Лев Ефремович то хмурился, то злорадно хмыкал, иногда смущенно ерзал и потирал щеку, слушая пикантные сюсюканья любовников, но в целом остался доволен.

-  Значит... - глаза Ефремовича метнулись на дверь, а большой палец уточнил направление, - этот... тоже - попал? - И фыркнул. - Поделом.

Злость и досада уступили место злорадному удовольствию, на некоторое время Лев Ефремович даже забыл о решетках на окнах. Сидел, мысленно возвращаясь к записи, насмешливо фыркал и, пожалуй, выпустил из виду один немаловажный факт: у Мирона с Бертой роман на интересе, а сам-то Лев Ефремович вообще на этой кошке по любви женился.

-  Лев Ефремович, - заставила его очнуться Дуся, - вам не кажется, что ситуация зашла в тупик?

-  Еще как кажется! - обрадовано подтвердил заложник. - Во баба накрутила! Меня решила убрать руками одного любовника, его потом убрать руками второго...

Евдокии даже не пришлось на пальцах объяснять обманутому мужу, где эта кошка качественно порылась. Измена так задела и (удивительно) развеселила заскучавшего за решетками Ефремовича, что о консенсусе даже намекать не пришлось. (А может быть, узнав, что все это замыслила всего-то женщина, Ефремович стал относиться к ситуации не серьезно, шутейно, что ли? Кто его поймет?)

Но как бы там ни было, Дуся сделала приятный вывод: вот и слушайся после этого всяческих надутых мужиков! «Садовое кольцо», «чего ты понимаешь»... А люди-то везде одинаковые! Им только дай повод над упавшим в лужу похихикать.

-  Эй! Сергеич! - задрав голову вверх, видимо рассчитывая, что обманутый почище него любовничек микрофонов наставил, громко выкрикнул Зубов. - Аллё! Ты как - в отпаде, а?

Из-за двери не донеслось ни звука, Евдокия, прикинув, что миссия не выполнена до конца, приступила к конкретике:

-  Лев Ефремович, вы сможете... как бы простить Александра Сергеевича?

-  Не предъявлять? - все еще в насмешливом настроении хмыкнул Зубов, по глазам было видно, хотел добавить «этому болвану?», но, как уже упоминалось выше, шибко был умен, сдержался. - Перетрем как-нибудь.

Играть с девчонкой в «испорченный телефон» и делать из нее передаточную инстанцию, он, видимо, не собирался. Переместил значительный взгляд на дверь, дожидаясь появления еще одного обманутого дуралея.

Но Сергеевич пока не думал появляться, и Дуся позволила себе давно мучавший ее вопрос:

-  Лев Ефремович, простите, вот у вас с Александром Сергеевичем такой разный круг общения... А вы его давно знаете? Где с ним Берта могла познакомиться?

-  Ну, разумеется, не на трамвайной остановке, - фыркнул Лев. - У нас есть дом, где нас обоих принимают. Ты лучше скажи, что там за неприятности у Ильи? Это серьезно?

Навряд ли Лев Ефремович очень уж хотел обсуждать проблемы сына под микрофоны, глаза его настороженно приказывали Дусе обойтись кратким ответом.

-  Он ни в чем не виноват. Просто вначале решил заняться вашими делами.

-  Поня-а-атно...

-  Простите, Лев Ефремович, что вмешиваюсь не в свое дело, но как вы думаете поступить с Бертой?

-  А что мне с нею поступать? - равнодушно пожал плечами Зубов. - Ее Мирон закопает.

Ой!

В распахнувшейся во всю ширь двери показалась могучая фигура молчаливого Щелкунчика. Совершив головой приглашающий на выход жест, он немного ушел в сторону, Лев Ефремович поднялся из кресла, одернул спортивную куртку...

Евдокия, не зная, приглашена ли она, таращилась на ушедшего в полутьму охранника. Тот дверь не закрывал, ждал гостью, и пришлось - пойти. В большую комнату с камином, где в просторном мягком кресле, с коньячным бокалом в руке удобно расположился Миронов.

Невозмутимый Лев Ефремович по-хозяйски вальяжно занял диван, Евдокия скромно примостилась на угловом креслице за камином. Мужчины играли глазами.

-  Ну? - дотягиваясь до коробки с сигарами, первым начал Зубов. - Что думаешь о делах наших скорбных? - Привередливо выбрал толстую сигару, долго ею манипулировал...

