Омерзительный стыд охватил меня: «Интеллигентский хлюпик, трус!»

– Не стреляй, – сказал я, подымаясь, – он где-то здесь. Я найду его.

Не раздумывая больше, я двинулся напролом сквозь кусты и чуть не ударился лбом о ствол торчавшего в кустарнике дерева. Но что-то я, во всяком случае, задел, и это «что-то» скользнуло по стволу вверх. Я посмотрел туда, уже привыкший к темноте, и разглядел словно ноги в сапогах, прижавшиеся к дереву. Потому и промазал автомат Мартина, что Шнелль успел подняться по стволу над кустами. Сейчас я уже не терял времени: пистолет грохнул несколько раз, и грузное тело сорвалось вниз, с треском ломая кусты.

– Готов, кажется. Полголовы снес, – сказал, освещая упавшего, Мартин.

Я отвернулся к Мартину – глядеть на убитого Шнелля мне не хотелось, а Мартин выглядел почти неотличимо от Шнелля, с таким же галуном на мундире и в таких же сапогах. Только их и лампас на штанах вырвала из темноты тоненькая струйка света.

– Где Борис? – прохрипел я: голос мне едва повиновался.

– Ждет нас у поваленного дерева. Надо открыть шлагбаум.

Мы оттащили в сторону срубленный ствол – трое в серых мундирах, ординарный полицейский патруль. Я только подумал: «Что будем делать, когда машина остановится у поворота к голубым протуберанцам? Нажать рычаг ручного стартера и продолжать путь? Но постовые с лошадьми могут поднять тревогу. Правда, обычно в эти часы постовых на конечном пункте уже нет и патрульные последней машины добираются до заставы пешком. Ну а если нас встретит сам Оливье, у которого есть все основания тревожиться, или пошлет навстречу нам верховых с запасными лошадьми?»

Я поделился своим беспокойством с друзьями.

– Ну и что? – равнодушно заметил Мартин. – Мы пройдем сквозь пятно, а они нет.

– А если не пройдем?

– Уйдем в лес или будем отстреливаться.

– От кого? От Оливье? – спросил я таким тоном, что тут же вмешался Зернов:

– Он твой друг, Юра?

– Почти.

– Порядочный?

– А с кем я могу дружить, по-твоему?

– Значит, на него можно рассчитывать?

– В каком смысле?

– В прямом. Не подведет?

– Думаю, нет. Ко мне он относится по-товарищески.

– Тогда рискнем.

Так и произошло. На конечной остановке нас ждал с лошадьми Оливье.

Я вышел один.

Близился рассвет, окружающий сумрак синел, тени становились все различимее. Даже виднелись голубые протуберанцы вдали. Только сейчас они казались низвергающимися с неба темно-синими, почти черными водопадами.

Оливье издали заглянул в кабину:

– Ты один?

– Нет.

– Почему же они не выходят?

– Это не они. Тебе можно довериться, Оливье. Больше друзей у меня в полиции нет. Шнелль и Губач пытались меня прикончить. Но вышло наоборот. Теперь я в твоих руках, Оливье.

Он засмеялся:

– Их никто не пожалеет, Ано. Будь покоен.

– А теперь оставь меня, Оливье. Ты замещаешь меня на заставе до завтра. И ничего не спрашивай: все расскажу потом.

– А сейчас?

– Еду дальше.

– Куда?

– До конца с этой машиной. Туда, откуда они выходят.

– Не пройдешь. Воздушный заслон. И сила, понимаешь ли, Ано, – сила, которая прижимает тебя к земле. Ты еще не знаешь…

– Знаю.

Я поднялся в кабину и крикнул все еще недвижимому Оливье:

– И никому ни слова до завтра.

– А если Бойл? – услышал я.

– Скажи: взял отпуск до вечера.

Ответа я не услышал. Мартин уже нажал ручной стартер, дверца автоматически захлопнулась, и машина ровно и бесшумно свернула к черным сияющим водопадам.

Они двигались нам навстречу, но ничто не останавливало нас; только светлое пятно в темно-синей стене становилось все шире и ярче.

– Фиолетовое пятно, – прошептал Зернов.

Слов не было. Мы молчали, когда наша черная бесшумная махина прошла сквозь лиловый туман и по глазам ударил выплеснувшийся из ночи день.

Как старый библейский Бог, кто-то сказал: «Да будет свет», – и стал свет.