― Иди сюда, ― тихо говорю, возвращаясь к кровати.

Не знаю, каков мой следующий шаг, но сегодня, здесь, с ней, я точно знаю, что мне нужно. И судя по выражению ее лица, она нуждается в этом не меньше. Я не отвожу взгляда, когда она делает нервный шаг ко мне. Протягиваю руку, и она робко кладет мне в ладонь свою. Джесс всегда такая решительная и веселая, но сейчас выглядит так, будто ее вот-вот вырвет. Я знаю, как ей страшно. Я помню, как сам впервые бросился головой в омут и доверился другому человеку.

― О чем ты думаешь? ― спрашивает она, изучая мое лицо.

― О том, как впервые занялся сексом после… ― я замолкаю. Ненавижу это слово. До потери пульса ненавижу.

Взгляд Джесс становится мягче.

― Расскажи мне.

Она садится на кровать, и я опускаюсь рядом с ней.

― Не уверен, что это так уж придаст тебе уверенности, детка, ― тихо произношу, рисуя кончиком пальца на ее ладони крошечные круги.

― Я все равно хочу знать.

Рассказывая, я сосредотачиваюсь на ее руке. Никогда и никому не выкладывал эту историю, и, конечно, не собираюсь делиться ею ни с кем, кроме нее. Это не то, чем я горжусь.

― Мне было семнадцать. Я вел себя как абсолютный псих.

Она улыбается, когда я использую ее слово, и не могу не улыбнуться в ответ.

― Однажды вечером я встретил девушку в клубе. Она была блондинкой, хорошенькой, готовой потрахаться. Я еще был несовершеннолетним, но она не знала об этом. Тинейджеры часто умудряются проникнуть в клуб. Я был здоровым для своего возраста, выглядел не на семнадцать. Ну, не важно. Я танцевал с ней, выпивал и как-то оказался в ее гостиничном номере. Я был так пьян, что не думал, что это серьезно. Я думал, что ничего не вспомню. Мы начали возиться, и, казалось, все было неплохо, поэтому пошли дальше. На полпути она оседлала меня, и тогда я понял, что же происходит на самом деле. Воспоминания начали вспыхивать в моей голове, и я испугался. Казалось, будто на меня затмение нашло, и я забыл, где и с кем. Когда более-менее пришел в себя, увидел, что трясу ее. Я вцепился руками ей в плечи и вытряхивал из нее душу. Все было испорчено. После этого потребовалось много времени, чтобы заняться этим снова. Я никому не доверял, но потом…

― Что потом? ― прерывает она меня.

― Потом я встретил Мэйси.

Я вижу, как вспыхивает ее лицо. Она ревнует.

― Кто такая Мэйси?

― Я встречался с ней около двух лет. С девятнадцати до двадцати одного. Она была первой, кто прорвался через мой барьер. Она научила меня тому, как… ― я смотрю на нее, замечая, как порозовели щеки, поэтому тщательно подбираю слова, ― быть с женщиной.

― Она была важна для тебя, ― говорит она. Не вопрос, а утверждение.

― Помню, как в первый раз, когда она положила на меня руки, я взбесился, ― говорю я, вздыхая. ― Я был настолько психованным, что не мог вынести даже мысли о том, что кто-то прикоснется ко мне. Ей понадобился целый год, чтобы провести рукой мне по лицу.

― Должно быть, это было тяжело.

Я киваю.

― Но я благодарен ей. Она помогла мне пройти через все это. Я до сих пор не могу мириться с тем, что меня трогают, но уже не выхожу из себя, как раньше. Видит Бог, она была сильной девушкой, раз терпела меня.

― Наверное, она любила тебя, ― говорит Джесс тихим и мягким голосом.

Я отрицательно качаю головой.

― Если только по-своему, то да, но это не было глубокое, связующее чувство. Она переживала за меня, хотела помочь, но думаю, что, в принципе, знала, что никогда не сможет быть со мной. У меня было слишком много проблем, даже для нее.

― Думаю, что она заботилась о тебе гораздо больше, чем ты думаешь, раз уж пыталась тебе помочь.

Я киваю.

― Может.

― Почему ты так ненавидишь, когда к тебе прикасаются?

Я напрягаюсь, но все-таки выдавливаю:

― Фишка в том, чтобы у того, кто прикасается, не было контроля над моим телом. Прикосновения для меня равны потере контроля, и я ненавидел их. Ненавидел, что не мог остановить это. Ненавидел это ощущение. Даже мысль о том, чтобы потрахаться, заставляла меня сжиматься так сильно, что я дышать не мог. Мэйси была удивительна. Она научила меня, что секс, как минимум, может быть сильнее, чем то ужасное чувство. Что он может быть… успокаивающий.

Джесс морщит нос.

― Успокаивающий?

― Секс может быть замечательным, Джесс.

Она улыбается. Боже, она так прекрасна.

― Нет, Дими. Секс замечателен только с тем, с кем ты действительно, по-настоящему, этого хочешь. Иначе, это просто дерьмо.

― Может быть, дорогая, ― тихо соглашаюсь я. ― Но он был моим лекарством очень долго.

Она кивает и смотрит на свои руки.

― Но ты вовсе не должна заниматься им, если это не то, чего ты хочешь.

Она вскидывает голову и смотрит мне прямо в глаза.

― Я не могу прятаться вечно, Дими. Я хочу и больше всего на свете хочу заняться этим с тобой.

― Ты просишь меня заняться с тобой любовью, детка? ― я ухмыляюсь.

Она краснеет и качает головой.

― Нет, я прошу тебя трахнуть меня.

Я приподнимаю брови:

― Трахнуть?

― Да, ― она переходит на шепот. ― Трахни меня. Хочу почувствовать ту самую страсть. Хочу чувствовать то искрящееся внутри тепло, когда я рядом с тобой. Может, ты займешься со мной любовью в следующий раз.

― А следующий раз будет?

Она смотрит на меня, будто я тупой.

― Конечно, Дими.

Ах, черт возьми!

Она убивает меня… в самом лучшем смысле.

Джесс

Я паникую, но все внутри меня готово, и сердце тоже. То, что случилось со мной, когда я была ребенком, было, мягко говоря, неправильным и сильно травмировало. Но теперь пришло время, когда я могу либо позволить этому поглотить меня, либо справиться и двигаться дальше. Я не хочу провести жизнь без мужчины. Я доверяю Дими, почему-то зная, что он не причинит мне вреда. Он единственный мужчина, с которым я захотела этого, и решение принято.

Дими притягивает меня ближе к себе, прижимаясь своим крепким телом. Он чуть отодвигается, берет меня за подбородок и поворачивает так, чтобы мы прижались лбами. Мы сидим так несколько долгих-долгих минут, просто дыша друг другом. Затем, наконец-то мужская рука начинает двигаться вверх по моему бедру. На мне только полотенце, так что ничто не мешает Димитрию двигаться дальше. Я делаю глубокий, успокаивающий вдох и наблюдаю, как его пальцы исчезают под полотенцем.

― Дими? ― шепчу я.

― М-м-м, ― мычит он, уткнувшись носом мне в шею.

― Я боюсь.

Он тут же останавливает руку и отстраняется, глядя мне в глаза.

― Если вдруг ты не выдержишь или поймешь, что что-то слишком, скажи мне прекратить. Клянусь тебе, Джесс, я остановлюсь. Я никогда, никогда не причиню тебе боль.

Я верю ему, правда, верю.

― Я доверяю тебе.

Его глаза широко раскрываются, и глубокое тепло наполняет их глубину. Не думаю, что он часто слышал такие слова, и думаю, что вряд ли кто-то возлагал на него столько всего. Я протягиваю руку и глажу легкую щетину на его щеке, а потом притягиваю к себе и целую. Поцелуй начинается медленным и сладким, но быстро становится глубоким и страстным.

Когда поцелуй становится обжигающим, пальцы скользят выше. Я не знаю, что хочу чувствовать больше: его язык, сплетающийся с моим, или касающиеся моей обнаженной плоти пальцы. Он не нажимает, а просто легко, словно перышком, водит ими вверх и вниз по моей киске, не погружая внутрь. Я стону ему в рот и выгибаю бедра вперед, желая почувствовать их, облегчить пульсирующую боль, которая медленно нарастает между ног.

― Дими, ― выдыхаю я. ― Пожалуйста.

Он нежно скользит пальцем дальше и находит ноющий клитор. Мне нравится это ощущение. Удовольствие бежит вверх по позвоночнику и вызывает покалывание кожи. Пальцы Димитрия мягко скользят по твердеющему бугорку, пощипывают его, пока я не начинаю извиваться, нуждаясь в большем. Он кладет руку мне на грудь и осторожно опрокидывает. Полотенце соскальзывает с меня. Прохладный воздух щекочет кожу и заставляет хватать губами воздух.

Дими хочет помучить меня, я знаю. Он опускается на колени и нежно целует меня от ступней до бедер. Кожу покалывает, когда его рот скользит по коже. Время от времени он высовывает язык, рисуя маленькие круги. Я вздрагиваю, мои соски набухли, а киска буквально болит, когда он, наконец, подбирается к ней. Димитрий проникает языком между влажными складочками, и я стону и выгибаюсь, а он неторопливо отодвигается и прокладывает дорожку поцелуев вверх по животу.

― Так не честно, ― выдыхаю я.

Он усмехается.

― Но стоило того. Давай я попробую еще раз.

Он нежно целует меня, снова опускается коленями на кровать и еще раз медленно раздвигает мне ноги. Димитрий проводит пальцем вверх и вниз по моему влажному лону, нежно раздвигая складки. Он втягивает воздух и бормочет себе под нос что-то вроде «черт возьми». А я извиваюсь, когда он снова начинает ласкать клитор.

― Дими, ― вскрикиваю я.

Он кружит кончиком пальца еще и еще, пока я не выгибаюсь дугой, зовя его по имени. Затем очень нежно и очень медленно скользит пальцем внутрь. Я сжимаю бедра, потрясенная ошеломляющим удовольствием, которое испытываю. Димитрий сгибает палец, находя место, от которого его имя срывается с языка снова и снова. Он гладит это местечко, пока я не повисаю на краю, а потом вдруг останавливается.

― В первый раз, когда ты кончишь, детка, это будет вокруг моего члена.

Я издаю болезненный стон протеста, но он быстро обрывается, когда Дими встает, полностью обнаженный и возбужденный. О. Боже. Я зачарованно смотрю на его член. Дими чуть склоняется, обхватывает его рукой и гладит вверх-вниз. Я вся покрываюсь мурашками и чувствую, что закусываю нижнюю губу слишком сильно, буквально до крови. Черт возьми, он идеален. Дими, продолжая поглаживать, тянется к штанам и роется в них, отыскивая презерватив.

Я смотрю, как он рвет пакет зубами, а затем раскатывает вниз по впечатляющей длине. Затем он садится снова на кровать.

― Как ты хочешь этого, детка?

Я растерянно качаю головой.