Джейн считала это дикостью. Она невидящим взглядом смотрела на птицу. Пустыня не прощает. И мужчина, стоявший рядом с ней, был таким же жестоким. И все же… все же она любила его всем своим сердцем. И он любил ее… когда-то. Пока старый шейх не разбил их счастье.

Закончив свой кровавый пир, сокол взлетел ввысь, а затем снова опустился на руку хозяина, довольно заклокотав.

— Радуешься, да? — обратился к птице Тарик, и та склонила голову набок, словно бы в знак благодарности. Тарик полил из бутыли водой на голову Нуры, и она прикрыла глаза. Джейн поняла, что ей понравился этот душ. — Она разгорячилась от погони, ей жарко, — нежно проворковал Тарик. Хотела бы Джейн, чтобы он и с ней так разговаривал. — Ну, теперь она спокойно будет сидеть у себя на насесте.

— Как покорная, хорошо выученная ручная самка, — с горечью сказала Джейн.

Взгляд, обращенный к ней, совершенно ничего не выражал.

— Нуру можно выдрессировать. Но никогда не приручить. Да я и сам бы этого не хотел.

Джейн посмотрела в темные глаза дикой птицы, ощущая какую-то странную связь с ней. В чем-то они были очень похожи. Пустыня сплотила их троих: ее, птицу и Тарика, с удивлением поняла она и взглянула на мужа.

Почему она никогда не замечала в нем такой черты, как независимость? А если и замечала, то не оценила? Как могла она принять его когда-то за простого лондонского студента или обычного клерка? Несмотря на то что Тарик изучал науку финансов и работал в лондонском банке, уже тогда были налицо все признаки этой самой независимости. А потом, когда Джейн узнала, кто он такой, то почему решила, что сможет его приручить?

Точно так же и Тарик ошибался на ее счет. Он не понимал, что ей было нужно от жизни — крепкая семья и простое счастье с любимым человеком. И возможность такого счастья была навсегда разрушена.

Спустя час они уже прощались с Раитом, Матрой и остальными жителями лагеря. Сидя в машине, Тарик ощущал едва различимый запах, исходивший от волос Джейн. Тот самый шампунь, который он передал ей за занавеску прошлым вечером. Образы, возникшие тогда в его голове, не оставляли его в покое и сейчас. Непрошеные и совершенно ненужные ему образы.

Джейн ненавидит пустыню, и нельзя об этом забывать. Она считает его настоящим дикарем и не любит соколиную охоту. Очень странно, что у него вдруг возникло неожиданное чувство связи с ней, с этой женщиной. И что самое странное — это произошло тут, в пустыне.

Так быть не должно. Он этого не допустит.

— Куда ведут эти следы? — голос Джейн нарушил нарастающее напряжение тишины.

Тарик проследил за взмахом ее руки, указывающей на песчаную пустыню, по которой проходила тропка, ответвление от главной дороги.

— Большинство таких тропок ведут к лагерям пастухов, — пояснил Тарик. — Они обеспечивают доступ к провизии и корму для стада.

— Стада? — переспросила, не веря своим ушам, Джейн. — Трудно поверить, что в этой пустыне что-то может выжить.

В нем начал подниматься гнев.

— Ты ничего не понимаешь. Многие считают пустыню прекрасной. А условия тут вполне приемлемые — для некоторых видов животных.

— Ну, зря ты считаешь, что я так не люблю пустыню, — смутилась Джейн. — После вчерашней стоянки я изменила свое мнение. И подумала, что, возможно, просто не понимаю этого мира.

— Но это мой мир, — сухо заметил Тарик. Джейн отвернулась и стала смотреть в окно.

Тарика возмутила эта непокорность и невежливость. Все в нем вскипело от гнева и ярости.

Или не только от гнева? Нет, об этом лучше не думать.

Он попытался сосредоточиться на дороге. И попытался представить себе пустыню глазами Джейн. Мрачное место. Бесконечные пески. Чужая страна. Эти северные земли были более песчаными и менее каменистыми, и поэтому то тут, то там встречались зеленые кустики.

— Здесь, в северной части страны, картина меняется, — сказал он, немного погодя.

— Да, я уже заметила растительность, — согласилась Джейн и снова уставилась в окно.

