- Ладно, я переверну машину набок - она довольно маленькая.

Грелль покачал головой:

- Лучше просто столкни её с края дороги.

Так было проще всего. Дорога далеко не первоклассная, довольно узкая, с мягким покрытием, не огражденная, и пользовались ей разве что в базарные дни. А понедельник - не базарный день.

Ну вот, он опять цепляется за свои обожаемые клише, подумал Антон, стараясь скрыть свое раздражение. Беда с этими стариками, у них мысли всегда бегут по одной колее. Ему самому гораздо больше нравился вариант с машиной, не вписавшейся в поворот, тут он считал себя специалистом. Но Грелль разрешил ему опробовать этот метод всего один раз, с каким-то второразрядным мотоциклистом.

- Понял?

- Так точно, сэр.

- И помни - через деревню промчаться побыстрее.

Антон кивнул. Он натянул смятый берет на один глаз, так, чтобы скрыть свое лицо со стороны тротуара. В Унтервальде триста сорок жителей, но домишки рассеяны по полям, некоторые почти не заметны, будто каждый из жителей желает любоваться своим собственным видом на долину. В такое время дня дети в школе, женщины развешивают белье на высоко протянутых веревках за глухими заборами, мужчины собирают хворост, готовясь к скорой зиме. Кто-нибудь, конечно же, заметит машину, но пристально разглядывать её не станет. Унтервальд он проскочит без проблем.

- Знаешь, - произнес Антон, приготовившись взвалить тело Брайанта на плечи, - мне он почти понравился. Я уже было поверил его истории, пока ты не начал звонить. В чем он промахнулся?

- Он слишком верил в дружбу.

Зоркие голубые глаза Антона остановились на бесстрастном лице старика, словно пытаясь прочесть разгадку. Старый контрразведчик ни за что не расскажет, в чем дело, пока все не останется позади.

- Человек, которого наши сумели расшифровать?

Август Грелль невольно усмехнулся:

- Совсем недурная догадка, - заметил он.

- По имени Йетс?

Август рассмеялся. Ему нравилась бойкая, сообразительная молодежь. Все это нам понадобится, когда придет время, подумал он.

- Ты мыслишь правильно, - сказал он.

Он широко распахнул дверь и прошел между двумя высокими поленницами, сложенными по обе стороны черного хода почти на высоту первого этажа, и открыл дверцу машины. Брайант оставил ключ в зажигании, наверное, надеясь быстро улизнуть. Он и впрямь обо всем позаботился, этот бедолага-дилетант. Мне лучше прямо сейчас пойти к Финстерзее, подумал Грелль, и проверить камни и деревья над тайником перед тем, как отсылать доклад. По царапинам от веревки на стволе нависшего над водой дерева можно будет определить, как обстоит дело. Тогда я буду знать точно, пытался ли он достать контейнер или просто совершил разведывательный рейд.

Грелль бдительно огляделся. В поле зрения никого не было. Он кивнул Антону, ожидая у поленницы. Антон покачал головой, выражение лица у него было потрясенное.

- Ну, что еще? - буркнул Грелль.

- Так это приятель Йетс сдал Брайанта Варшаве? - поинтересовался Антон, протискиваясь мимо Грелля.

- Да. А теперь шевелись - не искушай судьбу!

- Милые ребятишки, - заключил Антон, запихивая в машину труп только что убитого им человека и набрасывая сверху свою накидку. - На обратном пути сделаю круг через холмы. Увидимся через пару часов.

Грелль считает - нам очень повезло, только это не совсем так, подумал Антон. Нам нужно кое-что побольше, чем удача - нам необходимы уши и глаза по всей Европе. Об этом нам говорили не раз, но очень ободряюще действует, когда получаешь подтверждение... Нас пока немного, однако любое серьезное движение, любая сила зарождается с горсточки убежденных людей. Никаких широких масс - это все на следующем этапе. Не нужно даже народной поддержки - только демократии оперируют категориями большинства, а это не наша модель. Демократия все свое время тратит на болтовню и самооправдания. У нас мозги получше, чем у этой публики, да ещё и здравый смысл впридачу, которым они вообще никогда обладали. Одному меня правильно учили в Восточной Германии: зажравшийся Запад ослабел. У коммунистов многому стоило поучиться, и мы так и сделали. У этих ребят верное представление о том, что такое власть, как получить её и как удержать в своих руках. Стоит посмотреть на современную Россию: всего-то одиннадцать миллионов коммунистов держат в руках две сотни миллионов беспартийных. И Китай не хуже: девятнадцать милиионов партийной элиты контролируют семьсот миллионов населения... Народное одобрение? Чушь собачья, смех один. Дайте нам газеты, и радио, и ТВ, и мы предоставим народу пятилетний план, о котором он только и мечтает... Это мы-то психи? Все вполне осуществимо. Потому что уже осуществлено однажды, только мы сработаем получше. Лучше всяких русских и китаез. И на этот раз будем умнее. Способ, которым старая Германия решала еврейский вопрос - это не просто преступление, это позор. Мы обойдемся с евреями так же, как русские: горсточку выставим напоказ, остальных затолкаем в ничтожество. Да, мы преуспеем там, где провалилась старая Германия; мы возьмем на вооружение её былое величие, но не повторим её ошибок. А величие - было! Враги могли разрушить наши дома, нашу страну - но у нас остались наши мозги, наше мужество, наше упорство. Мы не сдаемся, мы не идем на компромиссы. И у нас есть цель. Всеобщий мир - через мировое господство. С какой стати уступать коммунистам отличный лозунг?

Он промчался через Унтервальд на приличной скорости. Встречного транспорта не было, а следующая горная деревушка начиналась минутах в пятнадцати езды. Прекрасная пустынная дорога. Он прибавил скорость. Ему нравилось волнующее ощущение быстрой езды по извилистой дороге. В отдалении он заметил проблеск черной луковицы купола маленькой церквушки, стоявшей на отдаленном лугу; потом она скрылась из виду, её заслонил новый лесистый склон. Вниз-вверох, туда-сюда, виляя над лежащей внизу долиной... Туман уже рассеялся, осталась только влага, пропитавшая земляную дорогу. Неудобство создавало только тяжелое тело Брайанта, при каждом повороте или толчке наваливавшееся на его ноги. Наконец он почти миновал церковь, под скрип тормозов вписавшись в поворот.

Но тут начался настоящий спуск, куда более быстрый, чем он расчитывал. Неприятно удивленный, Антон крутанул руль вправо - нет, это ошибка, поворачивать надо по направлению спуска. Он вспомнил также, что надо снять ногу с тормоза и чуть-чуть газануть. Он свернул прямо на узкую дорогу, задние колеса слегка увязали в мягкой земле. Он услышал визг резины и выругался, нащупывая ручку дверцы, но тут на его ноги снова навалилось тяжелое тело, а времени уже не оставалось, не оставалось совсем...

Машина соскользнула через предательский край дороги и нырнула вниз, покачиваясь и поворачиваясь, покачиваясь и поворачиваясь...

4

Телефон звякнул, заставив Анну Брайант подскочить. Она отбросила с лица спутанные волосы, мазнула ладонью по мокрым щекам и застыла, держась за край стола. Она боялась отвечать. Неужели это Дик?.. Может быть, может быть... Торопливо выйдя из теплой кухни, Анна пробежала по узкому коридору, мимо проявочной и лаборатории, в магазин. Она успела схватить трубку после седьмого сигнала.

- Да? - выдохнула она, не решаясь сказать:"Дик?" Но это был он.

Она перегнулась через прилавок, на котором были расставлены фотоаппараты, уставившись на стенку с фотографиями Дика. Уже рассвело, на узкой улочке было полно людей. Дик сказал ей, что у него все отлично, что он обсыхает в придорожной гостинице, к полудню будет дома, будет дома, будет дома... "Скоро увидимся, дорогая", - сказал он и повесил трубку прежде, чем она успела спросить, сделал ли он то, что хотел.

Наверняка сделал, подумала она. Дик нашел контейнер и перепрятал его. Иначе его голос не звучал бы так уверенно. Возможно, это оказалось проще, чем она думала. Вот только этот туман... Анна глубоко вздохнула. По правде говоря, она не надеялась больше увидеть его. Прошлой ночью они ужинали очень поздно - вернее, ужинал Дик, а она смотрела, как он ест, и слушала его, сама не в состоянии проглотить ни кусочка. Она испытывала полное отчаяние и ужас от того, что привычный мир снова рушится, разваливается на куски. Но Дик был прав: свою работу он должен сделать. Анна остановилась, помедлила перед одной из фотографий на стене, легко коснулась её пальцами. Это был снимок Финстерзее, сделанный с площадки для пикников в начале июля: луг, пестрый от обилия цветов, за ним - зеленый лес, а вдали, за лесом серый, голый каменный склон. Но её взгляд остановился на трех наклонных обломках скал у края луга, увитых у основания плетями шиповника и люпина.