— А ты не проговорился, что Тавера у тебя? — в сотый раз спрашивает меня Гурам.
Я отрицательно качаю головой.
Тавера, Тавера... А ведь он мог быть сейчас с нами здесь, на лекции. В университете от этого ничего бы не изменилось. Наш сторож — дядя Мосэ — все так же зорко охранял бы вход, придирчиво проверяя студенческие билеты, дабы никто из посторонних не ухитрился проникнуть на лекцию и присвоить чужую долю знаний. Наш завклубом Вахтанг Мчедлишвили все так же жаловался бы на репертуарный голод и, наверно, пригласил бы Таверу в драмкружок, которому позарез нужен был курчавый студент с мужественным баритоном на роль мавра...
...И полетела наземь голова Тархана, и объял ужас войско хазар и аланов. Выступил тогда вперед богатырь-алан по имени Бакатар, под тяжестью которого прогибался конь. И крикнул Бакатар царю Вахтангу: «Плыви ко мне, царь, и сразимся в честном бою!» Ответил богатырю царь: «Я царь, повелитель твой, а ты, алан, раб мой! Плыви сюда сам, меч Вахтанга ждет тебя!» — «Я иду к тебе, — молвил Бакатар, — но покля нись, что не нападешь на меня, пока конь мой не достигнет суши!» Поклялся царь...
...Тавера начал курить в восьмом классе. Тогда же он сыграл Гитлера в пьесе Романа Черкезишвили. Пьеса называлась «Падение Берлина».
ПАДЕНИЕ БЕРЛИНА
Историческая драма в одном действии, двух картинах.
Действующие лица
Гитлер — Рамаз Корсавели
Геббельс — Важа Чанишвили
Геринг — Арчил Эргемлидзе
Паулюс — Павле Ратиани
Ева Браун — Инола Ткемаладзе
Лейтенант — Теймураз Барамидзе
1-й солдат— Гурам Чичинадзе
2-й солдат — Нестор Джапаридзе
3-й солдат — Нодар Микиашвили
Автор — Роман Черкезишвили
Режиссер — пионервожатая Лили Угулава.
Репетиции проводятся ежедневно с 6 до 9 часов в клубе 15-й школы. Премьера 3 февраля.
Вход по пригласительным билетам.
Пионервожатая-режиссер Лили Угулава раздала роли. Заняв места вокруг стола, мы приступили к чтению пьесы. Автор — Роман Черкезишвили — раскрыл тетрадку в толстом переплете, кашлянул в кулак и несмело начал: «Действие происходит в Берлине, в рейхстаге. За длинным столом сидят Геббельс, Геринг, Паулюс, Ева Браун. Гитлер стоит. Он нервно грызет ногти, почесывает голову и кричит. Время от времени доносятся звуки взрывов — бомбят Берлин».
Гитлер. Я сровняю Россию с землей! Я поставлю Сталина на колени! Через неделю Сталинград будет лежать у моих ног!
Ева. Конечно, милый, конечно! Не нервничай, прошу тебя!
Она нежно гладит Гитлера по щеке, успокаивает его. Гитлер целует Еву и садится.
Геббельс. Мой фюрер! (Встает.) Наши войска под Сталинградом оказались в серьезном затруднении. Необходима мобилизация всех сил, иначе наше поражение неминуемо! Я боюсь, что...
Гитлер (вскакивает с пеной у рта, бьет кулаком по столу). Боитесь? Трусы! Убирайтесь вон! Чтобы ноги вашей не было в рейхстаге, трусы! Презренные трусы! Овцы! Овцы! Овцы!..
Геринг (вскакивает). Я не овца! Я не боюсь!
Гитлер. Иди ко мне, мой Геринг. Я обниму тебя.
Пока Гитлер обнимает Геринга, Ева укоризненно говорит Геббельсу:
Ева. Как тебе не стыдно, Геббельс! Разве можно расстраивать его! Ведь он и без того почти невменяем!
Геббельс. Пожалуйста, если уж и правду нельзя сказать, я замолчу!
Он умолкает. Гитлер последний раз целует Геринга и восторженно восклицает:
Гитлер. Мой толстый, мой верный Геринг! Ты поедешь в Сталинград!
Геринг (в ужасе). Я?!
Гитлер. А кто же? Я, что ли?
Геринг (бледнея). Брат мой Гитлер, я нужен фюреру именно здесь! И я скорее умру, чем покину его! В Сталинград поедет Паулюс!
У Паулюса перекосилось лицо.
Гитлер (Паулюсу). Поедешь?
