Во время своего путешествия Алипий побывал в Святой Земле, совершил путешествие на Синай и вместе с попутным караваном прибыл в землю Иосифа Прекрасного, в странную и чудную страну Египет. Он не добрался до легендарных пирамид, построенных великанами по приказу фараонов, зато в низовьях Нила общался с египетскими пустынниками, скрывавшимися от мира среди лотосовых болот и заводей. Алипий входил в их часовни, молился перед их грубоватыми иконами, но не стоял вместе с ними на заутренях и вечерях. Еще в Новгороде ему говорили, что здешние христиане – сплошь еретики, что даже Царьградская церковь не найдет на них управы. Он и боялся их, и удивлялся тому, как посреди минаретов и невольничьих рынков те вообще остаются живы.

Далеко не все из анахоретов разумели греческий, и, собственно, лишь с одним из них у Алипия получилась настоящая беседа. Зато она врезалась в его память. Греческий язык оба знали не слишком хорошо, поэтому многие вещи из того, что ему говорил собеседник, Алипий додумывал сам.

Анахорет – маленький, сгорбленный, но крепкий и смуглый, словно обгорелая коряжка, человечек – долго смотрел на него, удивленно хлопая глазами, обрамленными поразительно пушистыми и длинными ресницами.

– У вас все время солнце, – сказал он наконец.

– У нас холодно, – ответил Алипий.

– Холодно и солнце?

Алипий с трудом понял, что анахорет верит, будто на севере круглый год солнце не уходит за горизонт. Сам он слышал только, что где-то на севере, за горами, ночь длится по полгода.

– Да, именно так! Вначале место, где ночь и день по половине года, а потом – только солнце, только день.

Алипий напрягал свою память, но так и не вспомнил, чтобы ему кто-то рассказывал о месте, где вечный день.

– Только солнце, только день! – убежденно повторял анахорет. – Туда – долгий путь. Долгий, но легкий для того, кто верит. Знаешь, я читал, что туда уже добирались люди. До Христа! Один летал туда на стреле. Другого несли лебеди – и до счастливой страны, и обратно. Эту страну видели иудейские пророки. Туда после смерти земной ушли апостолы, чтобы уже из этой земли быть вознесенными на небеса. Помнишь в Откровении Иоанновом: «И увидел я новое небо и новую землю». Евангелист Иоанн был похищен из своего заключения на Патмосе и побывал там же. Оттуда видно подножие Престола Божия и слышны голоса ангелов, поющих Ему осанну. Ты пойми, это – не выдумка и не аллегория философов: новое небо и новая земля. Они всегда здесь, на нашей земле, только путь к ним непрост и открыт не каждому.

Путаясь в словах, с трудом подбирая образы, египетский анахорет рассказывал Алипию о чудесной земле, лежащей на северных пределах Руси. По его словам, высокие горы с ледовыми вершинами ограждают ее от холодных ветров. Льды сверкают как бриллианты, отражая вечное высокое и яркое солнце. Там видно, как прямо с небес течет Река Жизни, а пышные дубравы обступают ее со всех сторон. Там жизнь сытая и беззаботная – словно у птиц небесных.

Анахорет сказал, что завидует Алипию, который живет рядом с чудесной землей.

– Боюсь, у нас никто о ней не знает, – отвечал русский монашек.

– Может, и знают… но совсем немногие. Для большинства путь туда заказан. А остальным мешает Сатана. Рассказывают, что на севере, за морем, люди постоянно воюют друг с другом. Это Сатана устраивает смуту, пугает лютым холодом и ночью длиной в полгода, чтобы не пустить нас туда.

Египетский анахорет сознался, что узнал о северной стране, где всегда солнце и где правит сам Господь, от своего наставника, который давно уже отдал душу Богу. Узнал, когда тот был на смертном одре, и поначалу не поверил его словам.

– Но однажды я прочитал в Откровении: «И ночи не будет там…» – и меня поразили эти слова. Я вспомнил то, что мне говорил учитель, и стал искать сведения о той стране. Чем дальше, тем лучше я понимал, что о ней писали много – и христиане, и нехристи. Кто-то побывал там, кто-то услышал и понял, что это – истина.

Египтянин говорил, что когда-нибудь он отправится туда, в страну Алипия, а потом – за ее пределы.

