С ростом земледельческого населения в предгорьях часть его стала уходить все далее в глубь степей. По мере того как подобные родо-племенные группы удалялись от районов более или менее обеспеченного дождевого или ручьевого орошения, в их хозяйстве все большее значение приобретал выпас скота, а посев ячменя и полбы, как экономически менее надежный, играл все более подсобную роль. Однако, не одомашнив ещё ни коня, ни верблюда, скотоводы не могли совершать далеких сезонных перекочевок, необходимых для восстановления травяного покрова на пастбищах, и вообще они не могли еще слишком далеко отходить от воды. Да и земледелие они обычно не совсем забрасывали. Когда же в результате хищнического скармливания овцам скудных южных степных пастбищ пли после какого-либо периода катастрофических засух выпас скота в данном районе становился невозможным, скотоводы массами переселялись на другие места. Так в течение VIII—VI тысячелетий до н.э. совершалось расселение афразийских племен (потомков мезолитического населения Передней Азии, как полагают А.Ю. Милитарев и В.А. Шнирельман) по Северной Африке» а также по степным районам Ближнего Востока (Аравии, Сирии, Месопотамии, где сохранились — или куда переселились — племена семитской языковой семьи афразийской языковой надсемьи). А начиная с V—III тысячелетий до н.э. из своей прародины расселялись в разные стороны племена, говорившие на диалектах индоевропейского языкового семейства. Эту прародину еще недавно помещали на территории между Эльбой и Вислой, теперь ее склонны локализовать ближе к Черному морю — в Подунавье и на Балканах, в евразийских степях или в Малой Азии и в некоторых прилегающих областях Ближнего Востока. Уже ко II тысячелетию до н.э. эти племена, передавая язык местному населению и вовлекая его в дальнейшую миграцию, распространились от Атлантического до Индийского океана.

Такие переселения были, конечно, не случайны. С одной стороны, они были связаны с вековыми колебаниями климата: так, в VI и II тысячелетиях до н.э. господствовали условия засух, и это могло стимулировать уход племен в поисках более благоприятных условий для жизни. С другой стороны, в V— IV тысячелетиях климатические условия были благоприятны, у племен, живших скотоводством и земледелием, смертность падала, и возникал относительный избыток населения, начинавшего растекаться в разные стороны, но в основном в пределах климатической зоны, благоприятствовавшей типу хозяйства данных племен. Население Земли тогда было очень редким, и передвижение племен приводило, по данным исторической лингвистики, не столько к уничтожению или вытеснению коренных жителей, сколько к ассимиляции пришлого населения с коронным, так что в этническом (по не в языковом) отношении волна дальнейшего передвижения могла совершенно отличаться от первоначальной. Люди, принесшие в VI—V тысячелетиях до н.э. афразийские (семито-хамитские) языки в глубь Африки, и люди, с которыми во II—I тысячелетиях до н.э. индоевропейские языки пришли к берегам Бенгальского залива (совр. Бангладеш), нисколько не походили по внешнему облику и мало походили по культуре на тех, которые дали первый толчок распространению земледельческо-скотоводческих племен.

Хотя эти относительно подвижные скотоводческо-земледельческие племена еще не были истинными кочевниками, мы вправе все же говорить об отделении земледельцев, сидевших на орошенных землях, от скотоводов-полуземледольцев степей как о первом великом разделении труда. Между земледельцами и скотоводами уже тогда установился обмен; впрочем, он был необходим и раньше — ведь уже в позднекаменном веке ни одна группа людей не могла обеспечить себя всем необходимым ей без обмена, предметом которого был, например, камень, годный для изготовления орудий (кремний, обсидиан). Такой камень да земле относительно редок. С открытием первых металлов (золота, меди, серебра) начался также и обмен металлов на различные ручные изделия, например ткани, причем обмен шел из рук в руки на значительные расстояния.

