Слова Зета терзали меня до тех пор, пока у меня не разыгралась мигрень оттого, что я так усиленно думала над ними. Я проснулась задолго до рассвета и просто лежала, прокручивая их снова и снова в своей голове. Какого хрена значили его слова: «Ты отдала мне себя на той квартире. Я никогда не делал этого прежде, но также отдал тебе себя. Возможно, я не хотел этого, но у меня не было гребаного выбора». Эти слова были бы простыми и понятными, если бы они исходили от кого угодно на этой планете. Но слова были сказаны Зетом Мейфэйром, а значит, они могли означать все что угодно и ничего одновременно. Я так хочу спросить его о них. Хочу взять телефон, набрать номер и потребовать объяснений, спросить его какого хрена он думал, когда говорил мне эти слова? Но я не могу сделать этого; моя гордость не позволит. Мне не следует даже желать знать это. Я представляю, как в ушах раздается звук долгого гудка, а я сижу, сгорая от желания, чтобы он взял трубку. Вся эта ситуация напоминает ту, в которой я сижу с запечатанным конвертом в руках. Внутри находятся результаты анализа крови, которые должны мне дать ответ на вопрос: смогу ли я выжить или же умру. Потому что для меня вся эта ситуация ощущается странной — нахождение Зета в моей жизни и то, как он там оказался. А я ведь почти ничего и не знаю про него.

Бл*дь, мне нужно прекратить думать о Зете. Как только первые солнечные лучи пробиваются из-за горизонта и хитро пробираются в мою комнату через жалюзи, я поднимаюсь и принимаю душ, мысленно избавляясь от всего хаоса, что царит у меня в голове. С этим я могу разобраться немного позже, я хороша в этом.

Вместо того чтобы зациклиться на проблемах, у меня есть гостья, на которой нужно сосредоточиться. Лейси загадка. Она поднялась раньше меня, и в данный момент сидит за столом и ест ложкой «Лаки Чармс» — хотя у меня в доме нет никаких хлопьев, — когда я спускаюсь по лестнице вниз. Она заворожено смотрит в огромные панорамные окна на то, как просыпается весь город. Издающий грохочущие звуки серый холодильник запустил систему авторазмораживания, наконец-то вспоминая о своей прямой обязанности. Когда Лейси замечает мое осторожное приближение, ее худенькое тельце напрягается, ложка падает и со звякающим звуком ударяется о чашку.

— Прости меня. Я взяла твое молоко. Я была сильно голодна. Но я купила свои собственные хлопья, — говорит она мне тихо.

— Все в порядке. Ты можешь чувствовать себя, как дома, Лейси. Можешь брать все, что тебе нужно. — Я улыбаюсь, когда произношу эти слова. И я, правда, так думаю. Я не знаю через что она прошла, но знаю, что этого было достаточно, чтобы вызвать в ней отчаянное желание покончить с собой. Шрамы от ее предыдущих попыток я могу наблюдать на ее запястьях. Она вновь неспешно берет ложку в руку, словно я дала ей свое разрешение на то, чтобы она могла продолжить есть.

— Ты наемный работник, в смысле просто работаешь на больницу, не так ли? — спрашивает она.

Я замираю на полпути к шкафу, стараясь дотянуться до моей собственной тарелки, в которой я ем хлопья. Наемный работник — странный выбор слов. Выучиться и устроиться на работу — это, возможно, самая сложная вещь, к которой идет человек, и в то же время Лейси произносит это так, словно я неудачница.

— Ну да, думаю, так и есть, — отвечаю я ей.

— Сколько денег ты зарабатываешь в год? — Она отправляет в рот ложку хлопьев, ее зубы ударяются об нее, издавая глухой звук.

— Чуть больше сорока семи тысяч в год, — отвечаю ей. Я бы, вероятнее всего, надрала задницу любому, кто бы спросил у меня таким тоном данный вопрос, но когда вы морально ранены, сломлены вы получаете особые права. Лейси, по-видимому, отлично понимает, как действует эта привилегия, поэтому продолжает гнуть свою грубую линию вопросов.

— Так как тогда ты можешь позволить себе такой дом? На холме, за городом. Потрясающий вид.

— Моя бабушка оставила мне наследство. Много денег. И я вложила их в этот дом.

