Мы неслись словно стрелы, выпущенные из лука…
Я прицелился ему в ноги. Один за другим произвел два неточных выстрела. Стрелять на бегу – последнее дело.
Обойма заканчивалась. Вставлять новую уже поздно. Впереди справа темнела стройка. Он был уже рядом с ней.
«Сейчас уйдет!..»
Я прицелился на поражение…
Выстрел!
Он свернул в темноту стройки. Где-то недалеко я услышал, как под его ногами заскрепели доски, по которым он бежал…
«Все! Теперь ищи ветра в поле!..»
Я вернулся выбившийся из сил, опустошенный. Остальные участники событий оставались в том же дворе, на том же месте, где я их оставил. Молча смотрели на меня. Они слышали выстрелы…
– Ушел? – спросил старший опер.
Я кивнул.
– С лава Богу…
Пока я отсутствовал, он развязал мешок. Внутри находились копеечные отходы производства, которые двое работяг вынесли с территории фабрики «Ременная тесьма».
Сейчас уже не вспомнить всего, что я почувствовал.
Мне было двадцать шесть лет. Я всеми правдами и неправдами стремился в уголовный розыск. В Костроме у меня не было ни близких, ни девушки. Только уголовка… Я жил в милицейском общежитии, чтобы постоянно быть под рукой. Без меня не обходилась ни одна большая операция…
Что было бы, если бы моя пуля попала в цель?!
Страшно подумать…
Я сел на край тротуара. Сердце мелко кололо крохотными иголками, его словно опустили в стакан с «боржомом».
«Двадцать шесть лет дураку! Здоровый неумный лось. Бегу, стреляю, не зная куда…»
Несколько дней я ходил сам не свой…
В то лето в Костроме стоял небывалый для северных широт зной и была дикая влажность. В кабинетах было душно, словно в парилке. Мы ходили пропотевшие, жаркие и мечтали о прохладе, а в глаза мне все лезла лежавшая под стеклом на столе рядом с длинным списком номеров на рамах краденных велосипедов газетная вырезка – сообщение о снеге, выпавшем в эти дни в Южном полушарии…
Отсюда «Снегопад в Перу»…
Ночная езда много спокойнее дневной.
Я получал удовольствие от бестревожной езды. Долгую череду красных огней впереди невидимой нитью быстро тащило к неразличимому в темноте горизонту. Вскоре я был уже далеко и от элитного дома, и от автостоянки, где девушка оставляла машину.
Я гнал по Ленинградскиму шоссе и вскоре миновал Речной вокзал и узкий язык залива справа, перед мостом через канал имени Москвы, где в детстве однажды, не умея плавать, тонул…
Я был недалеко от Левобережной, когда мне нахвост сел подозрительный темноватого цвета «жигуль», он тянулся за мной до самых Химок, на всякий случай я записал его номер, чтобы дома внести его в свой компьютер вместе с номерами других машин, из которых за мной могли наблюдать. В том числе чужого автотранспорта, припаркованного в нашем дворе.
На всякий случай, чтобы не притащить хвост к самому подъезду, я погнал мимо своего дома…
Недалеко от поворота к оптовому рынку я позволил подозрительной машине обогнать себя, сделал еще несколько незапланированных поворотов. Движения в городе почти не было. Возле улицы Восьмого марта «жигуль», преследовавший меня, отстал. Отсюда было уже рукой подать до моего гаража…
В ХИМКАХ
На столе меня ждала записка. Жена писала:
«На рассвете сыграют учебную тревогу. Проверяющие приедут из Министерства. Начальство рекомендовало всем зараннее подтянуться ближе, так чтобы проверяющим не ждать долго…»
Жена работала в Московской Академии МВД в Конькове. Эту ночь ей лучше было провести у себя, в общежитии Академии, на улице Академика Волгина…
Ничего нового в этом не было.
«Знакомые игрушки начальства…»
Когда я еще служил, так было тоже.
