— О чем вы толкуете, — подала голос сама Диана Лукинична, — какой там контакт с пришельцами, когда с домоуправом не сговоришься. Если бы не любезность Гаврилы Никитича, — хозяйка ласково улыбнулась слесарю, — так бы и жили без ванной.

— Ну, это не имеет отношения к разговору, — рискнул возразить ее супруг.

— Ах, не скажите, Никодим Лукьянович, — вступилась же на Дубилова, директора школы. — У нас ведь тоже просьба к Гавриле Никитичу. Придете, дружок? — Она заискивающе потрогала слесаря за рукав.

— Отчего же! — бодро отозвался тот. — Как говорится, контакт есть контакт!

— Путь к контакту лежит через контракт, — сострил Сарафаненко, гитарист.

— Вы всерьез отрицаете возможность взаимопонимания с инопланетчиками? — спросил Дубилов, не позволяя себе поддаться общему легкому настроению. Строго глядя поверх очков в глаза Звонскому, учитель добавил: — Это ведь, знаете, не совсем отвечает диалектическому материализму.

— Давайте-ка, друзья, посмотрим телевизор! — вскочил Лутохин. — Как раз захватим конец программы «Время», узнаем, какая завтра погода.

— А у меня свежий кофе готов. Вам подлить, Митрофан? — обратилась хозяйка к Дубилову.

Гости дружно уставились в голубой экран.

— Вторгшаяся из Арктики волна холодного воздуха, — говорила симпатичная прогнозерша, — столкнулась с мощным встречным потоком. Образовался циклон необычной силы, столбик ртути опустился ниже черты 40 градусов. Последний раз такое случилось 120 лет назад…

— Домой нам теперь не добраться, примем конец свой в урагане, согревая напоследок друг друга! — воскликнул Сарафаненко.

— Оставайтесь у нас, места хватит, — радушно пригласил Никодим.

— Нет уж, не стану доставлять хлопот, да и до работы отсюда далековато.

— Завтра суббота.

— Подумать только, такая холодина! Что с природой творится…

— Я вот читал…

— Оставьте, природа как природа.

— Смотрите! Смотрите!

Все замолкли. На экране действительно происходили странные вещи. Чья-то ладонь легла на руку диктору, сообщавшему-что программа «Время» кончилась и зрители могут посмотреть очередные передачи. Он попытался высвободиться, но безуспешно. Мелькнуло растерянное лицо второго диктора, изображение на секунду потеряло устойчивость, размылось, заплясало, а потом в кадре появился незнакомый мужчина.

— Прошу не паниковать и спокойно выслушать мою информацию, — заявил он высоким, почти женским голосом. У него были бархатные черные глаза и мушкетерские усики. — Я — марсианин. Да, да, не удивляйтесь и не думайте, что я вас мистифицирую. Конечно, у меня совсем иная природная внешность. Не имеет значения какая. Важно, что мы научились принимать облик землян и находимся среди вас, не опасаясь вызвать подозрений. Наших людей здесь, на Земле, не так много, но они есть практически во всех странах и крупных городах.

Теперь я скажу о том, что наверняка волнует вас больше всего. Что нам надо, с чем мы пришли? Будьте покойны: у нас нет намерения покорить вас, хотя достигнутый нашим обществом уровень техники легко позволил бы сделать это. Мы хотим лишь изучить вас и вашу планету. Если окажется возможным, используем энергетические ресурсы Земли, чтобы пополнить иссякающие источники энергии на Марсе. В этом случае мы не станем грабить вас и найдем способ щедро расплатиться.

Вы спросите, почему мы не пришли к вам в открытую? И в то же время почему понадобилось сообщать о нашем присутствии? Я отвечу…

Но Лутохин и его гости так и не услышали в тот вечер ответов на эти вопросы. Внезапно погас свет, лицо марсианина, растянувшись в линейку, отчего он, казалось, ухмыльнулся, исчезло.

Несколько секунд все сидели как завороженные. Потом Никодим кинулся к окну, крикнул:

— У всех погас. Надо же, в такой момент!

Он пошел звонить на станцию, дознаваться, в чем дело. Хозяйка принесла свечу. Компания начала приходить в себя.

— Поразительно! — сказал Звонский. — Рассуждаем, рассуждаем, а когда это наконец случается, не хотим верить.

— Вы всерьез? — спросил Сарафаненко дрогнувшим голосом.

