На Руси образ Пантелеймона, несмотря на то что на иконах он изображался юношей, в народном представлении слился с образом русского народного целителя - мудрого старца-травника, исцеляющего не только телесные недуги, но и духовные.
Именно таким нарисовал его Н.К.Рерих на картине "Пантелеймон-целитель" (1916 г.). В этой же традиции написана Алексеем Константиновичем Толстым баллада "Пантелей-целитель". На написание этой баллады поэта подтолкнула народная песня "Пантелей-государь", напетая ему Н.В.Гоголем.
Художественный образ Пантелея, созданный народной фантазией, эпичен и вневременен, он выражает черту национального характера и национальной жизненной философии. А.К.Толстой совершенно справедливо воспринимает его как своего современника, живущего в эпоху торжества нигилизма и начинающейся нечаевщины.
Несмотря на то что эта баллада при своем выходе в 1866 году пользовалась успехом (в журнале "Литературные новости" критик отметил: "В "Русском вестнике" очень читались два стихотворения гр. А.К.Толстого "Пантелей-целитель" и "Чужое горе". В наше время успех стихов - дело удивительное..."), либерально-нигилистическая общественность посчитала ее клеветнической сатирой на себя, и впоследствии, включая и советское литературоведение, балладу старались не популяризировать, и она до сих пор пребывает в тени, хотя и достойна внимания. Кроме отражения тогдашней злобы дня, она создает великолепный народно-традиционный образ святого целителя. Полагаю, что читатель от ее чтения получит истинное художественное наслаждение.
Пантелей-целитель
Пантелей-государь ходит по полю,
И цветов и травы ему по пояс,
И все травы пред ним расступаются,
И цветы все ему поклоняются.
И он знает их силы сокрытые,
Все благие и все ядовитые,
И всем добрым он травам, невредныим,
Отвечает поклоном приветныим,
А которы растут виноватые,
Тем он палкой грозит суковатою.
По листочку с благих собирает он,
И мешок ими свой наполняет он,
И на хворую братию бедную
Из них зелие варит целебное.
Государь Пантелей!
Ты и нас пожалей!
Свой чудесный елей
В наши раны излей,
В наши многие раны сердечные!
Есть меж нами душою увечные,
Есть и разумом тяжко болящие,
Есть глухие, немые, незрящие,
Опоенные злыми отравами,
Помоги им своими ты травами!
А еще, государь,
Чего не было встарь,
И такие меж нас попадаются,
Что лечением всяким гнушаются.
Они звона не терпят гуслярного,
Подавай им товара базарного!
Всё, чего им не взвесить, не смеряти,
Всё, кричат они, надо похерити!
Только то, говорят, и действительно,
Что для нашего тела чувствительно;
И приемы у них дубоватые,
И ученье-то их грязноватое!
И на этих людей,
Государь Пантелей,
Палки ты не жалей
Суковатыя!
Рядом с Пантелеймоновской часовней по Никольской улице стояли два жилых дома постройки второй половины XVIII - начала XIX века. Между ними отходил влево переулочек - Никольский тупик, ведущий к старинной церквушке - Троицы в Старых полях. Тупик упирался в Китайгородскую стену, к которой почти вплотную стояла церковь. (Сейчас археологами при работах по реставрации Третьяковского проезда раскрыты ее фундаменты и доступны для обозрения.)
В Никольском тупике и вокруг церкви Троицы в Старых полях в конце XIX - начале XX века располагались многочисленные лавочки мелких книготорговцев, торговавших новыми и старыми книгами самого разнообразного содержания и ценности. Этот "книжный ряд" пользовался широкой известностью в Москве, сюда заходили и крупные библиофилы, и полуграмотные читатели бесконечных выпусков романа о похождениях разбойника Чуркина.
Кроме книжной торговли, это место известно своим историческим прошлым. Здесь, на берегу Неглинной, в ХV-ХVI веках находилось "поле", где вершился "Божий суд". (Отчего и церковь называлась - "В Старых полях".) Все, конечно, помнят замечательное описание его в романе А.К.Толстого "Князь Серебряный". На этом поле тяжущиеся сходились в судебном поединке: кому Бог дарует победу - тот и прав.
Построенная в ХVI веке Китайгородская стена отделила церковь от собственно "поля", где проходили поединки, старинная церковка оказалась в углу под стеной.
Этот необычайно живописный и характерный уголок старой Москвы с огромной теплотой и любовью изобразил на нескольких цветных гравюрах художник И.Н.Павлов.
Книжные лавочки в Никольском тупике, хотя на их вывесках и значилась с некоторой претензией фирма: "Книжная торговля такого-то" были, как правило, малы, тесны, располагались в сараюшках, чуланах, загороженных переходах щелях между домами. Темный узкий полуподвал без окон, дневной свет в него проникает лишь через дверь, поэтому здесь всегда темно, и днем горит подвешенная к потолку коптящая керосиновая лампа. Такой описывает коллекционер П.И.Щукин лавку одного из самых известных букинистов Никольской - П.Л. Байкова.
На одной из гравюр И.Н.Павлова изображена "Книжная торговля А.А.Астапова" - маленький чулан с раскрытой дверью, у которой сидит хозяин с книгой в руках, а за ним видны книжные полки.
Афанасий Афанасьевич Астапов пользовался большой известностью среди книжников конца XIX - начала ХХ века, особенно собиравших литературу по истории и по Москве. Именно эти книги привлекали в его лавочку архитектора И.Е.Бондаренко, который в своих воспоминаниях пишет о нем с любовью и уважением:
"Низенькая деревянная лавочка с одним маленьким оконцем была сплошь упресованна книгами настолько, что, когда я однажды спросил нужную мне книгу, Астапов ответил: "Да вон она, только достать ее нельзя, потолок рухнет", - и указал на столб из книг, поддерживающий провисшую балку. Кроме этой лавки был у него тут же во дворе, в подвале, еще склад. И книг было изобилие. Весь ученый мир шел к Астапову, зная, что у него наверное есть какая-нибудь редкая книга на нужную тему. Здесь бывали и московские коллекционеры. Особенно часто я встречал толстого Алексея Петровича Бахрушина, А.В.Орешникова, Д.В.Ульянинского, Е.В.Барсова и других книголюбов.