Паулюс (дрожащим голосом). Поеду... Конечно, поеду!
Гитлер. Молодец! Браво! (Целует Еву, затем Паулюса. Снимает свои ордена и вешает их ему на грудь.)
Паулюс (плачет). Мой фюрер! Это самые счастливые минуты в моей жизни! Я поеду в Сталинград! Я уничтожу коммунизм! Я предам Россию огню и мечу! Я постараюсь захватить в плен самого Сталин»!
Ева вскакивает в радостном порыве.
Ева (Гитлеру). Можно, я поцелую его?
Гитлер. Целуй!
Ева целует Паулюса. Тот испуганно косится на Гитлера: не ревнует ли он?
Давай, давай!
Паулюс целует Еву. Гитлер отворачивается.
Паулюс. Я покажу коммунистам, что такое немецкое оружие!
Слышны разрывы бомб. Паулюс лезет под стол. После наступления тишины он продолжает:
Я разрушу Сталинград, как Карфаген! И если мне не суждено возвратиться с поля брани, знайте: моим последним словом будет «фюрер»! (Садится и плачет.)
Геббельс. Мой фюрер! Простите мою минутную слабость! Теперь я публично заявляю: дни коммунизма сочтены! Не сегодня, так завтра Сталин сложит оружие! Россия будет нашей колонией! Да здравствует Германия!
Гитлер. Иди, поцелую тебя!
Они целуются. Ева разливает вино в высокие бокалы.
Ева. Господа, выпьем за Германию, за фюрера!
Все пьют и по-немецки поют «Мравалжамиер» * (грузинская застольная песня).
Гитлер. Теперь ступайте. Я и Ева хотим спать.
Ева зевает. Все уходят. В комнате гаснет свет.
Занавес
Вторая картина в основном была построена на звуковых и световых эффектах. Действие происходило в Берлине, в бомбоубежище. Сцена представляла полуразрушенную канцелярию Гитлера. В беспорядке валялись вещи, бумаги. Свет то и дело гас и вновь зажигался. Четыре мощных вентилятора на сцене вздымали тучи пыли. За кулисами непрерывно гремели барабаны. Берлин агонизировал...
Неожиданно на сцене появлялись я и мои автоматчики.
— Руки вверх, Гитлер, Геринг, Геббельс, Риббентроп и госпожа Ева! — кричал я.
Канцелярия безмолвствовала. Тогда я с автоматом наготове врывался в комнату и видел валявшихся на полу Еву, Гитлера и немецкую овчарку, рядом с ними — бутылку с ядом.
— Отравились, трусы! — говорил я и гордо смеялся.
— Отравились, трусы! — повторяли со смехом мои ребята.
— Друзья! — начинал я свой монолог. — Враг разгромлен в собственном логове! Добро восторжествовало над злом! Рядовой Чичинадзе, доложите товарищу Жукову, что война окончена!
Гурам поворачивался на каблуках и уходил. На этом спектакль заканчивался.
На генеральной репетиции присутствовали педагогический совет и художественный совет родителей в полном составе.
— Закройте дверь и никого не выпускайте! — приказал директор.
Первым потребовал слова отец Инолы Ткемаладзе.
— Уважаемый директор! — начал он. — Надеюсь, никто здесь не станет возражать, если я скажу, что моя семья воспитывает ребенка в полном соответствии с принципами и требованиями э-э... советской педагогики. Девочка в школе учится на «отлично», кроме того, она занимается музыкой, изучает английский... Чем же, спрашивается, объяснить тот факт, что в пьесе ей поручена роль, э-э, извиняюсь, дамы легкого поведения, э-э, сожительницы злейшего врага человечества, людоеда Гитлера — Евы Браун?
— Это искусство! — сказала пионервожатая.
— Это разврат! — взорвался отец отличницы. — В спектакле мою дочь целуют трижды: дважды Гитлер и один раз Геббельс! Я увожу ее из кружка и из школы. Да! Идем, дочка!
Еву увели.
Отец Арчила Эргемлидзе вежливо высказался в том духе, что, дескать, нехорошо, когда сын старого большевика играет Геринга.
Мать Важа Чанишвилн категорически поставила вопрос о хромом Геббельсе.
— С какой стати, — заявила она, — люди должны думать, что мой сын хромой?!
— Но ведь Геббельс в самом деле был хромой! — возразила режиссер.
— Это не имеет никакого значения! — парировала обиженная мать. — Половина города и не догадывается об этом... А мой сын...
Один из членов совета неодобрительно отозвался о развитии сюжета пьесы: