— Я жил на улице. Я делал все, для того, чтобы выжить. Воровал, работал на временках, в общем, крутился, как мог. Всевозможными способами обходил систему. Мой дядя жил на пособия, которые выделяло правительство, что предположительно должны были тратиться на уход за мной, до того дня, пока мне не исполнилось восемнадцать, и они не прекратили их высылать. — Ни у кого из них не было доказательств, что я на самом деле знал Чарли. Упомянуть его сейчас в нашей беседе, как навлечь на себя неотвратимые неприятности: чрезвычайно опасные для здоровья.

— Понимаю. — Он продолжает записывать. Хотя нет никакого смысла записывать это. Историю, которую я ему только что рассказал, как две капли воды похожа на то, что рассказывает каждый заключенный, который сидит тут. — Так, отлично, не могли бы вы теперь припомнить хоть одно счастливое воспоминание из вашего детства? — Он замирает с ручкой в его руке, опуская ее к бумаге, готовый записать мое далекое воспоминание, которое я готов рассказать.

— Нет.

Тишина.

— Послушайте, если вы решили вновь вернуться к нежеланию сотрудничества, то...

Я резко прерываю его. Я терпеть не могу угрозы от администрации; просто хочу, чтобы этот сеанс закончился.

— Я не такой идиот, мистер Уолкотт. Я не могу рассказать вам ни об одном счастливом воспоминании, связанным с моим детством. Я просто-напросто не помню ни одного.

— Вообще ни одного? — Он выглядит озадаченным.

Я говорю ему чистую правду.

— Нет. Абсолютно ни одного.

Потому что даже воспоминания о моих родителях: аромат духов, волосы, смех, и бум, бум, бум, сердцебиение ребенка — это вероятно самые печальные из них.

Лейси становится еще более тихой, когда мы приближаемся к квартире Пиппы. Вся эта затея с консультацией психолога начала казаться мне неудачной. Несомненно, квартира Пиппы — место для приема пациентов, и теперь у меня складывается ощущение, что это последнее место, где должна находиться Лейси. Особенно, учитывая ее реакцию на недавний опыт в больнице. Я паркую свой «Вольво» на подземной стоянке, и мы поднимаемся на лифте на шестнадцатый этаж многоквартирного дома. Открывающийся вид, что предстает перед нами, когда мы выходим из кабины лифта, невероятно захватывающий. Башня Спейс-Нидл предстает перед нами сероватым образом на горизонте, практически затмевая собой остальные высотные сооружения города. Зеленые парковые насаждения растягиваются на многие мили в отдаленных районах, испещренные красновато-коричневыми, увядающими красками осени.

Когда Лейси видит вид из окна, она вжимает голову в плечи, кутаясь в толстовку, которая одета на ней, и к слову, что на два размера больше нее и определено точно не принадлежит ей. Мне невероятно не комфортно от мысли, что Лейси носит одежду Зета. Только одному Господу Богу известно, почему она это делает.

«Ты просто ненормальная, вот почему. Он не принадлежит тебе. А ты одержима невероятным желанием сделать его своим» — резкий голос в моей голове констатирует факты. Этот голос приобретает невероятное сходство с голосом Пиппы, отчего мне хочется заехать своей лучшей подруге в челюсть. Я прекрасно знаю, что она защищает и оберегает меня. Мне все это известно, но, несмотря на это, я просто не могу не злиться на ее слова. Перед Зетом я могу сколько угодно притворяться в своей сдержанности, но вся правда в том, что я просто не могу перестать думать о нем. Не могу прекратить думать о его ладонях, что скользят по моему телу. Его жарком рте, что поддразнивает мою кожу. О его руках, которые обладают мной самым требовательным образом.

— Нам на самом деле необходимо делать это? — тихий голосок Лейси раздается в тишине коридора. Она выглядит такой крошечной, такой уязвимой. Такой же невероятно хрупкой, как и ее имя. Как кружево[9]. И в дополнение ко всему, она выглядит ужасно напуганной.

