Лекция 9
Проповедь Елиуя. «Из тесноты на простор»
Мы отчасти уже обсудили слова Елиуя о «прославлении Бога в ночи» (35, 10). В более поздние времена такой обряд широко распространился: иудейские мудрецы зачастую вставали в полночь и прославляли Бога псалмами; продолжалось славословие до утра, а те, у кого было меньше сил, заканчивали раньше. Мы сказали о символическом значении ночных песнопений: когда в «ночи» мира сего, где омраченный животным естеством дух человека подавлен и обессилен (согласно словам самого Елиуя, «Мы в этой тьме ничего не можем сообразить» – 37, 19), звучит песнь, хвала Богу, – тогда огустевшую тьму пронизывают лучи бессмертного духа. Он начинает сиять лучами и исполняться радостью еще во тьме мира сего, а в мире света, куда переходит после кончины тела и упразднения животного начала, он тем более ликует.
Таким образом, предназначение бессмертной души человека, по Елиую, – бесконечное совершенствование, которое обозначено словом «царство» (36, 7). С чем связывается обычно понятие царства, царствования? Во-первых, со свободной властью над страной, которая преобразуется по воле правителя-царя. И, во-вторых, с блеском, светом – не зря цари во все времена носили золотые украшения: золото символизирует свет, «солнечность» и святость. И вот в горнем мире на «тронах» – достигнутых высотах духовного созерцания – восседают праведники:
... Он не отвращает очей Своих от праведников, но с царями навсегда посаждает их на престоле, и они возвышаются. (Иов. 36, 7)
Таково «царствование» праведников, их причастность к славе Небесного Царя, превращение их самих в «царей», потому что состояние свободного, не отягченного материальным началом духа, по сравнению с тем, как он чувствует себя на земле, действительно подобно положению царя по отношению к угнетенному рабу. Праведники «возвышаются», т. е. бесконечно продолжается их восхождение во свете, их духовный рост. Но, продолжая излагать свое вдохновенное учение, Елиуй утверждает, что те же праведники могут прежде, еще находясь на земле, оказаться совсем в ином состоянии:
Если же они окованы цепями и содержатся в узах бедствия. (Иов. 36, 8)
Почему бедствия уподобляются узам и цепям? Цепь составлена из звеньев; так и в бедствиях одно «звено» тянет за собой другое, по горестной русской пословице «Пришла беда – отворяй ворота». Так образуется «цепь бедствий», которая сковывает лучшие стремления человеческого духа, мучает его и терзает.
Но каким образом праведники могут оказаться «окованными цепями»? Ведь дух праведника постоянно стремится от рабства к свободе, а цепь – это символ рабства? Как могут угодники Божьи содержаться в узах бедствия? Найти ответ на данный вопрос важно, потому что в словах Елиуя содержится, может быть, ключ к положению самого Иова: он ведь как раз «окован цепями и содержится в узах бедствия».
Если же они окованы цепями и содержатся в узах бедствия,
То Он указывает им на дела их и на беззакония их, потому что умножились... (Иов. 36, 8-9)
Следовательно, самим наличием бедствий и страданий в жизни человека Бог указывает на дела беззаконные, которые еще имеются у праведника. Для чего Он это делает? Лучше пострадать на земле человеку отчасти и немного, чем подвергнуться наказанию страшному и долгому, многим духам представляющемуся «вечным» – в самом Писании говорится о «вечных» муках, т. е. о таких, которые воспринимаются духом как нескончаемые, не имеющие предела.
... И открывает их ухо для вразумления и говорит им, чтоб они отстали от нечестия. (Иов. 36, 10)
Значит, когда «ухо» – духовный слух праведника – становится недоступным для обычного вразумления, Бог подвергает человека страданию, чтобы «ухо» у него «открылось». Это подобно болевой, шоковой терапии: нужно причинить некое страдание, чтоб человек «пробудился». Когда будят глубоко спящего, его бьют по щекам или обливают водой – примерно так дух, утерявший чувствительность к духовным внушениям, вразумляется страданием.