В Управлении происходила как бы случайная утечка информации. Становились известны примерные часы ночного учения, и вот все сотрудники заранее, еще с вечера, собирались на службу, а некоторые и вообще после работы не уезжали домой. Все проверяемые оказывались под рукой еще до объявления тревоги, явка оказывалась мгновенной и стопроцентной…
Далее в записке было написано, что мне следует есть.
Я поджарил котлеты и разогрел макароны. Макароны с котлетами – это не какой-нибудь армянский ишхан-хоровац. Из холодильника появилась морозная в ледяных разводах бутылка «гжелки»…
Работал телевизор – десятка два женщин и мужчин обсуждали серьезно и откровенно то, что говорил им какой-то человек в маске. Я не прислушивался.
Несмотря на данное заказчику обязательство, я не мог не думать о сути порученного мне.
По утрам я оставлял девушку на автостоянке и не проявлял интереса к тому, что происходит потом. Пользуется ли она другой машиной? Например, такси. Или идет пешком? В какую сторону? Куда? Собственно, мне даже запрещалось этим интересоваться. И это меня поначалу устраивало.
Около шести вечера она появлялась на стоянке, чтобы снова сесть за руль, возвратиться домой, на Северо-Запад, и первым делом выйти с собакой.
Так продолжается день за днем. И, похоже, может длиться бесконечно…
Я буду все так же ставить свой «жигуль» неподалеку, среди иномарок, заполняющих пространство вокруг элитного двора, и наблюдать за тем, как эти двое прогуливаются, держась на расстоянии длинного поводка.
И так до конца срока моего заказа?!
Стройная фигурка – то в спортивной куртке, то в длинной, до щиколоток, шубе и бегущая на поводке белая, как снег в лесу, крупная лайка с закрученным хвостом все будут мелькать рядом с моей машиной…
«Да нет! Неспроста все это… Вот что! Что-то должно произойти!»
У девушки ни друзей, ни подруг, она ведет уединенный образ жизни, не принимает гостей. Ей не звонят, и она тоже практически не обращается к телефонной трубке. Живет ожиданием чего-то? Она почти не продвинулась в чтении своей толстой книги на английском, что лежит в ее спальне…
Возможно, все это с лихвой возмещалось в те часы, когда я не мог за ней наблюдать, на работе, так что дома ей было не до телефонного общения, не до книг. Не исключено также, что она была случайным человеком в столице, провинциалкой, и родители ее и друзья остались где-то далеко, в другом городе. Или даже стране… Но и в этом случае за более чем недельный срок, пока я вел наблюдение, от них могла поступить хотя бы весточка…
Девушка была из состоятельных. Об этом, кроме элитной квартиры, свидетельствовала покупаемая косметика: только импортная продукция и только лучших фирм…
«Все тут непросто…»
И этот «жигуль», преследовавший меня.
И необычные предосторожности, входившие в условия заказа…
Кто готов был платить тысячи баксов за видеозапись, на которой молоденькая телка ежедневно массирует себя у зеркала?.. Но кто и с какой целью этим интересуется? В связи с чем?
Это было главным. Это и настораживало.
Мне платили большие деньги за работу, не требующую высокой профессиональной квалификации. Мне не предлагали установить личность девушки, проследить интимные и дружеские ее связи, исследовать материальное положение, заглянуть в ее счета в банках, в том числе зарубежных, – в общем, проделать все то, что входит в понятие конкурентной разведки и за что принято платить большие бабки частному детективу…
Вместо этого от меня требовалось только вертеть баранку два раза в день, а затем по нескольку часов любоваться у монитора соблазнительным юным телом и еще держать язык за зубами.
Профессионально неинтересный и отчасти даже пресный заказ…
Зачем все это требовалось моему заказчику?
Основных версий могло быть по меньшей мере две.
Семейно-любовная включала в себя все теоретически возможные варианты, связанные с взаимоотношениями полов: слежка за женой или любовницей, получение доказательств верности или, наоборот, измены…
Обычно я быстро оставлял любовно-семейный вариант ввиду его стандартности и плавно переходил к бандитскому.