— А вы что, сами не видели? — вступился Дубилов. — Теперь они нам покажут!

— Но позвольте, марсианин ведь сказал, что у них нет дурных намерений, — робко возразил Будушкин.

— Не будьте ослом, — грубо сказал Дубилов, — с добрым делом в чужой дом тайком не пробираются.

Вбежал Лутохин и сообщил, что телефон не работает, а света, насколько можно судить по поднявшемуся вокруг переполоху, нет во всем городе.

— Не понимаю, чего мы сидим? — вскочил вдруг Дубилов.

— А что?

— Надо принимать меры.

— О чем вы? — спросил Будушкин.

— Среди нас марсиане. Их следует выловить, и без промедления.

— Как вы собираетесь это сделать? — осведомился Звонский.

— Пока не знаю. Знаю, что надо браться тотчас.

— Тогда беритесь. Прямо здесь советую и начать. Вам ведь, без сомнения, известно, чем пахнут марсиане, так вам и бояться нечего.

— Друзья, друзья, успокойтесь, прошу вас! — взывал Никодим.

Звонский и Дубилов стаяли друг перед другом в позе изготовившихся к бою петухов. Слесарь Гаврила Никитич собирался разнять, если все-таки начнут, во что он, зная эту публику, в глубине души не верил. Жена Дубилова повисла на своем муже, а Диана — на Звонском. Сарафаненко исчез. Будушкин пробирался к выходу.

Гражданин Гудаутов сошел с поезда дальнего следования и прошествовал в вокзальный ресторан, пребывая в отличном расположении духа. Он с энтузиазмом насвистывал популярную песенку:

Слова эти находили живейший отклик в его душе, поскольку Гудаутов действительно жил каждый раз, как в последний. Во всяком случае, перед очередной отсидкой.

Гудаутова впервые назвали гражданином много лет назад, когда председатель райсовета вручил ему паспорт, а родня и местная общественность сердечно поздравили с приобретением широкого круга гражданских прав.

В следующий раз он был назван так уже в связи с нарушением своих гражданских обязанностей и попыткой присвоить не принадлежащие ему ценности. Потом Гудаутов неоднократно бывал в подобной ситуации, обращение «гражданин» ему полюбилось, он привык так представляться и даже думать о себе в третьем лице.

Вот и сейчас. «Гражданин Гудаутов, — мурлыкал он сам себе, шагая мягкой и цепкой поступью барса к свободному столику в темном углу ресторанного зала, — гражданин Гудаутов, ты настоящий мужчина!» Давно не было у него такой удачной операции. Три туго набитых бумажника добыто в одну железнодорожную ночь. За вычетом стоимости билета и саквояжика с грязным бельем, который пришлось забыть в вагоне, чистая выручка составила 1895 рублей. А какие сюрпризы таил элегантный чемоданчик из желтой кожи, который Гудаутов подхватил на выходе и с содержимым которого не успел ознакомиться? Жизнь и в самом деле была прекрасна!

Гудаутов привычно запечатлел в памяти расположение столиков, наметил кратчайший путь на волю и взял на учет ближних посетителей. Карта местности показалась ему благоприятной. Устроившись поудобней и надежно примостив чемоданчик у своей правой ноги, он позвал официанта и позволил себе расслабиться.

Прямо перед ним сидели двое мужчин и девушка. Одного из мужчин, крупного и румяного, который подносил бокал ко рту осторожными замедленными движениями, Гудаутов сразу окрестил лопухом. Второй был худ и истерически подвижен, ерзал на стуле, временами даже подпрыгивал и поглядывал по сторонам, явно не стесняясь привлекать к себе внимание. «Артист», — определил опытный Гудаутов. Как всегда, он с большим удовольствием оглядел девушку. На его вкус она была «не ахти, но ничего».

Следующие полчаса его внимание было занято выбором блюд. Официанты в провинции не меньше, чем в столице, проявляли к Гудаутову особое почтение. Чутье, видимо, им подсказывало, что этот смуглый южный человек с бархатными глазами, барскими манерами и фамильярным обхождением умеет легко зарабатывать деньги и привык сорить ими. Словом, сердца людей, занятых в сфере обслуживания, раскрывались перед Гудаутовым. Он был приятно удивлен изысканностью и широтой выбора пищи, предложенной вокзальным ресторанчиком. И лишний раз похвалил себя за решение сделать остановку в Заборьевске.