Лейси обдумывает сказанное мной. Затем отправляет в рот еще порцию «Лаки Чармс».

— Ты сегодня работаешь?

— Нет. Мы собираемся навестить мою подругу Пиппу. Ты помнишь, я тебе про нее говорила?

— Психолога?

— Ага. Она хорошая. Она тебе понравится, Лейси, я обещаю. — Она не выглядит слишком уверенной на этот счет. Мрачно смотрит в свои хлопья, в то время как я стараюсь изо всех сил найти, что сказать ей. Я стараюсь быть с ней деликатней. Мне нужна какая-то общая тема для разговора с этой девушкой. Я бросаю взгляд на ее коробку с хлопьями, и идея приходит в ту же секунду. Да, я жалкая, но что прикажете мне еще делать.

— Ты не против, если я возьму немного твоих хлопьев? — Если благодаря этой мелочи она будет чувствовать себя менее обязанной мне, оказывая тем самым мне одолжение, то это может полностью изменить динамику наших отношений. Она смотрит на меня из-под опущенных бровей, и я могу сказать, что оценивает меня, пытается понять.

Наконец, отвечает мне шепотом:

— Конечно, — неспешно подталкивая коробу с хлопьями локтем ко мне.

Я насыпаю себе немного хлопьев, убеждаясь заранее, что не взяла слишком много.

— Твои любимые?

— Ага.

— А почему? — Я наливаю молока, затем пробую, стараясь изо всех сил не скривиться от приторной сладости.

— Из-за силы, которой они могут наделять, — просто отвечает мне она.

Я выпрямляюсь.

— Что ты имеешь в виду?

— Талисманы. Каждый из которых наделяет определенной силой. Это вызывает у меня отдаленные детские воспоминания, нечеткие и пыльные от старости. — Я смотрю на ее завтрак и замечаю, что она отодвигает все маршмэллоу в одну сторону чашки, отделяя их от хлопьев[8] .

— Все талисманы должны приносить вам определенную удачу, если вы съедите тех или иных достаточное количество, — продолжает она. Она тянется ко мне через барную стойку, что разделяет нас, и забирает одну «луну» из моей чашки и закидывает к себе в рот. Это ощущается как своеобразный шаг вперед в нашем общении. Я улыбаюсь в ответ на ее действия.

— Так, хорошо, Лейси, теперь ты должна мне объяснить. Что они значат?

Ее губы немного подрагивают, растягиваясь в улыбке. Она не смотрит мне в глаза, а продолжает удерживать взгляд на столе, что разделяет нас.

— Листочки клевера… ну, мне кажется, все и так знают, что они обозначают. Они приносят удачу, но они очень коварные, потому что ты не сможешь предугадать, какого плана они могут принести тебе удачу. — Она пожимает плечами. — Подковы могут ускорить происходящие вещи. Падающие звезды дают тебе силу летать. Песочные часы помогут контролировать время, радуга сможет переместить тебя с места на место. — Она прижимает указательные пальцы вместе и затем неспешно разводит их в стороны, показывая тем самым, как действует радуга. — Шарики могу помочь тебе удержаться на плаву. С помощью сердечек ты можешь вернуть или оживить то, что умерло, или чего больше нет.

Я смотрю в ее тарелку и вижу, что все те талисманы, про которые она мне рассказывала, лежат не тронутыми чуть поодаль от хлопьев в ее чашке. И только про один из талисманов она мне не рассказала, именно про тот, что она ела со своей чашки.

— А что насчет талисманов в виде луны? Что они обозначают? — Я мгновенно чувствую сожаление из-за того, что спросила. Ее выражение лица меняется, плечи склоняются вперед, словно становясь преградой между ней и мною.

— Да, я уже точно и не помню. Забыла. — Она делает глубокий вдох, отталкивается от барной поверхности. — Ты не против, если я приму у тебя душ? Я чувствую себя отвратительно.

— Конечно. Без проблем. Чувствуй себя как дома.

Она избегает смотреть мне в глаза, когда быстро ополаскивает чашку и торопится, как можно быстрее, покинуть кухню. Как только она уходит, я не могу ничего поделать, смотрю в свой телефон:

Талисманы в форме голубой луны наделяют вас силой невидимости.