Мы видели, как речи троих друзей Иова, обличавших его и осуждавших, разбились, словно три ладьи о несокрушимый риф, о его твердое упование на справедливость Божью (или допущение, что мир может существовать и без этого Божественного атрибута). И тогда трое друзей замолчали, поскольку Иов всё еще считал себя правым «в глазах своих» и продолжал вызывать на суд Создателя. Так начинается 32-я глава:

Они ведь были мудрецами и потому поняли, что приводить еще какие-то аргументы бессмысленно, поскольку Иова им убедить ни в чем не удалось.

И тут выступает на сцену некий «четвертый из троих», если можно так выразиться, по имени ?????? ??????? <Элиґу? бен Барах'э?ль>, или, в Синодальном переводе, Елиуй, сын Варахиилов. Об этом человеке ничего не было сказано прежде, имя его еще не появлялось на страницах Книги Иова, и он не упоминался в числе тех мудрецов, которые посетили страдальца. Появляется Елиуй совершенно внезапно – и сразу начинает говорить. Возможно, он был в свите одного из троих мудрецов, ведь такие вожди племен, древние шейхи, не ездили в одиночестве по пустыне, но их обычно сопровождала целая свита придворных и телохранителей.

И вот некто, чье имя ?????? <Элиґу?> напоминает имя пророка Илии — ????? <Элийа?ґу>, осмеливается теперь выступить с собственной речью, одновременно и осуждая Иова, и возражая предыдущим обличителям.

Елиуй действительно похож на пророка Илию – как своей бескомпромиссностью, своей абсолютной преданностью Всевышнему, так и тем, что в его словах совершенно отсутствуют лесть или приспособленчество. Он ревнует о Боге так же, как впоследствии ревновал пророк Илия. Имя его, ?????? <Элиґу?>, означает «мой Бог – Он», т. е. это теофорное имя. Его отца зовут ????? <Барах'э?ль> – «благословенный Богом». В имени Елиуя как бы заключено указание на то, что «оправдывать» Бога – Творца вселенной – следует всегда, независимо ни от выгоды, ни от каких бы то ни было обстоятельств, и именно это приносит миру благословение. И еще один намек содержится в его имени: через Елиуя как бы говорит Сам Бог, вдохновенная речь Елиуя – это некое введение к непосредственной речи Создателя, когда Он напрямую откроется Иову, и тот услышит его голос из грома и бури.

Таким образом, Елиуй своей громовой проповедью готовит почву для прямого Божественного откровения. Каковы же его речи? Прежде всего, они самые правильные, наиболее адекватно передающие истину из всех, звучавших доселе. Это видно хотя бы из того, что когда впоследствии Господь повелевает Иову принести жертвы за троих друзей, говоривших неверно и тем навлекших на себя гнев Божий, Елиуй среди них не упоминается:

И еще одно очень существенное отличие от предшествующих философов: Елиуй не обвиняет Иова в неправедных или преступных делах, которые якобы и навлекли на него кару Господню. Однако обвинения из его уст раздаются и, надо сказать, основательные. В чем же они заключаются? В том, что нечестиво мнение Иова о неправоте Создателя. Елиуй осуждает мысли страдальца, а не его поступки, не приписывая ему напрасно нечестивых дел. Но поскольку в глазах Елиуя мысли – это самое главное (а мысль – действительно, источник и слов, и поступков), то обвинения всё равно звучат – и очень жестко, но на сей раз справедливо. Вот одно из таких обвинений:

Именно за это и разгневался Елиуй на Иова, а совсем не за то, что Иов якобы скрывал какие-то свои нечестивые деяния.