– Вот только выполню обет, который дал после смерти учителя – десять лет не покидать его скит.

Алипий не мог решить, как ему расценить слова анахорета. Алипий был умен и учен, он знал, как легко, питаясь лишь книжной мудростью, выдумать небывальщину. Но уже когда медлительная генуэзская барка везла его мимо бесчисленных островов эллинского моря, Алипию пришло в голову: «А быть может, он прав? Сколько неведомых земель лежат за Камнем? Новгородские гости ходят туда, видят многое, но всё ли рассказывают?» Как только Алипий позволил себе подумать, что все поведанное египтянином правда, как его охватило такое воодушевление, какого монах не испытывал даже два года назад, когда настоятель сказал ему, что он отправляется в паломничество к Святым местам.

Но вместо Сурожа барка оказалась в Царь-городе, осажденном бессчетными полчищами агарян. И вот случилось то, чего все ждали с самого начала осады. Магометане ворвались в город. Ромейский мир погибал – и словно свидетельствуя об этом, над кварталами, расположенными близ ворот Святого Романа, показались первые дымы пожарищ.

Алипий посмотрел на крепостную пищаль, на которой, бывало, сидел в предыдущие дни осады. В принципе, его научили, как стрелять из нее, но перед Влахерной, с той стороны стены, не было ни одного агарянина. От бессмысленности ситуации кружилась голова. Он даже не сразу заметил, что остался один. Все, кто не бросился в последнюю, уже бессмысленную схватку, еще кипевшую на Месе, главной улице города, поспешили спрятаться. Беспредельный город соблазнял мыслью о возможности укрыться среди его улочек, среди домов, многие из которых уже давно стояли заброшенными, а следовательно, не должны были интересовать агарян.

Алипию было страшно. Но он знал, что завоеватели прочешут город. Все, кто не сможет заплатить выкуп, все, кто агарянам окажется не нужен, будут проданы в рабство или розданы воинам. И ни один человек в далекой русской земле не узнает о том, где побывал Алипий, не услышит о беседе с египетским анахоретом.

Алипий замотал головой и замычал, словно от боли. Затем сбросил рясу, оставшись в исподнем, и побежал по стене по направлению к Золотому Рогу. Еще оставалась какая-то надежда, что магометане захватили не все корабли. Он бросится в воду и поплывет к тому, который поднимает паруса, чтобы уйти из гибнущего города. Плавает он хорошо, куда лучше, чем стреляет или бьется на мечах. Там, в северных землях, Господу проку от него будет больше, чем здесь, в городе, чей век закончен.

На работу Матвей пришел в обед. Невыспавшийся, злой, он что-то буркнул Сиреневому Жакету, который при виде отсутствовавшего полтора рабочих дня журналиста принял угрожающий вид и тут же скрылся в своем кабинетике. Понимая, что в жизни Матвея происходит что-то важное, Иннокентий Абрамович предоставил ему в последние дни максимум свободы. Единственным заданием было подготовить к новогоднему номеру коллаж из писем читателей, боящихся или ждущих Миллениума.

Шереметьев посмотрел на стопку бумаг, лежащих перед ним. Письма были вскрыты, их содержимое извлечено, развернуто и аккуратно прикреплено скрепкой к конвертам. По просьбе Матвея никакой предварительной отбраковки не производилось. Шереметьев знал по своему опыту, что младшие редакторы порой отправляют в корзину самые интересные послания, считая их чистой воды шизофренией.

Но сейчас ему хотелось выкинуть всю эту пачку из окна. Посмотреть, как она падает с четвертого этажа, устилая узкий проулок. Нет, лучше зайти в кабинет Сиреневого Жакета, выходивший окнами на Садовое кольцо, и пустить всю эту писанину по ветру – в соленую грязь под колеса машин.

Желание что-то сломать было настолько сильным, что Матвей заставил себя откинуться в кресле, закрыть глаза и несколько минут правильно дышать, представляя, что с каждым вздохом через ноздри выходит ржавого цвета дымок раздражения. Когда Шереметьеву надоело воображать себя дремлющим дракончиком, он открыл глаза и потянулся к телефону. Раздражение сменило острое желание позвонить Варе. Однако сделать это помешал Сиреневый Жакет. Он остановился на пороге кабинета Матвея и некоторое время с молчаливым упреком смотрел на него.