МЧК работала под руководством ВЧК, но имела и некоторую автономию.

Тюрьму МЧК в Москве называли "Корабль смерти", так как она помещалась в подвале и туда спускались по крутой лестнице, напоминавшей корабельную, ведущую в трюм.

Писатель М.А.Осоргин пять дней провел в этой тюрьме. "Яма, подвальное светлое помещение... сейчас - знаменитый Корабль смерти, - так описывает он тюрьму ВЧК. - Пол выложен изразцовыми плитками. При входе - балкон, где стоит стража, молодые красноармейцы, перечисленные в отряд особого назначения, безусые, незнающие, зараженные военной дисциплиной и страхом наказания. Балкон окружает "яму", куда спуск по винтовой лестнице и где семьдесят человек, в лежку, на нарах, на полу, на полированном большом столе, а двое и внутри стола - ждут своей участи".

Для Осоргина его пребывание в "Корабле смерти" окончилось благополучно, и благодаря этому мы можем прочесть о нем в его воспоминаниях.

"Проходят дни в ожидании. Есть несколько книжек, в их числе "Виктория" Кнута Гамсуна. Я облюбовал в подвале отдельную, пристроенную из досок комнату, куда никто не заходит. Лежу на лавке и читаю Гамсуна. Какая нежная книга! Это - комната смертников, но сейчас пустует, так как пока все, кто нужно, расстреляны. На стенах прощальные надписи. Мой арест случаен. Бывают также случайные расстрелы; бывают и такие же освобождения. Союз писателей еще пользуется некоторым вниманием: я член его правления. Меня освобождает лично Каменев, народный комиссар, член Совета рабочих депутатов. "Маленькое недоразумение, - поясняет Каменев, - но для вас как писателя это материал. Хотите, подвезу вас домой, у меня машина". Я отказываюсь, вскидываю на плечи свой узелок и шагаю пешком. За пять дней в Корабле смерти я действительно мог собрать кое-какой материал, если бы сам не чувствовал себя бездушным материалом. На расстрел был уведен только один бледный мальчик с порочным лицом: его опознал "комиссар смерти", иногда приходивший взглянуть с балкона внутрь нашей ямы; сам - бывший бандит, теперь - гроза тюрьмы и герой террора, он узнал мальчика, моего второго соседа, весело его окликнул, и затем заключенный был вызван "по городу с вещами". Мы знали, что он не вернется".

На чекистском жаргоне расстрельный приговор назывался "уехал по городу с вещами", так порой, развлекаясь, отвечали родственникам, пришедшим узнать о судьбе близкого человека, в справочной ЧК.

В ноябре 1919 году в тюрьму МЧК - "Корабль смерти" - был привезен из Калуги К.Э.Циолковский. Чекистам поступил донос, что он связан с неким "штабом повстанческих отрядов Спасения России", поэтому его взяли. Первого декабря следователь МЧК закончил допросы Циолковского и представил начальству свое предложение: "Ввиду полной недоказанности виновности Циолковского, но твердо в душе скрывающего организацию Союза возрождения России и подобные организации, предлагаю выслать гр-на Циолковского в концентрационный лагерь сроком на 1 год без привлечения к принудительным работам ввиду его старости и слабого здоровья". К счастью, начальник Особого отдела МЧК Е.Г.Евдокимов распорядился прекратить дело и освободить Циолковского.

ВЧК начало занимать здания и по самой Большой Лубянке, и в переулках: в Кисельном переулке был занят под тюрьму частный дом, а его хозяин пополнил собой число заключенных в ней. Об этом вспоминает известный религиозный деятель баптист В.Ф.Марцинковский. Здания закрытого Сретенского монастыря использовались под общежитие чекистов. Затем наступила очередь домов страхового общества "Россия" на Лубянской площади, куда переместились основные "производственные площади" ВЧК, и именно этот комплекс стали называть в народе Лубянкой.

Но и прежние здания ВЧК и МЧК остались во владении органов госбезопасности.

В 1922 году в Берлине партией эсеров была издана книга "Че-Ка", в которой были собраны материалы о деятельности ВЧК за 1918-1921 годы, в основном - свидетельства очевидцев. Среди этих материалов очерк "Корабль смерти" - о тюрьме МЧК. В нем автор подводил страшный для России итог деятельности "железного Феликса" и его соратников за то время, когда Дзержинский, в доме № 11 по Большой Лубянке, как сообщает мемориальная доска, "работал на посту председателя Всероссийской чрезвычайной комиссии".

"И мы знаем своим потрясенным разумом, и мы видели своими помутившимися глазами то, чего не знали и не видели десятки прошлых поколений, - пишет автор очерка "Корабль смерти", - о чем смутно будут догадываться, читая учебники истории, длинные ряды наших отдаленных потомков...

Нас не пугает уже таинственная и некогда непостижимая Смерть, ибо она стала нашей второй жизнью. Нас не волнует терпкий запах человеческой крови, ибо ее тяжелыми испарениями насыщен воздух, которым мы дышим. Нас не приводят уже в трепет бесконечные вереницы идущих на казнь, ибо мы видели последние судороги расстреливаемых на улице детей, видели горы изуродованных и окоченевших жертв террористического безумия, и сами, может быть, стояли не раз у последней черты.

Мы привыкли к этим картинам, как привыкают к виду знакомых улиц, и к звукам выстрелов мы прислушиваемся не больше, чем к звуку человеческих голосов.

Вот почему перед лицом торжествующей Смерти страна молчит, из ее сдавленной груди не вырывается стихийный вопль протеста или хотя бы отчаяния. Она сумела как-то физически пережить эти незабываемые четыре года гражданской войны, но отравленная душа ее оказалась в плену у Смерти. Может быть, потому расстреливаемая и пытаемая сейчас в застенках Россия молчит..."

Н.М.Карамзин, завершая рассказ о царствовании Ивана Грозного, пишет: "Стенания умолкли, жертвы истлели, и старые предания затмились новейшими, народ... отвергнул или забыл название Мучителя, данное ему современниками, и по темным слухам о жестокости Иоанновой доныне именует его только Грозным".

С эпохи Дзержинского, эпохи "расправы без юстиции", прошло достаточно много лет, сменились поколения, лживые "новейшие предания" затмили истинный облик исторического персонажа, наши современники - работники органов госбезопасности - продолжают называть себя чекистами, и в их кабинетах, как иконы, висят портреты Дзержинского... И это дает повод для размышлений...