Елиуй так обращается к Иову:

И далее он продолжает:

Таким образом, по мнению Елиуя, Иов неправ на уровне не только мысли, но и речи. Затем Елиуй говорит так:

В то время как Елифаз, Вилдад и даже Софар обвиняли Иова в том, что он скрывает какие-то свои прежние злые дела, Елиуй утверждает, что Иов именно теперь, в данный момент, совершает явное нечестие: «... вступает в сообщество с делающими беззаконие и ходит с людьми нечестивыми». Но ведь Иов в действительности никогда с грешниками не ходил, в их сообщество не вступал; он был царем справедливым, судьей праведным. Почему же Елиуй так говорит? А потому, что слово, сказанное против Бога, ставящее под сомнение Его справедливость, Его праведность, есть «сообщение» с нечестивыми, есть «приобщение» к их единству – единству всех злых и темных сил. «Потому что, – говорит Елиуй, – он сказал: нет пользы для человека в благоугождении Богу». Но ведь Иов по сути это и декларирует, утверждая, что Бог поступает так же с нечестивым, как с праведным, обрушивает кару свою и на невинного, и на виновного. А ведь слово Иова имеет огромную силу, оно разносится широко. Какова сила этого слова, мы чувствуем через несколько тысяч лет, коль скоро и теперь говорим о Книге Иова и читаем ее. Значит, всё сказанное им имеет огромный резонанс в веках и народах. А следовательно, и то слово, им произнесенное, о котором упоминает Елиуй, – мол, что Бог и нечестивым, и праведным воздает одинаково, – может укрепить руки множества грешников. Вот против чего выступает Елиуй, обвиняя Иова.

Далее он говорит следующее:

Итак, мы видим, что все обвинения Елиуя относятся к речам и мыслям Иова, но не к каким-то его якобы неправедным деяниям.

Кто же такой Елиуй, если он осмеливается говорить вслед за великими мудрецами, не принадлежа к ним по рангу и статусу, и бросать свои обвинения в лицо Иову? Прежде чем описывать качества, признаки, характер этого человека, рассмотрим сердцевину его учения, потому что и все три предшествующих философа – Елифаз, Вилдад и Софар – стали нам известны благодаря своим речам, отчасти справедливым, в чем-то и неверным, но в любом случае – бессмертным.

Казалось бы, всё исчерпано. Мы видели, что они втроем как бы положили основание тем трем течениям мысли, которые определили всё будущее развитие религиозной философии. Какой же может быть тогда четвертая точка зрения на истину, которую выскажет Елиуй? Будет ли он повторять что-либо из сказанного до него, или же выскажет нечто бледное, ничтожное по сравнению с речами своих предшественников? В чем суть его философии?

Прежде всего, это некое «всебожие» (которое не следует путать с пантеизмом в общепринятом философском смысле), т. е. учение о том, что Бог не только сотворил мир, но и объемлет его, надзирает над ним каждый миг, пронизывает его, составляет его сущность и сердцевину и действует изнутри каждого явления и тем более – каждого человека. В каких словах Елиуя это выражено?

В древнееврейском оригинале последнее высказывание звучит в настоящем времени: «дает мне жизнь». «Дух Божий создал меня.» – ни о какой материи вообще не упоминается, ничего физически-вещественного, противостоящего Богу или отличного от Него нет! Материя в учении Елиуя, как мы дальше увидим, – это как бы сгущение или какой-то призрачный отсвет, «инобытие» духа. Кроме духа, ничего на самом деле не существует; всё остальное – преходящее, тленное, исчезающее, и потому – кажущееся; дух вечен и потому – сущ. «Дух Божий создал меня.» – и не только создал, но и живит, как бы воссоздавая человека каждое мгновенье. Как мы уже сказали, вторую часть ст. 4 следовало бы перевести как «... дыхание Вседержителя дает мне жизнь» – в настоящем времени. Здесь употреблено то самое слово ???? <нешама?> (в Синодальном переводе – «дыхание»), которым обозначается высшая душа человека уже на первых страницах Библии: Бог создал человека из праха и вдохнул в него «нешама» – «дыхание» жизни (Быт. 2, 7). Вот это «дыхание» жизни и соотносится в учении Елиуя с Духом Божьим; «нешама» – как бы часть Духа Божьего, пребывающая в человеке и составляющая сердцевину его бытия, его сущности, та часть Божественной субстанции, которая непосредственно относится к человеку, оживляет его изнутри, дает ему жизнь каждый миг. Если Бог перестанет давать жизнь, то всё исчезнет: