– А теперь это в прошлом? – вставила Элен с недоверчивой улыбкой.

Он улыбнулся в ответ. Серые глаза смотрели на нее, полные любви.

– В далеком прошлом, – ответил он. – И в доказательство я смиренно прошу тебя быть моей женой, никогда не покидать и любить меня.

– Ты знаешь, что я согласна. – Она глубоко вздохнула, уютно прижавшись головой к его плечу, как счастливая кошечка. – Но тебе не кажется, что ты кое о чем забыл?

Руки Эдуарда гладили ее спину, все крепче прижимая ее, и его голос прозвучал низко и глухо:

– Так напомни мне, злюка.

– Разве ты не должен поцеловать свою невесту? – пробормотала Элен, чувствуя, как ее тело пылает огнем, а голова начинает медленно кружиться.

Только его любовь имела для нее значение, только ее она жаждала. И вот теперь мечта сбылась! Но случившееся все еще казалось Элен слишком чудесным, чтобы быть правдой. А в следующую секунду все мысли исчезли, когда ее Эдди закрыл ей рот поцелуем. Он не отрывал губ до тех пор, пока Элен не почувствовала, что отныне уже больше не принадлежит себе, растворившись в любимом, и что все безупречное самообладание Эдуарда улетучилось, а по его телу пробегает дрожь страсти. Она внезапно поняла, что, когда Эдуард неожиданно отступил от нее в тот вечер в лесном коттедже, он просто не хотел обольщать ее помимо ее воли и лишать возможности самой принять решение, разобраться в своих чувствах.

– Ты и не знаешь, как сильно я люблю тебя, – пробормотала она, на миг отрываясь от его губ в перерывах между поцелуями.

Эдуард ответил нежно:

– Узнаю, дорогая. Ты сможешь доказать это.

Он взял ее на руки и понес вверх по лестнице. В нем уже не осталось и следа от его сдержанности. Он сказал ей:

– Мы оба должны доказать друг другу свою любовь, чтобы не осталось и тени сомнения. А потом, – он осторожно поставил ее на пол комнаты, в которой Элен всегда спала, гостя у мамы, – когда отдохнем немного, любимая, то поговорим о нашем чудесном будущем.

Потом он осторожно раздел ее. Потемневшие глаза смотрели на нее с обожанием. И он проговорил с обезоруживающей нежностью:

– Тебе необходимо усиленное питание. И вообще ты нуждаешься в заботе и ласке.

Его ладони гладили ее худенькое тело такими мягкими, едва ощутимыми прикосновениями, словно он боялся сломать ее. Охваченная дрожью, Элен неуверенно пошутила:

– Не говори только, что тебе нравятся костлявые женщины.

Потом она вздохнула с невыразимой радостью, когда он положил голову ей на трепещущую грудь и сказал прерывисто:

– Я люблю тебя, я так люблю тебя! В тебе вся моя жизнь.

На рассвете они лежали рядом и все не могли наглядеться друг на друга, и чувствовали, как растворяются в любви, в радости от того, что наконец они вместе. Эдуард наклонился и нежно убрал влажную прядь волос со лба Элен. Голос его прозвучал убаюкивающе:

– Отдыхай, любимая. Нам надо восстановить силы. Твоя несравненная мамочка наверняка вернется не раньше чем через сутки. А пока я приготовлю что-нибудь перекусить. А потом… посмотрим, может быть, нам захочется повторить все снова.

Он перекатился через нее на постели, встал и направился к двери. Глаза Элен с восторгом остановились на его великолепном обнаженном теле. Когда он вернулся, она раскрыла ему навстречу объятия. Эдуард принес с собой шампанское и тарелку с бутербродами – нарезанный толстыми ломтями белый хлеб с курятиной. Когда он скользнул к ней под одеяло, Элен мысленно составила записку, которую собиралась написать матери. «Мы выпили шампанское. Спасибо, мамочка».

– Подожди немного, озорница. – Он ласково разомкнул ее руки, взбил подушки и приподнял ее повыше. – Сейчас мы поедим. И поговорим.

Он протянул один бутерброд Элен и впился зубами в свой.

– Я сохранил за собой всего несколько предприятий, только чтобы нам не сидеть сложа руки. Но если тебе надоела вся эта бумажная чехарда, скажи, и я найму секретаря-мужчину, отца семейства, как ты предлагала мне когда-то. Ведь теперь, – в его глазах мелькнула хитрая улыбка, – тебе так и так придется покупать мне рубашки. А нас ждет еще столько интересных занятий – мы будем обустраивать наш милый «Мажестик» так, как нам хочется, играть с нашими детьми, ухаживать за оранжереей – ведь тебе она понравилась, да, дорогая?

– До последней травинки, – восторженно ответила Элен, вспоминая, как под сенью роскошных экзотических ветвей они едва не стали возлюбленными, и сразу же подумала о том, сколько мучений пришлось им обоим вынести, прежде чем они смогли поверить в любовь друг друга.

Но все это осталось в прошлом. Улыбаясь и глядя ей в глаза, ее любимый протянул ей бокал пенящегося шампанского и отпил глоток из своего бокала:

– За вас, миссис Леман, моя единственная любовь. Да, пока я не забыл. – Он оставил бокал. – Маргарет говорила, что ты поступила работать к какой-то писательнице…

– Так ты знал, где меня искать? – воскликнула Элен, наморщивая нос от лопающихся пузырьков шампанского.

Значит, Маргарет рассказала ему, хотя и давала клятвенное обещание молчать.

– Не знал, где именно. Знал только, что ты работаешь и у кого. Маргарет сказала, что обещала тебе не выдавать тайну, но если я спрошу, готова ответить.

Но гордость и горечь не позволили ему спросить. И тогда Маргарет решила взять дело в свои руки. Конечно, Элен простила ее от всей души.

– Ты жила у нее в доме? – спросил он, и когда Элен кивнула, заявил: – Завтра мы поедем туда и заберем твои вещи.

– Кажется, полагается отработать у нее еще месяц, – сказала неуверенно Элен, глядя на него блестящими глазами поверх края бокала.

– Ни в коем случае, – ответил он твердо. Поставив тарелку и недопитый бокал на столик, Элен скользнула в его раскрытые объятия. Где-то на заднем плане мелькнуло мимолетное сочувствие к грозной Матильде Смит. В лице Эдуарда Ломана эта леди встретит достойного соперника и победителя.

– Ты сам объяснишься с ней, милый, хорошо?

И она заглушила его добродушное ворчание множеством быстрых дразнящих поцелуев. И это было только началом их пути на самый верх небесного блаженства.