Тамерлан проснулся в ужасе, он созвал на совет мудрецов и советников, рассказал о виденном и спросил: "Что предвещает этот сон и кто эта Жена в такой славе в небесной высоте ходящая с грозным воинством?"

Мудрецы объяснили: "Эта Жена - Матерь Христианского Бога, Заступница русских, сила ее неодолима, и, явившись в окружении своего воинства, она дает тебе знак, что будет биться за христиан против нас".

"Если христиане такую заступницу имеют, мы всем нашим тьмо-численным войском не одолеем их, но гибель обретем", - сказал Тамерлан и повелел своему войску тотчас уходить с Русской земли.

Русский летописец-современник тогда же описал все эти события, и позднейшие летописцы включали его рассказ в свои летописные своды. А кроме того, в виде особой повести он получил большое распространение по всей Руси, его читали и переписывали во всех русских княжествах - на востоке и на западе, на юге и на севере, поэтому до нашего времени он дошел в большом количестве списков ХVI-ХVII веков, хранящихся во многих архивах и музеях.

Современные историки и литературоведы в своих работах обычно называют это сочинение сокращенным названием: "Повесть о Темир Аксаке". Но чтобы почувствовать его стиль, а также и отношение наших предков к этому поистине заветному преданию, стоит обратить внимание на полное название: "Повесть полезная, из древних сказаний сложенная, представляющая преславное чудо, бывшее с иконой Пречистой Богородицы, которая называется Владимирской, как пришла она из Владимира в боголюбивый град Москву, избавила нас и город наш от безбожного и зловерного царя Темир Аксака".

Вернувшись в Москву, великий князь Василий Дмитриевич, рассказывается в "Повести о Темир Аксаке", "упав сердечно пред ликом святой иконы, пролил слезы умильные из очей своих и говорил: "Благодарю Тебя, Госпожа Пречистая, Пренепорочная Владычица наша Богородица, христианам Державная Помощница, что нам защиту и крепкую оборону явила; избавила Ты, Госпожа, нас и город наш от зловерного царя Темир Аксака".

Затем князь держал совет с митрополитом о том, что такое предивное чудо Богоматери не должно остаться без поминовения и праздника, и вскоре была воздвигнута деревянная церковь во имя Сретения чудотворной иконы Божией Матери на Кучковом поле, подле церкви Марии Египетской, где произошла встреча, а также установлен ежегодный праздник в честь этого события 26 августа.

Два года спустя по распоряжению и благословению митрополита был основан монастырь, названный Сретенским, и церковь Сретенья Владимирской иконы Божией Матери стала ее собором.

С этого времени дорога из города (а городом назывался Кремль) к месту встречи иконы-чудесной спасительницы в народе получила название Сретенской, а когда дорога обстроилась и превратилась в улицу, за ней осталось то же название. С течением времени в московской живой речи Сретенская улица стала Сретенкой. Так мы называем эту старинную улицу и сегодня.

С тех пор как дорога стала называться Сретенской, в летописях исчезает название Кучково поле, пропадает оно и из живой речи, знают и помнят его лишь историки.

В некоторых статьях встречается утверждение, что древнее название Москвы - Кучково. В связи с возвращением улицам Москвы исторических названий, когда, в частности, Лубянской площади и Большой Лубянке, переименованным коммунистами в площадь и улицу Дзержинского, были возвращены их исконные названия, противники возвращения выдвигали как "научное" обоснование необходимости оставить все, как есть, такой аргумент: тогда и Москве надо вернуть название Кучково.

Однако Кучково и град Москва, как можно видеть из исторических документов, два разных населенных пункта, между которыми, по меркам того времени, было довольно большое расстояние, так как первое находилось "далече за градом".

В 1480 году над Москвой снова нависла угроза страшного татарского нашествия. На этот раз вопрос шел о том, увенчается ли успехом столетняя борьба против татарского ига или придется Руси жить под ним еще неизвестно сколько времени.

В 1476 году великий князь Московский Иван III сделал решительный шаг: объявил ханскому послу, что отныне и навсегда Русь отказывается подчиняться приказам и распоряжениям хана и прекращает платить дань Орде. Три года спустя хан Большой Орды Ахмат прислал в Москву посольство с грозной грамотой-баисой, называвшейся также басмой, в которой, величая себя, унижал московского князя и требовал полной выплаты дани за все недоимочные годы, за невыплату же грозил наказанием.

Иван III, вместо того чтобы выслушать послание хана, стоя на коленях, как того требовал установленный татарами обычай, разорвал басму, бросил на пол и растоптал. Послов, кроме одного, приказал умертвить, а оставленного отпустил в Орду, сказав: "Спеши объявить хану виденное тобою; что сделалось с его басмою и послами, то будет и с ним, если он не оставит меня в покое".

На дерзкий вызов Ивана III хан Ахмат в гневе воскликнул: "Так вот как поступает раб наш князь Московский!" - и объявил сбор большого похода на Русь. Всем подвластным ему ханам и владетельным князьям он приказал идти вместе с ним. Кроме того, он заключил союз с Польшей и Литвой, что они также начнут войну против Москвы, и союзники договорились о времени и месте встречи армий.

В середине лета татарское войско двинулось в поход.

Получив известие о приближающемся войске Ахмата, Иван III отправил русские полки занять позиции по Оке - на обычном пути, которым татары приходили на Русь. Однако Ахмат не пошел обычным путем татарских вторжений, а вышел западнее главных русских сил к реке Угре - притоку Оки, где должна была состояться встреча с литовцами. Татары пытались с ходу форсировать Угру. Русские сторожевые отряды вступили с ними в бой. Четыре дня шли бои за переправу, татары отступили и встали лагерем.

Между тем к Угре подтянулись основные русские силы и также встали лагерем.

Каждый день шли мелкие стычки, возникала перестрелка, но ни одна из армий не начинала сражения.

Татары ожидали подкреплений: войск литовского князя и польского короля. Иван III знал об этом. Напряжение нарастало. Среди русских воевод нашлись два близких к великому князю боярина - его любимцы Ошер и Григорий Мамон, которые не верили в победу русских. "Сии, - пишет Карамзин, - как сказано в летописи, тучные вельможи любили свое имение, жен и детей гораздо более отечества и не преставали шептать государю, что лучше искать мира". Эти воеводы готовы были подчиниться игу Орды. Дрогнул и великий князь. Он оставил войско и вернулся в Москву.