В заключение рассказа о митрополите Илларионе приведу стихотворение, о котором шла речь в его разговоре с Олегом Васильевичем Волковым. Это стихотворение принадлежит А.Н.Майкову.

Не говори, что нет спасенья,

Что ты в печалях изнемог:

Чем ночь темней, тем ярче звезды,

Чем глубже скорбь, тем ближе Бог...

Теперь вернемся к началу 1920-х годов, когда совету общины Сретенского монастыря удалось спасти от закрытия Владимирский собор, защититься от обновленцев и сохранить приход.

Колокола Сретенского монастыря славились в Москве своей мелодичностью. Один из последних дореволюционных путеводителей "Всеобщий путеводитель по Москве и окрестностям", вышедший в 1915 году и по обширности заявленной программы вынужденный писать лишь только о самых значительных достопримечательностях, тем не менее приглашает послушать великолепные колокола Сретенского монастыря.

12 июня 1920 года Н.П.Окунев, запись из дневника которого приводилась ранее, отметил новое звучание сретен-ского колокольного звона:

"Прошел домой мимо Сретенского монастыря, не закрытого еще в полном объеме, но оставшегося с одной только церковкой и братией человек в 5. Но от былого остались музыкально подобранный звон и звонарь, какой-то удивительный человек - я вижу его, он "штат-ский", тощий, болезненный, типа старых сухаревских мелких торговцев. Еще бы чуть-чуть попотрепаннее одеяние, ну и подавай ему Христа ради копеечку. Такова наружность, а кто его знает, может, он богатый человек, любитель позвонить. В нем нет профессионального звонаря, он несомненно дилетант, но зато какой в своей сфере гениальный! Я, по крайней мере, никогда не слышал такого замечательного звона. Когда он звонит, на углу Сретенки и Сретенского переулка всегда собирается толпа и смотрит на его переборы по веревочкам. Голова без шапки, закинута вверх, - точно смотрит в небо и аккомпанирует ангелам, поющим гимн Богу. Так играют вдохновенные пианисты, смотрящие не на клавиши, а куда-то ввысь..."

Этот звонарь - Константин Сараджев - еще одна московская легенда 1920-х годов. Он не был профессиональным звонарем и звонил на разных колокольнях. У него был круг поклонников из любителей и знатоков колокольного звона и музыкантов-консерваторцев, которые заранее узнавали, где и когда он будет звонить, и приходили слушать.

После того как в 1977 году была напечатана документальная повесть А.И.Цветаевой "Сказ о звонаре московском", имя Константина Константиновича Сараджева приобрело широкую известность.

К.К.Сараджев родился в 1900 году в Москве. Отец - профессор Московской консерватории, скрипач, дирижер, мать - пианистка. Детство и отрочество Сараджева прошло на Остоженке. С раннего детства он прислушивался к звону колоколов окрестных церквей, благо вокруг их было много. Особенно привлекали его внимание колокола Замоскворечья - церкви Преподобного Марона у Крымского моста, знаменитый колокол Симонова монастыря...

Сараджев обладал особым абсолютным слухом. Музыканты с абсолютным слухом в звуке колокола различают три основных тона, он же слышал более восемнадцати, а в октаве он, по его словам, четко различал 1701 тон.

Хотя Сараджев жил в музыкальной семье, музыке систематически не учился и всем музыкальным инструментам предпочитал колокола. Он свел знакомство с московскими звонарями, в четырнадцать лет ему удалось самому позвонить на колокольне, и с тех пор колокола заняли все его мысли. Наиболее интенсивная его деятельность по изучению и пропаганде колокольного звона падает на 1920-е годы. В это время Сараджев не только звонит, открывая и осмысливая музыкальные возможности колоколов, но и работает над теоретическим трудом "Музыка - Колокол". Он обследовал 374 колокольни Москвы и Подмосковья, составил их каталог с музыкальной нотной характеристикой звучания каждого колокола.

Среди музыкантов, ходивших слушать Сараджева, А.И.Цветаева называет композиторов Р.М.Глиэра, Н.Я.Мясковского, М.М.Ипполитова-Иванова, А.Ф.Гедике - органиста, профессора Московской консерватории.

Известный хоровой дирижер А.В.Свешников слушал звон Сараджева на колокольне Сретенского монастыря. "Звон его, - вспоминает Свешников, совершенно не был похож на обычный церковный звон. Уникальный музыкант! Многие русские композиторы пытались имитировать колокольный звон, но Сараджев заставил звучать колокола совершенно необычайным звуком - мягким, гармоничным, создав совершенно новое их звучание".

Сараджев мечтал об устройстве специальной "Московской Художественно-Музыкально-Показательной Концертной колокольни". Музыкальная общественность поддерживала его ходатайство перед Наркомпросом о создании такой звонницы. Но во второй половине 1920-х годов в России настали роковые времена для церковного колокольного звона и колоколов: колокольный звон как "нарушающий общественный покой" был запрещен, закрывались и разрушались церкви и колокольни, снимались и отправлялись в переплавку колокола.

Наступила очередь и звонницы Сретенского монастыря.

В 1927 году живший по соседству с монастырем член партии "с дореволюционным стажем" ответственный работник ВСНХ Н.С.Попов отправил письмо тогдашнему председателю Моссовета К.Я.Уханову, также партийцу с 1907 года, бывшему слесарю:

"Тов. Уханов!

Ты хозяин Москвы: обрати, пожалуйста, внимание на Б. Лубянку. Стоит тут развалина, называемая храмом божьим, живут в нем какие-то Братские общества и т.п., а улица от этого страдает: уже не один человек в этом месте раздавлен трамваем. Улица в этом месте благодаря этой балдахине имеет искривленный вид и, если ее снести, а снести ее надо, то будет совершенно другая улица с свободными проходами. Улица слишком бойкая. Во дворе как раз в этом месте, где стоит эта чертова часовня, где гуляют только кошки и мыши, стоит еще колокольня, где сумасшедший какой-то профессор выигрывает на колоколах разные божеские гимны, ничего абсолютно нет. Тебе как хозяину Москвы во имя благоустройства города надо в конце концов обратить внимание...

С коммунистическим приветом - По-пов Н.С.".