— Ну, вот, — сказал он небрежно. — Проблема решена.

Ханна трижды открывала рот, прежде чем смогла заговорить.

— Почему вы сделали это? Мне было бы совсем несложно занести ее в дом!

Казалось, его позабавило ее изумление.

— А я–то считал, что вам понравится мое равнодушие к материальным благам.

Ханна уставилась на него, будто у него внезапно выросли рога.

— Я бы не назвала это равнодушием к материальным благам, скорее неуважением к ним. А это во всех отношениях так же плохо, как и придавать им слишком большое значение.

С лица Боумена исчезла улыбка, когда он понял, насколько она сердита.

— Мисс Эплтон, в Стоуни–Кросс–Мэнор имеется, по меньшей мере, десять других фарфоровых сервизов, и в каждом столько чашек, что их достаточно, чтобы напоить кофе весь Гэмпшир. Чашек здесь хватает.

–Это не имеет значения. Вы не должны были ее разбивать.

Боумен сардонически фыркнул.

— У вас всегда была такая страсть к фарфору, мисс Эплтон?

Без сомнения, он был самым несносным мужчиной, с которым она когда–либо сталкивалась.

— Уверена, вы сочтете неудавшейся вашу попытку позабавить меня бессмысленным разрушением.

— А я уверен, — гладко парировал он, — что вы используете это как предлог, чтобы избежать прогулки со мной.

Ханна на миг взглянула на него. Она знала, что раздражала его тем, что для нее была так важна утрата маленького фарфорового изделия, не имевшего никакого значения. Это был хамский поступок богача — преднамеренное уничтожение чего–либо безо всякой причины.

Боумен был прав, Ханна действительно испытывала желание отказаться от предложенной прогулки. С другой стороны, прохладный вызов в его глазах действительно задел ее. На краткий миг Рэйф стал похож на упрямого школьника, пойманного на шалости, и теперь ожидающего наказания.

— Вовсе нет, — возразила она ему. — Я все еще намерена идти с вами. Но мне бы хотелось, чтобы вы по дороге воздержались от разрушения чего–нибудь еще.

Она с удовлетворением заметила, что удивила его. В его лице что–то смягчилось, и он посмотрел на нее с разгорающимся интересом, вызвавшим в ней таинственный отклик.

— Больше бить ничего не буду, — пообещал он.

— Хорошо. — Она натянула на голову капюшон короткого плаща и первой прошествовала к лестнице, ведущей к садовым террасам.

В несколько широких шагов Боумен догнал ее.

— Возьмите мою руку, — предложил он. — Ступеньки могут быть скользкими.

Ханна колебалась перед тем, как взять его под руку. Ее ладонь без перчатки скользнула по его рукаву и она легко оперлась на его мускулистую руку. В своем желании не разбудить Натали, она совсем забыла про перчатки.

— А леди Натали была бы расстроена? — спросил Боумен.

— Из–за разбитой чашки? — Ханна на мгновение задумалась. — Не думаю. Она, вероятно, рассмеялась бы, чтобы польстить вам.

Он улыбнулся ей.

— Нет ничего плохого в том, чтобы польстить мне, мисс Эплтон. Лесть делает меня весьма счастливым и управляемым

— У меня нет ни малейшего желания управлять вами, мистер Боумен. Я вовсе не уверена, что вы стоите таких усилий.

С его лица исчезла улыбка, и челюсти окаменели, как будто Ханна коснулась больного места.

— Предоставим это леди Натали.

Они пробрались сквозь дыру в старой живой изгороди из тиса и пошли по гравийной дорожке. Аккуратно подстриженные кусты и деревья напоминали гигантские пирожные с глазурью. Из ближайшего леса доносились пронзительные крики поползней. Широко расправив крылья, низко над землей в поисках добычи пролетал лунь.

Хотя держаться за сильную, надежную руку Боумена было приятно, Ханна неохотно убрала свою ладонь.

— Теперь, — тихо спросил Боумен, — скажите, какое у меня, по–вашему, мнение о леди Натали.

— Не сомневаюсь, что она вам нравится. Думаю, вы готовы жениться на ней, потому что она отвечает вашим запросам. Очевидно, Натали облегчит вам дорогу в высшее общество, подарит светловолосых детишек и будет достаточно воспитанной, чтобы не замечать ваших похождений на сторону.

— Почему Вы так уверены, что я буду ходить налево? — спросил Боумен скорее с любопытством, чем с возмущением.

— Пока все, что я о вас знаю, подтверждает вашу неспособность хранить верность.

— Я смог бы хранить верность, но только особенной женщине.

— Нет, не смогли бы, — ответила она с абсолютной уверенностью. — Ваша верность или неверность не зависят от какой–то конкретной женщины. Они зависят только от вашего характера.

— Боже мой, вы слишком упрямы. Вы, должно быть, наводите ужас на всех мужчин, с которыми встречаетесь.

— У меня не так много знакомых мужчин.

— Это многое объясняет.

— Что именно?

— Почему вас раньше не целовали.

 Ханна остановилась и резко развернулась к нему лицом.

— Откуда вы … как вы …?

— Чем больше у мужчины опыта, тем проще он распознает его отсутствие у других.

Они дошли до небольшой полянки, в центре которой располагался фонтан с русалкой, окруженный низкими каменными скамейками. Ханна взобралась на одну из них и медленно пошла по кругу, перепрыгивая с одной скамейки на другую.

Боумен последовал за Ханной, шагая рядом со скамейками.

— Значит, ваш мистер Кларк никогда не заигрывал с вами?

 Ханна покачала головой, надеясь, что он припишет разгорающийся румянец холодному воздуху.

— Он не мой мистер Кларк. А что касается заигрываний … Я не до конца уверена, но однажды он… — Осознав, что чуть не проговорилась, Ханна резко замолчала.

— Ну, нет! Вы не можете остановиться на самом интересном месте. Так что вы собирались сказать? — Боумен зацепил пальцами пояс ее платья и настойчиво потянул, вынуждая остановиться.

— Не надо! — сказала она, с трудом переводя дыхание, и бросая на него сердитый взгляд с высоты скамейки.

Боумен, обхватив её за талию, снял со скамейки. Он удерживал девушку прямо перед собой, слегка сжимая ее талию.

— Что он сделал? Сказал какую–нибудь непристойность? Попытался заглянуть вам за корсаж?

— Мистер Боумен! — С беспомощным, сердитым взглядом запротестовала она. — Около месяца назад мистер Кларк изучал книгу по френологии[4] и попросил позволения ощупать мою …

Боумен замер, его темные глаза впервые за все время слегка расширились.

— Что именно?

— Мою голову. — При виде его озадаченного лица Ханна поспешила пояснить. — Френология — это наука, которая анализирует форму черепа человека и …

— Да, я знаю. Каждый параметр, каждое углубление что–то означает.

— Верно. Поэтому я позволила ему оценить строение моей головы и составить таблицу всех неровностей, которая позволит определить черты моего характера.

Казалось, Боумена это чрезвычайно позабавило.

— И что же он обнаружил?

— Похоже, у меня большой мозг, любящая и постоянная натура, склонность выносить поспешные суждения и способность к сильной привязанности. К сожалению, в задней части черепа имеется небольшое сужение, которое свидетельствует о преступных наклонностях.

Он довольно рассмеялся.

— Я должен был догадаться! В тихом омуте черти водятся. Разрешите мне тоже ощупать. Очень хочется узнать, какая форма у преступных наклонностей.

Ханна быстро вывернулась, увидев, как он потянулся к ней.

— Не прикасайтесь ко мне!

— Вы уже позволили одному мужчине обследовать ваш череп, — сказал он, неотступно следуя за ней. — Ничего не изменится, если вы разрешите другому мужчине сделать то же самое.

Опять он с ней играет! Хотя это было совсем неуместно, она почувствовала, как несмотря на беспокойство и тревогу, из ее груди рвется смех.

— Изучайте собственную голову, — воскликнула Ханна и попыталась спрятаться за фонтаном. — Уверена, у вас сколько угодно преступных выпуклостей.

— Результат не будет достоверным. В детстве меня слишком часто били по голове. Отец убедил наставников, что это пойдет мне на пользу.