Любовь? Любовь испортила жизнь ей, Юльке, чего уж перед собой лукавить - да, испортила! Сделала ее пустой и нищей. Можно до бесконечности перечислять все минусы и провалы в жизни, которые явились следствием именно ее, любви. А сейчас - ее отсутствия. Такой вот парадокс. Отдавшись ей без остатка и лишившись ее становишься живым мертвецом, которому ничего уже не надо. Даже дочка (кстати, скоро за ней идти в садик) не особенно волнует: сыта, здорова и слава Богу! Оказывается, отсутствие Любви приводит к уменьшению одноименного чувства к близким - родителям и детям - вот какая выводится формула.

Отсюда вывод: лучше ее и не знать, не испытывать, бежать от первых, ее признаков, очертя голову, жить умом и расчетом, без страстей, испытывать нормальные чувства к детям и старикам, животным и всему человечеству в целом.

Юлька восстала из пледа. На ее лице была написана решимость. Зашнуровывая кроссовки, дабы идти за дочкой, она почти успокоилась: все эти свои мысли она выскажет Максу, все ему разобъяснит, он всегда ей верил… А Ритке просто нужен самец - и это она ему тоже скажет, мол, конечно, муж наскучил, а тут такой молодой красавец… Не отдам я тебе брата, Ритка, фиг тебе, журналюга неудачливая!

Звонок в дверь был какой-то робкий, неуверенный. Кто бы это мог быть? Вера Георгиевна тяжело, вперевалку пошла открывать. Как болят ноги, спина! Эта бесконечная возня с мамой, почти неподвижной, тяжелой, брюзгливой… На пороге - Роман.

– Ты?

– Здравствуй, мама!

– Как ты давно… Заходи, заходи! - Вера Георгиевна засуетилась, разволновалась: «Рома, Ромасик пришел. Может, это добрый знак?» Знак - чего? Какая ерунда!

– Как там Ася, ваша дочь? - торопливо заговорила Вера, усадив сына в кухне за стол и захлопотав у плиты.

– Наша дочь… она еще и твоя внучка, - грустно сказал Рома.

– Да-да, конечно, прости! Как она?

– Все в порядке, ходит в сад, по выходным ездит к бабе Люсе.

Вера вздрогнула. «Лю-у-ся! Лю-у-усенька!» Интересно, был бы Костя рад, что у них общая внучка? Этот вопрос преследовал Веру с того момента, как Аська родилась. И именно поэтому у нее не возникало желания видеть эту девочку. Абсолютно никакого! «Бабушкинский инстинкт на нуле», - шутила она сама с собой.

– А как бабушка? - спросил Рома.

– А, - Вера махнула рукой. - Все так же, ни в ту, ни в другую сторону.

– «В ту» - я понимаю, а что есть «в другую»?

– Не лицемерь, Рома, ты все прекрасно понимаешь! - И она тяжело вздохнула. Роман внимательно поглядел на мать и ужаснулся: старуха! Такая же, как бабушка, только ходячая. Волосы все седые, редкие, всклокоченные, глаза потухшие, под набрякшими веками. И согнулась мать как-то вся, будто горб у нее растет. Жалость захлестнула Ромку.

Но, пока он разглядывал мать, та тоже исподволь разглядывала сына и ужасалась не меньше: был же интересный парень, а что от него осталось? Худющий, бледнющий, неухоженный какой-то, на плечах килограмм перхоти. Последний раз он заходил месяцев пять назад, денег принес на лекарство… Он был в куртке, шапке, как-то не так было заметно, какой он щуплый и заброшенный. Ему тридцать два, а выглядит на сорок. И не мужик, а какой-то веник, или как там сейчас говорят - «совок». Костя и то был мужчина помасштабнее, попрезентабельнее.

И мать с сыном бросились вдруг к другу в порыве взаимной жалости, всхлипнули, обнялись. «Переехали нас, как трамваи, все эти «Люси-Люсеньки», - думала Вера, впрочем, без ненависти, вполне остыв от всех былых страстей.

– Я уже старенькая, малыш.

– Зови меня только Максом. Я тебе дам - малыш. И в каком это месте ты старенькая?

– А вот в этом, - Рита подергала себя за волнистую прядь волос, выбившуюся из стянутого пестрой резинкой «хвоста». Видишь, сколько седых?

– Ну-ка, ну-ка… - Макс погладил прядку, потом поднес ее к губам и нежно поцеловал. - Они не седенькие, они - серебряные. Дурочка, это волшебные волосы, чем их больше, тем человек счастливее, красивее и умнее.

– Да-а? Ну, в таком случае, я пока что все-таки несчастная, уродина и дура.

– Мадам, на вас не угодишь!

– Не дерзи старшим!

– А ты прекрати закомплексовывать меня своим возрастом! Я и так знаю, что убог и сир.

– Дурачок! Это я - старая идиотка!

– Сейчас дам в зубы! Как ровеснице.

– Чудовище, ты бьешь девочек?

– А как же? Без этого я давно умер бы от скуки. Бить девочек - это ж кайф!

– Слушай, Макс… А ты уже влюблялся?

– Десять тысяч раз. Последний - в Мадонну.

– Я серьезно…

– А если серьезно… Ну-ка, поди сюда! Давай, давай… - он властно взял ее голову своими большими ладонями и приблизил ее лицо к своему. - Если серьезно, то я люблю тебя, Рита. Я схожу с ума, я не могу без тебя вот уже две недели, с того самого дня. Я люблю тебя…

– И я люблю тебя… - прошептала Рита. Он начал нежно ее целовать: лоб, глаза, щеки, губы, так нежно и осторожно, будто боясь спугнуть. Рита закрыла глаза, у нее закружилась голова. Закружилась так, как никогда раньше. Разве только тогда, лет пятнадцать назад, с Гошей было что-то подобное? Кажется…

– Ой! - вдруг вскрикнула она и с силой оттолкнула от себя Макса.

– Что такое? Ты что? - испугался тот.

– Макс, на что это похоже? Стоим в подъезде, как будто мне в самом деле пятнадцать лет! А мне, между прочим, домой пора, к сыну, маму отпускать, муж скоро придет…

– Я хочу познакомиться с твоим сыном.

– Сбрендил?

– Он похож на тебя?

– Очень… Познакомиться… Забудь об этом. Пока что…

– А… Мы так и будем бродить по улицам и кафешкам? Почему ты не хочешь прийти ко мне в выходные? До ноября мои предки все уикенды проводят на даче.

– Гений! Дома я что скажу?

– Наври про тетку.

– Глупее не придумать!

– Сама же говорила: твоя мама с ней не общается, муж сроду сам не позвонит…

– Тебе в голову не приходит, что тетя Сима может мне позвонить именно в тот момент, когда я якобы буду у нее. Трубку возьмет Гоша…

– Проклятие телефонизации, телефонам и тому, кто это изобрел!

– Есть другой вариант… - Рита задумчиво кусала губы.

– Ну?

– У меня же свободный график… С утра пораньше я отведу Ваню к маме, по-быстренькому съезжу к тете Симе, всем скажу, что потом хочу пройтись по магазинам. А сама вернусь домой.