— Девять! — ответил тот, не задумываясь.
— Одиннадцать отнять два?
— Девять!
— 1712 отнять 1703?
— Девять!
— 2000 отнять 1991?
— Девять!
— Ва-а! — вырвалось у нас.
— Погоди, теперь спрошу я! — сказал Гапон.
— Нет, другим он не отвечает! — объяснил Карло.
— Один вопрос! — настаивал Гапон.
— Поди поиграй, Гиа! — подтолкнул Карло вундеркинда.
— Не бей мальчика! — зашумели ребята.
— Мальчик, — воспользовался паузой Гапон, — сколько будет два и четыре?
— Девять! — выпалил маленький гений.
Ребята завопили. Я покатился со смеху.
— Так. Все понятно! — сказал Гапон.
— Да-да, его действительно следовало показать врачу.
— Сколько тебе лет, мальчик? — спросил я.
— Девять! — крикнул он и убежал.
— Впервые вижу, чтобы дядя и племянник так походили друг на друга! — произнес удивленно Элгуджа.
— Кретин, а ты в его возрасте умел считать до девяти?! — вскочил Карло.
— Ладно, ладно. Что же сказал врач? — спросил Картлос.
— Посоветовал вовремя обратить на ребенка внимание.
— Правильно, за талантами нужен особый уход! — согласился Гоги.
— Смеешься?
— Мне-то какое дело, а вот Мусхелишвили действительно стоит призадуматься. Если парень продолжит в таком же духе, годика через два наш президент Академии наук останется без работы! — ответил Гоги.
Ребята прыснули. Карло с минуту молча смотрел на нас, потом встал и пошел искать молодого Эйнштейна.
— Темо, сходи, ради бога, с ним! Чего доброго, убьет бедного пацана! — попросил меня Картлос.
Я поднялся и направился к павильону. Карло и его племянника не было нигде. У скамейки, па которой два старика играли в шахматы, я остановился. Лысому, играющему белыми, грозил неминуемый мат. Его противник — рыжебородый старик — лукаво щурил глаза. Оба молчали.
— Ты что, обиделся? — спросил наконец рыжий.
— С чего ты взял? — удивился лысый.
— Почему же не играешь?
— Разве мой ход?
— Чей же?
— Так и сказал бы!
— А что тут говорить? Нужно играть, и все!
— Пожалуйста!.. «Что наша жизнь? Игра!..» — пропели белые, выдвигая пешку.
— «Сегодня ты, а завтра я!..» — продолжили черные. — Шах!
— Пардон, пардон! Я случайно!
— Пожалуйста, играй снова, — согласился рыжий.
Белые переставили коня.
— Конь так не ходит! — поправил рыжий.
— Пардон! Тогда мы пойдем вот так-с! — Лысый выдвинул тут же пешку.
— Шах!
— Э, нет, ход-то был твой! — затеяли белые интригу.
— Пожалуйста, — не поддался рыжий.
— Играй!
— Шах!
— Переставьте короля! — не выдержал я.
— Проходи, сынок, не вмешивайся не в свое дело! — сказал наставительно рыжий.
Действительно, я грубо нарушил шахматную этику. Но идти не хотелось, и я присел тут же на скамейку. Старики начали новую партию. Пока разыгрывались первые традиционные ходы, я стал разглядывать публику. Напротив меня на скамейке вполоборота сидела девушка. Правой рукой она опиралась на спинку скамейки, в левой держала раскрытую книжку. Из-под короткого платья виднелись ее красивые загорелые ноги. Лицо девушки скрывала прядь иссиня-черных волос.
— Все, все! Ход сделан!
— Фигура у меня еще в руке!
— Ход сделан!
— Говорю тебе, фигура в руке! — зашумели мои старики.
Девушка оглянулась. Оглянулась, и у меня оборвалось сердце: это была Лия! Она сразу же отвернулась, потом снова пристально взглянула на меня и опять нагнула голову, — должно быть, вспоминая, где она видела меня. Спустя минуту она еще раз бросила на меня быстрый взгляд, потом устроилась на скамейке поудобнее и углубилась в книгу.
Боже мой, неужели она не узнала меня? Почему же так пристально рассматривала? А если узнала, почему так спокойно читает книгу? Нет, не узнала! Что ж, в таком случае я сам подойду к ней. Вот только успокоюсь немного. Что с моим сердцем? Оно бьется часто-часто, словно собирается выпрыгнуть из груди. Успокойся, Темо! Так... Вот сейчас встану и подойду. Я привстал, и тотчас же сердце застучало с новой силой. Я не свожу глаз с ее милой головки... Лия, Батуми, «Интурист», стриженый кавалер, Гулико, Лия, Гулико... Все смешалось, переплелось... Лия сидит и читает... Конечно, она не узнала меня... И вдруг я понял, что она не читает,— за все время, пока я наблюдал за ней, она ни разу не перелистнула книгу! Я решился. .
— Здравствуйте, Лия! — сказал я и присел на край скамейки так, чтобы можно было смотреть ей в лицо.
— Простите...
— Я Темур. Помните Батуми? В позапрошлом году...
— Помню, — сказала Лия и захлопнула книжку.
— Как живете, Лия?
— Спасибо, ничего...
— Просто удивительно, почему я вас ни разу не встретил. А ведь искал, искал, всюду искал...
— Неужели? — улыбнулась Лия.
— Клянусь мамой! Искал!
— Значит, плохо искали!
— Нет же, я вас по-настоящему искал, клянусь мамой! А вот сегодня не искал, но нашел!
— Что же дальше?
— Ничего... Обрадовался.
— Очень приятно.
׳— А вы?.. Вы не искали меня, Лия?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я вас не теряла.
— А я искал.
— Темур, скажите прямо, что вам нужно от меня? — спросила вдруг Лия и встала.
От неожиданности я растерялся.
— Мне?.. Ничего. Мы ведь старые знакомые. Увидел вас, обрадовался...
— Я тоже. Благодарю за внимание. До свидания!
— Лия, не уходите! — вырвалось у меня.
Девушка удивленно взглянула па меня.
— Прошу вас, умоляю, побудьте еще несколько минут!
— Поздно уже... — заколебалась Лия.
— Немного, совсем немного, Лия!
Лия села. Я тоже. Наступило неловкое молчание. Я смотрел на ее пунцовые губы, длинные ресницы, полную, упругую грудь, на ее тонкие, прозрачные пальцы, слышал ее ровное дыхание, и мне вдруг захотелось — сильно, до боли в сердце — обнять эту чудесную девушку, прижаться к ней, припасть к ее ногам, как припадает к воде умирающий от жажды путник в пустыне. Я почувствовал, что еще минута и может произойти нечто глупое, непоправимое.
— Пойдем! — сказал я.
Лия молча направилась к выходу. Я последовал за ней. Выйдя из парка, мы пересекли улицу Ленина и стали подниматься вверх по Белинской.
— Лия, позвольте проводить вас! — попросил я.
Она лишь улыбнулась в ответ.
— Тогда я вам доставил много неприятностей, да? — продолжал я.
— Когда?
— Ну, когда говорил о том стриженом парне.
— Авто?
— Не помню, как его звали.
— Тогда с вами была девушка, помните? Кто она?
— Девушка? Ах, да, помню! Это наш товарищ, университетский товарищ.
— А она говорила, что вы ее муж...
— Да? Шутила, конечно. Я не помню...
— Не помните?
— Нет... Я вас тогда очень расстроил, Лия?
— Ничуть. Я уехала на второй же день после вашего отъезда.
— Та девушка, Гулико, вовсе не моя жена. И никогда не была моей женой, — стал почему-то оправдываться я.
— Хорошая девушка! — сказала Лия.
— Что вы читаете, Лия? — спросил я, стараясь изменить тему разговора.
Она протянула книгу. «Один среди людоедов» — прочел я.
— О, я знаю эту книгу! В детстве мне ее читала мама... «Я расспрашиваю всех: не требуется ли матрос на корабле, следующем в Новую Зеландию... Ведь там меня ждет моя Эшу...» Так, кажется, кончается книга?
Лия раскрыла последнюю страницу.
— «Ведь там меня ждет моя Эшу...» Да, так.
— А вождя звали Эмай.
— Да, Эмай.
— Я помню наизусть почти все, что мне в детстве читала мать... Если б так же легко запоминались лекции!
Лия улыбнулась.
Мы прошли мимо пекарни. Вкусный, ни с чем не сравнимый аромат свежеиспеченного грузинского хлеба одурманил меня. Лия замедлила шаги.
— Ух, какой запах! — вырвалось у нее.
— Минуточку! — попросил я и бросился к пекарне. Дверь оказалась запертой. Тогда я забежал во двор пекарни и стал стучать в крошечное оконце. Дверь чуть приоткрылась, и чья-то потная голова спросила: