в «Эдинбургском Замке», пока Джим распространялся об астрологии. Он сказал, что война во Вьетнаме продлится еще, по крайней мере, год, так как звезды сейчас находятся в конфликте. Хельга неожиданно заявила:

– С чего бы это звездам вмешиваться в человеческую жизнь, ведь она лишена всякого смысла? Все в мире происходит по воле слепого случая.

Когда я напомнил, что у меня завтра днем лекция в Беркли, она предложила подбросить меня гуда на своем автомобиле.

На следующее утро она пришла ко мне в отель и сказала, что всю ночь напролет читала мою книгу «Методы и способы самообмана». И в самом деле вид у нее был очень усталый: будто она действительно провела бессонную ночь. Я не люблю обсуждать свои произведения, но я видел, что она находится в крайне возбужденном состоянии, и попытался помочь ей. Более всего меня удивляло и поражало ее глубокое убеждение в том, что жизнь абсолютно бессмысленна. Для нее это – незыблемый постулат, такой же очевидный, как то, что вода – мокрая. Когда же я попытался оспаривать ее тезис о бессмысленности жизни, она возразила, что все это вычитала в моей книге, а именно: человеческие существа не способны быть честными даже перед самими собой, поэтому они смотрят на жизнь, как на игру, а на себя, как на протагонистов; они изобрели различные фантомы, которые назвали религией, философией и т. п., – она привела еще много других аргументов, доказывающих, по ее мнению, бессмысленность жизни. И все это она почерпнула из моей книги. Я попытался ей объяснить, что, с одной стороны, она совершенно правильно интерпретирует мою книгу, но, с другой стороны, она ее до конца не поняла, так как я занимаю разрушительную позицию только для того, чтобы расчистить почву для истинного познания реальной жизни и доказать, что мистические откровения не являются религией или философией, а под ними скрываются реальные ценности. Безнадежным, даже несколько раздраженным тоном она спросила:

– В таком случае, скажите, что же является в конце концов истинной реальностью?

Я ответил, что ей не нужно было бы даже спрашивать об этом, потому что она знала бы ответ, если бы внимательно прочла мою книгу. Когда вы испытываете жажду и делаете глоток холодной воды, то именно это ощущение струи свежей воды в вашем горле и есть истинная реальность, что совершенно не одно и то же когда вы просто говорите или думаете об этой воде. Людям только на опыте можно ощутить подобную чувственную (в отличие от физической) реальность. Как раз это я испытал недавно с тем куском домашнего мыла, то же самое происходит со мной каждый год с приходом новой весны. Я чувствую умиротворение, и во мне возникает ощущение реальности окружающего мира, который точно так же воспринимался Вордсвортом, созерцающим Темзу с Вестминстерского моста. И точно так же вы ощущаете глоток свежей, холодной воды в своем горле. Я сказал, что ее ощущение бессмысленности существования – это своего рода жажда истинной реальности, а ее нынешняя душевная опустошенность и отчаяние сродни настоящему голоду или жажде.