Если послушают и будут служить Ему, то проведут дни свои в благополучии и лета свои – в радости... (Иов. 36, 11)
Интересно, что здесь говорится параллельно о «днях» и «летах» – «дни в благополучии» и «лета в радости». Встречается различное понимание этих слов у разных комментаторов. Одни считают, что сказанное относится к земной жизни, каждый день которой «исполнен благополучия», если он светел и осмыслен; под «летами» тогда понимается вся жизнь в целом, которая исполнена радости, если проходит достойно и человек выполняет в ней свое предназначение. Другие комментаторы считают, что здесь будущая, бесконечная жизнь уподоблена «летам», а «дням» – краткая земная жизнь; и если праведник покоряется Богу, то он «дни» проводит в благополучии, т. е. в довольстве тем, что есть. Но благополучие – это еще все-таки не полная радость. Зато в будущей жизни его ждет истинная радость – нескончаемые «лета» высшего блаженства.
... Если же не послушают, то погибнут от стрелы и умрут в неразумии. (Иов. 36, 12)
После последних вразумлений, которые Бог предлагает человеку, окончательно решается его участь: если он не покоряется, то гибнет «от стрелы» (т. е. кары, которая внезапно «пронзает» – без исцеления). Прежде было сказано о вразумлении через страдания, которые могут быть долговременными и постепенно приближать к смерти. Как только человек покается, смерть отдаляется и страдания уходят. Но если период долготерпения Божьего кончился, а человек, вместо того чтобы смириться, воспротивился Богу окончательно, то он бывает насмерть поражаем «стрелой», и его дальнейшая посмертная участь определена.
Но лицемеры питают в сердце гнев и не взывают к Нему, когда Он заключает их в узы... (Иов. 36, 13)
«Лицемеры» (??????? <ханфе?й-лев>) – буквально «обманывающие сердце». Речь может идти и о собственном сердце человека, чьи настоящие, духовные потребности остаются неудовлетворенными и который, таким образом, обманывает себя самого. Имеются в виду люди, не соотносящие свою внешнюю жизнь с жизнью внутренней, т. е. лицедеи – «ряженые», живущие в постоянном противоречии с самими собой, не поступая искренно. Именно поэтому, всегда испытывая неудовлетворение, они и «питают в сердце гнев». Но на кого? Очевидно, на Бога: «... и не взывают к Нему, когда Он заключает их в узы.» Для человека весьма важно понять страдание как испытание, ниспосланное свыше: Бог «заключает в узы» именно для того, чтобы «воззвали к Нему» и освободились – не только от уз, но и от причины, их вызвавшей, т. е. от греховного состояния. Однако вместо того чтобы обратиться, лицемер гневается на Бога, приближая этим собственную погибель.
... Поэтому душа их умирает в молодости и жизнь их – с блудниками. (Иов. 36, 14)
«В молодости» не обязательно означает буквально «в молодые годы»; это может пониматься и как «не вразумившись», потому что в библейской семантике молодой человек есть человек еще не вполне разумный, мало чему научившийся. Оставшись духовно незрелым, лицемер умирает и нисходит в низший мир, где обитает с духами ????? <кэдеши?м> – «блудников», точнее служителей ханаанских языческих культов, участвовавших в человеческих жертвоприношениях и ритуальных оргиях.
Далее Елиуй объясняет, как следовало бы поступить Иову: несмотря на все свои сомнения и недоумения, он должен был бы смириться и кротко ждать, пока Бог соблаговолит открыть ему причину того, что с ним произошло; ибо Бог именно затем ввергает человека в страдания, чтобы тот стал более восприимчив к внушениям свыше:
Он спасает бедного от беды его и в угнетении открывает ухо его. (Иов. 36, 15)
Здесь говорится: «от беды его»; но если Бог намеренно вверг человека в беду, то является ли такое действие «бедой его», т. е. исходящей изнутри человека? Очевидно, нет: ведь это страдание, специально допущенное Богом, т. е. наказание, приходящее извне. Но почему же «от беды его»? Дело в том, что через внешнее страдание грешник избавляется от беды внутренней, т. е. от беззакония и нечестия. «... И в угнетении открывает ухо его» – поскольку спасаться нужно не столько от того мучения, которому Бог подверг человека, дабы очистить его, сколько от самой внутренней нечистоты, чтобы дух мог возвыситься, войти в гармонию с миром света – и таким образом уйти от «беды своей». Ведь недостаток духа, «беда его» – в собственной приземленности, «бескрылости», а не в том мучительном процессе, в ходе которого «крылья растут».