Мирон молчал, коньяк потягивал. Один из его приспешников наполнил еще два бокала, один из которых впихнул в помертвелую Дусину руку.

Землероева, помня, как благотворно действует спиртное на ее нервную систему, махом опрокинула коньяк и утерла выступившие слезы.

-  А что мне думать? - наиспокойнейше повел плечом Миронов. - Ты предъявляешь, я отвечу.

-  Предлагаешь миром разойтись?

-  Не маленький.

-  Но и я мало не кину...

-  Договоримся. Берту мне отдай.

Совершенно не стесняясь Дуси, авторитет просил чужую жизнь. Интонация Мирона слишком явно показывала, что Берту он хотел совсем не в жены. В покойницы затребовал.

Зубов сосредоточился на сигаре, макнул ее в коньяк, стряхнул лишние капли... Положение, в которое попал любовник его жены, разрешить можно только либо большой кровью, что при наличии все возрастающего количества свидетелей становится проблематично, либо ценой финансовых потерь. Что, вероятно, все же обойдется чуть дешевле, чем скрытные групповые похороны, да и мороки меньше.

К Миронову подошел твердолобый орк в костюме, быстро наклонился к уху хозяина и что-то пошептал.

-  Веди, - сказал Мирон и обратился к Дусе: - Где диктофон?

-  Там. - Не на шутку перетрусившая Землероева несмело махнул ладошкой в сторону комнаты с решетками. То, как беседовали, скупо перебрасываясь фразами, два суровых мужика, показывало: жизнь Дуси здесь - копейка.

-  Принесите, - повелел бандит и, совсем упрятав глаза за складками век, уперся взглядом в широкую двойную дверь: в каминный зал вводили Берту.

Дуся пожалела, что выбрала столь неглубокое кресло. Будь кресло чуть побольше, она бы с удовольствием утопилась в подушках и коньячным бокалом сверху накрылась.

Не известно, как Миронов добился согласия на появление в обществе любовницы с побитым глазом, но факта из песни вы выкинешь: пожалуй рассчитывая на любовную игру перед камином, в комнату вплывала длинноволосая кокетка.

А согласитесь - кокетничать с синенькой блямбой под глазом то еще искусство. Но у Берты получалось весьма-весьма неплохо. Правда, на первых двух шагах.

Вначале она увидела вольно расположившегося на диване мужа с коньяком и сигарой; потом приметила драчливую «шалаву»... Застыла. В глазах заполыхал вопрос: «Что здесь происходит?!»

Не предлагая Берте сесть, Мирон взял в руки принесенный диктофон, нажал на воспроизведение и поставил аппарат на столик.

По залу понеслись слова и всхлипы...

Смотреть на то, каким ужасом покрывается красивое лицо побитой мадам Зубовой, у Дуси не хватило духа. Сжавшись в комок, зажмурившись, Евдокия молилась об одном: чтоб женщину не стали убивать прямо сейчас и здесь. (С Мирона станется.) Евдокия крепко-крепко стиснула пальцы в кулак и, забивая звуки, несущиеся из диктофона, начала тихонько бормотать: «Ну что вам стоит отпустить ее... ну что вам стоит?! Она уже наказана, пускай уходит!! Господи, сделай так, чтобы они ее помиловали!!..» К женщине, замыслившей убийство двух мужчин, у перепуганной до смерти Дуси осталось только сострадания. «Она уже наказана! Она сто раз раскается!!»

Евдокия не увидела и не услышала, как Берта доковыляла до кресла, как опустилась в него и понуро свесила голову, слушая свои же слова... Дуся очнулась, только когда раздались шаги Миронова по комнате.

Открыла глаза и сжалась в ужасе не меньше Берты!

Миронов, опираясь руками на подлокотники, наклонился к самому лицу любовницы, и та в ужасе отпрянула.

-  Я мог бы грохнуть тебя прямо здесь, - полились из змеящихся губ негромкие, шипящие слова. - Мог бы закопать живьем или утопить в выгребной яме... Но это не доставит мне большого удовольствия. Это слишком просто для тебя, и потому, ты, дорогая, будешь жить. Надеюсь - долго. - Тезка поэта повернул бледное лицо с капельками пота к Зубову и заговорил уже как будто с ним: - В Южном Порту держат шалман два близнеца-абрека - Юнус и Рустамчик. Русских женщин, Лева, они очень сильно любят. - Повернул лицо обратно к Берте: - Ты будешь там мыть полы.