— Все будет хорошо, — заверяю ее. — Подумай об этом в таком ключе — как будто ты находишься здесь по своему собственному желанию. Также, знай, что мы можем уйти в любой момент, как только ты захочешь этого. Тебе не нужно принимать никакие таблетки или же рассказывать Пиппе то, чем ты не желаешь делиться. Не будет никакой записи или отметки о том, что ты вообще когда-либо приходила сюда, и, кстати, это бесплатный прием. Ты ничего не потеряешь. Но можешь многое приобрести, так ведь, Лейси? — Я заботливо располагаю ладонь на ее плече и слегка сжимаю. До настоящего момента, я вообще к ней не прикасалась. Мне кажется, что она могла быть немного застигнута врасплох или смущена тактильным контактом. Но она не проявляет никаких из предполагаемых мною чувств. Она неуверенно кивает головой, закусывая свою нижнюю губу.

— Хорошо. И мы можем уйти, когда я захочу?

Она определенно нуждается в большем заверение того, что все будет в порядке. Я даю ей это, улыбаясь, и сопровождаю до квартиры Пиппы.

Я резко стучу — стук выходит на полицейский манер, — Пиппа оставляет нас стоять и ждать на пороге не больше десяти секунд. Дверь спокойно открывается, и вот она, стоит в своих прямых голубых джинсах и свежевыглаженной рубашке, заправленной в штаны. Повседневная одежда Пиппы представляет из себя то, что я наделяла бы на собеседование на работу. Ее волосы распущены, рассыпаясь по плечам, что делает ее внешний вид менее серьезным. Менее соответствующий образу доктора и более походящий на мамашу-наседку.

— Привет, девочки, — произносит она, широко улыбаясь. Ее беззаботный голос звучит так, словно мы собралась посмотреть фильмы, выпить вина и поболтать о парнях. Несмотря на абсурдность ситуации, очень целесообразное действие. На лице Лейси воцаряется выражение, которое может сойти за улыбку — вымученную, — и мы вдвоем проходим в квартиру Пиппы. В квартире витает мягкий аромат лилий и жасмина. Великолепно обставленная комната создает впечатление демонстрационного зала, но в то же время некоторые моменты интерьера придают комнате уют. Ее диван — это единственная причина, по которой я здесь бываю: он огромный и потертый, кожа с течением времени стала мягкой и приятной на ощупь. Я сразу же плюхаюсь на него, показывая жестом, чтобы Лейси сделала то же самое. Она присаживается на диван рядом со мной, стягивая сложенный плед, который находится на спинке стула, что расположен позади нее, плотно оборачивая вокруг себя и своих ног. От ее действий создается такое впечатление, что она желает скрыться из виду.

Талисманы в форме голубой луны — сила невидимости.

Пиппа указывает большим пальцем через плечо в сторону кухни открытой планировки.

— Я как раз заварила себе чай. Может, вы тоже будете?

— Будет круто. А то тут так холодно, — отвечаю я.

Лейси отвечает одним кивком головы. Пиппа направляется на кухню, чтобы заварить еще чаю, чайник кипит в своей раздражающей манере, раздается стук ложек, громкий звон сервиза о сервиз, и Лейси в этот момент, опускает свой подборок в теплый материал пледа, пялясь в пол. Только я собираюсь поинтересоваться у нее в порядке ли она, как в этот самый момент раздается телефонный звонок в моем кармане. На экране высвечивается номер, который я не узнаю. Я отвечаю на звонок, поднимаясь на ноги и направляясь к окну.

— Да?

— Это я.

Этот гребаный голос.

— Почему не звонишь со своего номера? И где тебя, мать твою, черти носят?

На другом конце трубки воцаряется тишина. Вероятно, Зет Мейфэйр совершенно не привык к такому враждебному отношению, когда он звонит, но знаете что, пошел он в задницу. Если он думает, что может скинуть на меня свои обязанности и свалить в ...

— Это одноразовый телефон. Пришлось избавиться от прошлого, — сообщает он мне своим хриплым голосом. — И я за рулем. Держу путь в Калифорнию, хочу попытаться вернуть твою сестру. Уже забыла?

Бл*дь, что ж. Я не могу толком наорать на него, когда он выставляет все таким образом.