Тарик гнал непрошеные мысли о ней и о том, что больше эта женщина не принадлежит ему. Где-то там далеко, в Окленде, ее ждет светловолосый и голубоглазый красавчик Нил. Мужчина, который вырос в той же самой стране, в которой жила и она. Они вместе ходили в одни и те же школы и в одни и те же церкви. Нил знает ее культуру гораздо лучше, чем он, Тарик.

— Эти колючие кустарники дают возможность птицам укрыться здесь на зимнее время. Тут полно ящериц, жуков и тушканчиков. Весной птицы улетают в Среднюю Азию, где выводят потомство. И охота тут запрещена.

— Даже для Нуры?

— Для любой охотничьей птицы. Отсюда простираются границы с Баширом. Шейх Карим объявил эту зону заповедной, так что, когда мы приедем в Азиз, Нуру придется кормить из наших запасов.

— Я тоже хочу сокола.

Тарик бросил на Джейн полный удивления и недоверия взгляд. Кажется, женщина и сама была не меньше удивлена сказанным. Его губы скривились в циничной ухмылке.

— Ага. Особенно он тебе понадобится в Новой Зеландии, куда ты вскоре вернешься. Ну и где ты будешь держать птицу? Куда вывозить для полетов?

— Найду. Должны же быть и там подобные клубы.

— А что скажет Нил по поводу твоей новой… страсти? — Звуки «с» Тарик буквально прошипел. Джейн не ответила. Глядя прямо на дорогу, Тарик громко расхохотался, не находя, впрочем, ничего смешного в ситуации. Отсмеявшись, он сказал: — Раньше ты постоянно отвергала все, что было связано с Заидом. Так зачем тебе понадобился сокол?

— Что ты хочешь от меня услышать? Кто знает, а вдруг я уже выросла и поняла все очарование пустыни? — Поймав на себе изумленный взгляд Тарика, Джейн быстро продолжила: — Нет-нет, дело совсем в другом. Нура такая изящная. Мне бы очень хотелось научиться дрессировать такого сокола, как она.

На какое-то мгновение ей показалось, что ее слова возмутили Тарика. Ничуть не бывало. Скорее, он посмеется над ней, и все.

— В таком случае придется тебе научиться терпению. Некоторые птицы, в отличие от Нуры, трудно воспитываются, — не без иронии заметил Тарик.

— У меня много терпения.

Он скептически посмотрел на нее.

— Так много, что через пару месяцев после замужества ты бросилась в объятия другого, предав меня?

Джейн примолкла. Костяшки пальцев, сцепленных в тугой замок, побелели. Тарик заметил, как потемнели ее глаза, и тут же снова повернулся к дороге.

Но в ее взгляде были не только гнев, смущение и вина. Нет, скорее, разочарование оттого, что он снова затронул запретный предмет.

На этот раз она не стала уклоняться от разговора.

— А тебе не кажется странным, что я настояла на условии о том, чтобы ты не имел права брать вторую жену, а потом бросилась в объятия другого?

Тарик помолчал в раздумье, потом пожал плечами.

— С каких это пор контракт гарантирует защиту от прелюбодеяний любого из супругов? Этот пункт всего лишь обозначал, что ты не хочешь рисковать своим положением. И не было гарантии того, что, если я возьму другую жену, ты будешь главной.

— Я просто хотела, чтобы наш брак был моногамным. Чтобы это была любовь навсегда.

— Если это так, ты бы не просила развода, — процедил он, не поворачиваясь к ней. — И — не появился бы Нил, который с нетерпением ждет тебя в Окленде.

— Ах, так вот в чем дело! Сначала бедный Роджер, теперь — Нил! Ты никогда не будешь доверять мне. А я больше не желаю быть женой человека, который мне не доверяет. Все просто. Только жаль невинно пострадавшего Роджера.

— Не называй этого имени при мне! — зарычал Тарик. — Ты не просто предала меня. Ты забеременела от него!

Джейн задохнулась от возмущения.

— Если бы мы жили пятьдесят лет назад, за этот проступок тебя бы забили камнями в моей стране. Знаешь ты об этом? — прогремел он на всю машину.

Ее лицо стало непроницаемым.

— Ты хоть представляешь себе, что наделала? — продолжал бушевать он.

— Да уж. Ты поступил милостиво: обвинил меня и выдворил из страны. Даже не выслушав как следует.