Прослеживается несколько путей развития древних классовых обществ, в зависимости от характера сочетания двух экономических секторов, которые, видимо, в это время еще зависели преимущественно от экологических условий.

Первый путь развития общества Ранней Древности.

В процессе расселения общий от первоначальных центров земледелия в предгорных районах Ближнего и Среднего Востока незаметно произошли и другие события, имевшие, быть может, еще большее значение для истории всего человечества.

Между VI и III тысячелетиями до н.э. были освоены земледельцами-скотоводами долины трех великих рек Африки и Азии: Нила, нижнего Евфрата и Инда(А также рек Карупп и Керхе восточнее нынешнего Ирака.). По мере того как часть населения сама уходила все дальше в степь, некоторые группы были вынуждены отойти на равнины, периодически заливавшиеся водами этих трех рек. Здесь они встретили весьма неблагоприятные условия. Все три роки текут через зону пустыни или очень жарких, сухих степей, где хлеб не может расти без искусственного орошения; в то же время всо три реки периодически сильно разливаются, надолго наводняя и заболачивая большие пространства. Поэтому посевы либо не вовремя затоплялись разливом, либо сгорали от солнца, когда вода спадала. Вследствие этого земледелие здесь долгое время удавалось много хуже, чем в предгорьях, питание было менее надежно обеспечено. К тому же, например, в долине нижнего Евфрата не было ни строительного леса (а только тростник, достигавший порой гигантских размеров), ни такого камня, который был бы годен для изготовления орудий. Не было здесь и металлов, поэтому жители этой долины должны были обходиться тростниковыми и глиняными орудиями или выменивать камень у ближних племен, когда их соседи уже давно освоили медь. Конечно, медь была уже изнестна и этим племенам, но выменивать её им было гораздо труднее. Прошло много десятков поколений, пока обитатели великих речных долин справились с задачей рационального использования разливов для целей земледелия. Это была первая в истории человечества победа над природной стихией, подчинение её человеку.

Достигнуто это было разными путями. В долине Нила — в Египте — разлив начинается в июне и держится до октября. Люди научились разгораживать заливаемые поля земляными валами; отстаиваясь между ними, нильская вода отлагала плодородный ил; затем воду спускали, а ил между валов долго сохранял достаточно влаги не только для посева, но и для периода взращивания злаков; к тому же ил был прекрасным удобрением. В долине нижнего Евфрата — в Шумере — река довольно нерегулярно разливалась весной; воды ее отводили в специальные водохранилища, откуда их можно было несколько раз в течение вегетационного периода подавать на поля. Собственные методы укрощения рек были найдены и для Керхе, Карупа и Инда (для последнего — позже всего, лишь к середине III тысячелетия до н.э.).

Не следует думать, что создавалась система ирригации и мелиорации для всей реки: на самом деле возникали только местные системы, какие были под силу объединению немногих общин, но и это было огромным достижением, которым жители долин были обязаны своему упорству и кооперации. Как именно организовывалась работа, мы но знаем, потому что в то время еще не было письменности и никаких записей до нас но дошло. Но замечено, что там, где для создания продуктивного земледелия требовалась кооперация многих общин, уже в самые ранние периоды цивилизации выделялись своим могуществом и богатством храмы и культовые вожди - в гораздо большей мере, чем там, где земледелие основывалось на дождевом и ручьевом орошении и больших общих работ не требовалось. Поэтому предполагают, что организация мелиоративно-ирригационных работ поручалось жрецам. Это логично: ведь задачей жрецов было путем культовых действий и умилостивления божеств обеспечить общине благополучие. Но при тогдашнем уровне развития миропонимания — или мироощущения — культовые действия должны были представляться не менее целесообразными, чем технические, и естественно было поручить организацию тех и других одним и тем же лицам, наиболее уважаемым и мудрым по понятиям того времени. Не случайно на древнейших изобразительных памятниках Египта и Шумера вождь-жрец — предшественник царя — нередко изображался исполняющим земледельческий обряд.